Хозяйка приюта магических существ

— Вот как, — глубокомысленно заключил Хэй, а потом спросил у Вайта: — Тебе грустно?

— Уже не так, — сказал Вайт. — Твои руки хорошие. Добрые. Они напоминают язык дедушки. Он всегда мне вылизывал макушку. Аккуратно и медленно.

Мы невольно хихикнули: я и Элис. И уже не такой тяжелой атмосфере добрались до дома. Дракончик перед входом слетел с моих рук.

Как только я вошла в холл, то ощутила, как все силы — физические и моральные — спешно покидают меня. Словно я выдохлась до такой степени, что остались лишь силы дышать.

Боже, неужели этот безумный и ужасный день закончится? Хотя какой день? Я не спала более полутора суток: тяжелых и трагичных, наполненных чужим горем, слезами, отчаянием и душевной болью. Даже мое стабильно эмоциональное состояние пошатнулось. Сейчас я хотела закрыть глаза, заснуть и обо всем забыть. Хотя бы на время. Не будь тут дети, Элис и Хэй, который смотрел на меня встревоженно, едва ли не испуганно, я бы улеглась прямо на полу и попросила меня ни за что не будить.

Усилием воли я заставила себя взбодриться и вести естественно и легко. Чуть улыбнувшись, я сказала:

— Я спать, не разгромите тут дом.

— Мой человек! — возмутился дракончик. — Ты сейчас шутишь? Я две недели назад пробовал разбить стену. Но она огнеупорная и не поддается физическому воздействию!

— Так вот кто привел в негодность три амулета укрепления, — пробормотала я. — В общем, больше так не делайте. Я к себе в комнату, не беспокойте меня часов двенадцать, если тут не случится что-то чрезмерно важное.

— Разрушенная стена к этому относится или нет? — уточнил дракончик.

— Нет, — ответила я, опустив воспитательную часть. Я обязательно объясню кому-то резвому, почему не стоит громить свой собственный дом. Но потом.

— Я с тобой, нужно обсудить один вопрос, — сказал Хэй, когда я начала подниматься по лестнице. — Это быстро.

Ну, если быстро, то можно. Правда, когда я зашла в спальню Хэй почему-то не стал обсуждать вопросы, а подошел, развернул меня к себе и обнял. Не развязно, нет. Пожалуй, даже как-то по-родственному.

— Хэй? И что ты делаешь, позволь узнать? — спросила я, даже не пытаясь вырваться.

— Обнимаю, наверное?

— Что за ответ такой? — возмутилась я. — Делаешь ты, а спрашиваешь меня о том, что делаешь? Не мог бы ты найти другое время для флирта?

— Это не флирт, — серьезно ответил Хэй. — Я похож на человека, который будет таким заниматься, когда ты уставшая и расстроенная?

— Не слишком, — честно ответила я. — Но, признаюсь, я понятия не имею, что за мысли у тебя в голове.

— Рассказать?

— Расскажи, — согласилась я, почувствовав, что Хэй прижал меня к себе еще крепче.

— Следую совету дракончика. Видишь ли, когда человеку тяжело, плохо на душе, то его надо обнять, чтобы у него так не болело. Дракончик мне еще и погладить советовал, но я, пожалуй, воздержусь, — со смешком сказал Хэй. — Иначе, боюсь, мне все «гладилки» подпалят или повыдирают.

— Пф-ф-ф, — не выдержала я. — Насчет последнего ты очень даже прав, а вот по поводу первых слов...Я похожа на человека, которому нужно утешение и возможность выплакаться? Пока мне нужно только выспаться. Плакать дозволено детишкам и кому-то вроде Элис...

— Конечно-конечно, стойкая железная Лиссандра не плачет и не расстраивается, зачем ей такие тривиальные вещи, как утешение? — перебил меня Хэй, двигаясь вперед и заставляя меня шагать синхронно: из объятий меня так и не выпустили.

После чего Хэй резко опустился вниз, утягивая меня за собой. Мы благополучно уселись на мою кровать, а Хэй так и не разжал объятия. Не могу сказать, что эти объятия мне были неприятны. В общем, если бы не моя симпатия к Хэю, то я давно бы не сдерживалась и огрела его какой-нибудь магией посильнее. Но его поведение я никак не могла понять. К чему он ведет? Зачем мне это говорит? Он не приставал, не пытался воспользоваться моих раздраенным состоянием. Такие вещи я легко распознавала, буквально за несколько секунд.

— Лисса, прекрасная сильная Лиссандра, на которую всегда можно положиться. Которая обнимет и утешит даже поразительно могущественных монстров, даже невероятно сильных людей. Ты очень сильна духовна. Я восхищен, правда, восхищен, пожалуй, впервые за несколько десятилетий, если не больше. Но ты отнюдь не всесильна. Никто не всесилен: ни могущественные маги, ни драконы, ни даже боги. Если будешь так к себе относиться, то рано или поздно, когда тебе не хватит сил... — Хэй неожиданно оборвал свою речь, тяжело и прерывисто вздыхая. — Поэтому, Лисса, чтобы не случилось ничего плохого, тебе нужен человек, который тоже обнимет тебя, утешит. Тот человек, в чьих объятиях ты сможешь поплакать, когда тебе невыносимо тяжело. Знаешь, я был бы счастлив, если бы таким человеком для тебя стал я.

