Хранитель кладов

– Вообще-то мы сюда не для того прибыли, чтобы пару пятаков из земли выкопать, – попенял мне он. – Но да, не стану.

– В прошлый раз я набрел на захоронку вот таким же образом, – без тени шутки сообщил я ему. – Не уверен, что между этими событиями есть какая-то связь, но… А что если деньги к деньгам? Найдя малое, мы дернем за ниточку, которая приведет нас к большому? В любом случае этот вариант надо отработать.

– Изволь, – антиквар сделал гостеприимный жест ручкой, хоть было и заметно, что он здорово недоволен. – К тому же в этом есть нечто пикантное. Виталий, лопатку возьми из багажника, я видел, что наш друг ее тоже прихватил. Поможешь ему, если он что-то найдет.

Если честно, сейчас я брал некий тайм-аут. Собственно, для того и металлоискатель прихватил, поскольку предполагал, что может возникнуть подобный затык. Да что там? Я даже не сомневался, что на этот раз влет ничего не найду. Два прошлых случая, те, когда меня клады манили, – это везение, не более того. Гарнитур Лыбеди тоже не в счет, там совсем другая история, ее надо держать отдельно, как мух от котлет.

Черт, знать бы наверняка, что клад здесь, – стало бы проще, имелось бы понимание того, что обшаривание каждого сантиметра имеет смысл. А так тыканье пальцем в небо получается.

Ладно, сейчас поброжу, поскребу по местным сусекам, авось чего и придет в голову. Тем более что я Шлюндту не соврал, один из двух кладов я так и нашел. Второй, правда, при более пикантных обстоятельствах дал мне о себе знать, но это уже интимные детали, разглашению не подлежащие.

Да и понравилось мне с этой штукой ходить, ожидая попискивания в ушах. Серьезно. Есть в данном процессе нечто притягательное, уводящее в детство, когда мы клады искали ради приключения, а не для того, чтобы обогатиться или сохранить свою жизнь и рассудок.

Первая «поклевка» не заставила себя долго ждать, и это была монета, причем из числа тех, которую Сивый с Гендосом почти сразу бы отправили в котелок. Послереформенный советский «двухгривенный», не редкость ни разу. А «почти» – потому что они всегда внимательно смотрели на год чеканки. Оказывается, и среди подобных монет попадаются уникумы, пусть нечасто, но все же. Сивый как-то вечером мне целую лекцию прочел, в которой осветил этот вопрос, в ней фигурировали московский и ленинградский монетные дворы, года выпуска, завитушки на аверсах, смотрящие не туда, куда надо, количество колосьев в снопах и много чего другого. Я, признаться, практически ничего из этого не запомнил, потому попросту сунул монетку в руки Виталия, который ее и выкопал, со словами:

– Сувенир. На память о сегодняшней вылазке за город.

Минут через сорок таких «сувениров» набралось полтора десятка, причем среди них попадались и раннесоветские монеты, одна даже тридцатых годов.

Мало того, я еще и медаль нашел. Правда, не военную, а, если можно так сказать, гражданскую, с Лениным. Сначала было обрадовался, подумал, что редкая, но после Карл Августович мне объяснил, что ей в свое время только что домашнюю живность не награждали. Их к столетию Ильича наштамповали не меньше, чем в свое время юбилейных же медалей к трехсотлетию дома Романовых.

А потом я нашел клад.

Нет-нет, не тот, что планировалось, но все равно самый настоящий. Я вынул его из-под кустов разросшейся до неприличия смородины, причем пришлось даже немного повредить ее корень, оплетший изрядно проржавевшую плоскую небольшую банку, в которой что-то погромыхивало.

Самое интересное, что я его услышал. Он вещал нечто неразборчивое тихо-тихо, на грани слуха, донеслось до меня это бормотание только тогда, когда я с крышки землю начал стирать. Металлоискатель – и тот отыскал его раньше.

И все же это был клад. Как видно, те дети, которые когда-то зарыли его тут в процессе игры, сказали некие слова, подарившие ему жизнь, если это можно так назвать. Формально-то условия были соблюдены, это было пусть совсем незамысловатое, но сокровище, схороненное от чужих глаз и предназначенное тому, кто его найдет. Они его закопали и, разумеется, про него забыли. Многое ли мы помним из того, что делали в шесть-семь лет? Разумеется, нет. Пошли бывшие детсадовцы в школу, а там другая жизнь, другие заботы, что вспоминать о старой банке с еле различимой и непонятной надписью «Мо…а…ье», зарытой как-то летом? Да и о самом детском саде в целом? Там было детство, а тут – жизнь.

А он так и лежал здесь, под смородиной, всеми забытый, пока я его не отыскал. Кстати, когда я с трудом отковырнул крышку, то на секунду перед моими глазами промелькнула картинка из прошлого, как видно, то единственное, что запомнило это сокровище. Я увидел солнечный день, синее небо и двух дошколят, мальчика и девочку, загорелых, с шелушащимися носами и очень серьезными лицами. Вот ведь. Им сейчас, небось, лет за сорок перевалило. А может, и больше.

Само собой, ничего серьезного в банке не оказалось. Темная от времени горстка мелочи советского периода, большей частью копейки. Маленькие такие, которые и за деньги-то не примешь. Пятак еще туда-сюда, есть ощущение, что это хоть какая, но денежка, а вот копейки…

Ну и ладно. Зато эмоций сколько испытал! И тара под улов появилась.

– Это немного не то, за чем мы приехали, – заметил антиквар, сидящий рядом с машиной на раскладном стульчике, который, как выяснилось, специально для него возили в багажнике, и попивающий кофеек из термоса. – Валерий, время идет, а мы стоим.

– Неправда, – весело ответил ему я. – Вы сидите, а я хожу.

– Может, еще раз в дом прогуляемся? – предложил он. – Я склонен предполагать, что наша цель спрятана именно там. Не верится мне в то, что глава столь почтенного рода закопал свое добро где-то под яблоней. Нет, случись это позже, во времена революции, – да, подобное предположение имело бы смысл, но здесь-то речь идет о куда более ранних временах. Нет, Валерий, это именно тайник. Продуманный и оборудованный, такой, который всегда будет под рукой, в который легко что-то добавить. Или, наоборот, оттуда что-то забрать.

– Вот только вы все стены задолго до меня «прозвонили» и простучали, а толку ноль, – я тряхнул коробкой над ухом – медь зазвенела. – Хотя ваши доводы абсолютно логичны.

– Если бы я не боялся повредить то, что спрятано в доме, то давно бы его разобрал по кирпичику, – печально сообщил мне Карл Августович. – Но подобные постройки имеют одну слабость – стоит только что-то тронуть – и – бах – нет дома, один битый кирпич да обломки старых бревен. Вон, на том же Сивцевом Вражке или Пятницкой вроде бы с фасада все дома старые, городские усадьбы через одну стоят. Тут тебе на памятных досках и Голицыны, и Мещерские, и Долгоруковы. Годы постройки, «охраняется государством». А на деле – муляж. В лучшем случае внешние стены уцелели, а внутри от тех усадьб давно ничего не осталось.

Что-то он темнит. Уверен, при необходимости нагнал бы сюда техники и людей, поставил крепежи, леса и так далее. В наше время при наличии денег можно решить любую инженерную и строительную проблему, было бы желание.

Нет, не только в этом дело. Но что тут к чему – меня не касается. Не люблю, когда кто-то лезет без спросу в мои дела, но и сам в чужие нос не сую, не имею такой привычки. За излишнюю любознательность нос могут отрезать, причем вместе с головой. Истина избитая, но неизменно актуальная.

При этом, повторюсь, антиквар все же прав. Тайник в доме.

Только где?

Я выключил металлоискатель, прислонил его к стволу яблони, закурил, подошел к крыльцу, задрал голову вверх и понял, что мы не сделали, обходя дом.

– А чердак? – глянул я на Шлюндта, который закручивал крышку термоса. – Чердак тут ведь есть?

– И да, и нет, – отозвался антиквар. – Чердаки в нашем теперешнем понимании этого слова в подобных домах отсутствовали. Они для чего нужны? Для складирования всякого хлама, который неизбежно скапливается в месте проживания людей. А у этих господ для подобного специальные строения имелись, что-то в каретном сарае хранилось, что-то во флигеле для прислуги. Собственно, все ненужное этой самой прислуге и дарилось. Только и сарай, и флигель до наших дней не дожили за ненадобностью. Сарай еще в двадцатых годах сгорел, флигель чуть позже снесли. Так что чердак есть, но это просто пустое пространство с перекрытиями, и все.

– Но вы там тоже искали? – уточнил я.

– Разумеется, – кивнул Карл Августович. – А как же. Пыль – и только. Правда, пыль столетий.

Я подбросил на ладони медальку с Ильичом, затушил сигарету и предложил:

– Пойдем все же поглядим. Ну и еще раз по дому пройдемся.

Кстати, еще в институте нам рассказывали, что на иных московских чердаках относительно недавно такие редкости находили, что только ахнуть можно. В старом жилом фонде, имеется в виду в дореволюционном. Даже отдельная разновидность изыскателей старины имелась, их «чердачниками» называли. В основном их улов, конечно, заключался в старых книгах, предметах быта и прочей мелочевке, но иным везунчикам перепадали иногда и счастливые билеты, вроде картин старых мастеров, спрятанного от новой власти оружия или даже кое-какого золотишка в виде украшений. Правда, долго это счастье не длилось, какие-то дома пошли на снос, какие-то прикупили новые хозяева, которым незваные гости были не нужны.

А в Питере до сих пор, по слухам, таких чердаков еще полно, есть где любителям старины полазать.

Не соврал мой компаньон – пылищи оказалось немерено. По углам она вообще как сугробы лежала, что совершенно не странно, все десятилетиями же копилась. Это раньше здесь, скорее всего, горничная время от времени прибиралась, а как революция женщину освободила, так сюда никто больше с водой и тряпкой не хаживал. Детсадовским же нянечкам подобное даже в голову не приходило, у них и без того хлопот хватало.


А еще было видно, где в прошлый раз антиквар с подручными ходил, их следы были хорошо различимы.

– Все простучали, – подал голос Антон. – И потолки, и перекрытия, и пол. Пусто.

– Не совсем. Ты про несколько подшивок журнала «Мурзилка» забыл, – хмыкнул Виталий. – Старых, за семидесятые годы. Я их соседскому пацану отволок, думал, ему интересно будет про Ябеду-Корябеду почитать, так он их даже не открыл. А мне в детстве нравилось.

Оттаяли бойцы, в разговоры начали вступать.

Я прошелся по чердаку, почесывая нос, который моментально забился пылью. И правда, пусто.

«Тихо, – прошелестел в голове бесплотный голос. – Тихо-тихо-тихо. Он рядом, он тут».

«Он» – это что, обо мне? То есть клад меня боится? Это что-то новое!

– Ты что это насторожился, друг сердешный? – встрепенулся антиквар, внимательно следивший за мной. – Вижу, услышал ты его! Где он?

– Пока не знаю, – пробормотал я, крутясь на месте. – Где-то рядом.

– Пол будем вскрывать? – деловито уточнил у хозяина Антон. – За инструментом идти?

– Да погоди ты, – отмахнулся от него Шлюндт. – Валерий, ну же!

Ну же, ну же. Ничего не понимаю. Снова тишина. Где же ты есть-то?

Я покрутился по чердаку, поковырял носком кроссовка пол, провел ладонью по потолку, отчего та стала серой.

– Валерий, – прошелестел за правым плечом голос Карла Августовича, – прикажи ему. Прикажи. Ты Хозяин, клад обязан тебя слушаться. Воля кладов сильна, особенно у тех, кто спрятан не вдруг, не случайно, но ты должен научиться быть сильнее. Прикажи ему открыться перед собой, он не сможет не выполнить твое повеление.

– Как? – бросил я чуть раздраженно. – Сказать: «А ну-ка, покажись»?

– Может, и так, – шепнул старик мне в ухо. – Может, как-то по-другому. Я всего лишь собиратель древностей, и не более. Но я знаю одно: если ты не научишься подчинять себе старое золото, то в какой-то момент сам станешь его слугой. Не ты будешь властвовать над ним, а оно над тобой. И это станет первым твоим шагом к собственной смерти и не-смерти.

– Последние слова не понял, – повернулся я к нему. – Вы о чем?

– Если ты будешь слаб, то раньше или позже твоя душа станет чьей-то добычей, – свет солнца, проникавший на чердак через небольшое круглое оконце, разделил лицо антиквара на две части, превратив его в жутковато выглядящую маску, в которой причудливо смешались свет и тьма. – Хозяин кладов, проигравший битву, становится слугой того, над кем ранее имел власть. Все честно, все по Покону.

– Жесть какая, – произнес я. – Вы серьезно?

– Мир, частью которого ты стал, живет по другим законам, нежели тот, к которому ты принадлежал раньше, – губы антиквара растянулись в улыбке. – У нас ничего не решают слова, все определяют дело и поступки. Так что решай, что тебе милее – стать настоящим Хозяином или ждать того момента, когда тебя повергнут в прах.

Провоцирует меня этот старый чёрт, это предельно ясно. И дело тут не только в сокровище, которое спрятано в этом доме, у него есть какая-то другая цель, более масштабная. Но при этом он не врет, похоже, все обстоит именно так, как он сказал, да и Михеев о чем-то подобном упоминал. Вот только непонятно, отчего до меня Стелла такие полезные сведения не донесла? Потому что не знала о таких тонкостях? Или просто не захотела информировать на этот счет? В последнее верится больше, особенно если вспомнить слова дяди Фомы.

Ладно, это все частности. Сейчас мне нужно понять, как именно подчинить клад своей воле.

Господи, ну вот почему Полоз мне вместе со змейками на груди какой-нибудь мануал не предоставил, а?

Я глубоко вдохнул и произнес про себя:

– Знаю, ты слышишь меня. Я пришел за тобой и заберу тебя отсюда. Где ты? Отзовись.

Тишина, только сопение подручных Шлюндта слышно из углов. Сам антиквар отошел к дальней стене, практически слился с ней, и теперь лицо его было совершенно неразличимо, только глаза поблескивали из мрака.

– Велю тебе – отзовись. Твое время пребывания в этом доме вышло, тебя ждет большой мир. Я, Хранитель кладов, приказываю – откройся мне.

– Мы ждем своих владельцев, – тонко и как-то очень жалобно проскулили сразу несколько голосов. – Мы принадлежим им. Ты не вправе нас забрать.

– Вправе, – сообщил им я, вложив в слова, пусть и не произнесенные вслух, всю отведенную мне Господом силу убеждения. – У вас нет владельцев, они все давно мертвы. Последний из них покинул этот мир много лет назад. Вы теперь ничьи, а значит, мои. Все покинутые, забытые, заброшенные и бесхозные клады в моей власти. И вы – тоже. Приказываю – покажись мне!

– Ты хочешь отдать нас тому, кто привел тебя сюда, – этот девичий голос отличался от остальных, он был силен и звонок. Он чем-то был похож на голос моей одноклассницы Светки Моргуновой, особы решительной и принципиальной, которую я всегда уважал. Правда, я так и не понял, на кой она сразу после школы вышла замуж, но это дело не мое. Да и не Моргунова она теперь, а Шелестова, мне про это Сивый рассказал. А еще дочка у нее вроде как имеется, и даже вовсю уже в школу ходит. Ладно, это меня не в ту степь повело. – Его руки в крови, Хранитель. В его душе мрак. Не делай этого.

– Не думаю, что вы задержитесь в этих руках надолго. Его работа – продавать и покупать. Вы скоро обретете новых хозяев, они будут заботиться о вас. Вы снова станете сиять, вы станете делать то, для чего появились на свет.

– Оставь нас здесь, – попросила меня девушка. – Прошу тебя!

– Не могу, – с печалью ответил ей я. – Рад бы, но не могу. Но тебя, если хочешь, могу избавить от моего спутника. По крайней мере, попробую это сделать. Кто ты?

– Ты не захотел услышать тех, кого призван защищать, – печально промолвила девушка. – Ты предал нас. Но мы подчиняемся твоей воле. И – прощай.

Под потолком, прямо надо мной, на секунду вспыхнул яркий свет, и в нем я увидел изрядных размеров ларец, стоящий на круглом помосте. Мало того, помост этот вдруг подпрыгнул вверх-вниз, а после чуть повернулся, словно желая мне что-то дать понять.

Стоп-стоп-стоп. Я, кажется, сообразил.

– Значит, говорите, все простукивали? – уточнил я у спутников Карла Августовича. – Прямо все-все?

– Все-все, – обиженно засопел Антон, а Виталий кивнул.