Пожалуй, даже если бы мне признались в любви, я не была бы так тронута, как сейчас. Эти слова Хэя... Уважение, беспокойство и мольба, чтобы его искреннюю заботу не отвергали. Как я могла это проигнорировать? Как я могла не обратить внимания на слова, в которых была не просто доля правды, они все были истинными? Я устала, очень устала. Если бы не годами выработанная привычка, терпеть все, сцепив зубы, не позволять ни одной слезинке пролиться, то я бы уже давно рыдала. Вместо этого я привычно копила все в себе, говоря, что все случившееся — смерть Трисси, судьба монстров, плач детишек и трагическая судьба упрямой Сивиль — обыденные вещи, над которыми я не могу грустить, которые я могу лишь пережить. Я считала, что не могу никому показать это. Но, наверное, если это увидит Хэй, то ничего страшного?

Он и так все понял, а в его объятиях и впрямь было удобно, тепло и спокойно: в них мою печаль, мои слезы и впрямь никто не увидел бы.





Глава 37




На следующее утро я встала бодрой и полной сил. Последнее, что я помнила, — теплые объятия Хэя. Что же, буду искренне надеяться, что я оказалась в одежде для сна и под одеялом исключительно благодаря привычке переодеваться перед сном, а не доброте и излишней предусмотрительности Хэя.

Я успела только одеться, как услышала дикий грохот снизу. Словно кто-то обрушил где-то потолок. И расколошматил люстру. Доброе утро, Лисса, пора спускаться и разбираться.

Было бы еще по чему спускаться: лестница, ведущая из холла на второй этаж, была слегка разрушена. Ну, ладно, наполовину: левая часть казалась почти крепкой и целой. Надеюсь, лестницу можно будет починить. В отличие от люстры, которая валялась прямо на полу. Дракончик аккуратно магией сметал осколки от нее в одно место. К счастью, на первый взгляд никто не пострадал.

— Ой, мой главный человек! — испуганно сказал дракончик, когда меня заметил. — Оно само!

— Что само? — спросила я, внимательно осматривая довольно бедственную картину: полуразрушенный холл, выбитые стекла на окнах, растерянная Элис, удерживавшая скалящегося Вайта, и Арч верхом на неподвижно лежащей единорожке. — Люстра сама подралась с полом? Или, может быть, перила решили атаковать ступеньки?

— О! А так бывает? Если так бывает, то пусть все так и было! — растерялся дракончик, а потом подлетел к Арчу и громким радостным шепотом возвестил: — Арч, видишь, а ты еще спрашивал, как мы объясняться будем? Мой главный человек сама себе все объяснила! И мне ничего выдумывать не надо.


Арч неразборчиво взмявкнул, слез с единорожки, лег на пол и закрыл уши лапами:

— Можно я притворюсь, что меня тут нет?

— Нельзя, — сказала я, аккуратно спускаясь по остаткам лестницы. — Хоть кто-то мне должен внятно объяснить, что происходит.

— А Элис?

Я повернулась в сторону Элис, у которой глаза были на мокром месте, но которая упорно удерживала Вайта от нежелательных действий. Да уж, с проблемными детьми не каждый справится. Да и не ото всюду дракончик убрал осколки. Если бы Элис не держала волчонка на руках, тот мог бы поранить свои лапки. А вот Арч и Сивиль были целы и здоровы. Около них образовался полукруг из чистого пола: видимо, единорожка умела ставить щиты.

— А где Хэй и Рэцу? — начала я.

— О, они пошли за книгами для меня! — возвестил дракончик, продолжая старательно убирать осколки. — Чтоб мне было, что почитать!

— А разве ты уже все прочел? — спросила я.

Та-а-ак, и что бы это значило. Я перешла на магическое зрение, чтобы осмотреть дом. Что ж, все ясно: в учебной рухнул книжный шкаф. И книги это не очень пережили, иначе Хэй никуда бы не отправился.

И, судя по тому, кто и с кем устроил драку, виновницей гибели книг была Сивиль. Кстати, а чего это она такая тихая? Вроде бы невредимая на вид. Да и характер у нее не самый ласковый.

— Сивиль? — позвала я. — Все в порядке?

— О да, все чудесно, — едко ответила единорожка. — Если не считать того, что этот рыжий комок меха меня отравил!

— Арч? — строго спросила я.

— Я чуть-чуть. И только для того, чтобы она не дралась.

Методом случайных вопросов я все-таки выяснила, что произошло. Сивиль была в учебной комнате, когда пришел дракончик. Тот и не думал нападать, но Сивиль среагировала инстинктивно: отпрыгнула назад и врезалась в стеллаж с книгами, из-за чего тот начал падать на нее. Естественно, убежать она бы не успела, а потому частично изничтожила сам стеллаж и книги магией. Дракончик растерялся, но драку, памятуя об обещании мне, не затеял. Хэй и Рэцу, разобравшись в ситуации, уговорили дракончика не расстраиваться и сказали, что сходят и принесут ему книги.

Как только они покинули дом, дракончик не сдержался и обозвал Сивиль неповоротливой пони. Кто ж знал, что для единорога сравнение с пони — страшнейшее оскорбление? В этот раз драку устроила Сивиль. Арч, увидев, что они дерутся, попытался вмешаться, но получил от нее чудесное прозвище «бесполезный облезлый слабак», оскорбился и оставил на шкурке Сивиль небольшую, но сдобренную парализующим ядом царапину. Возможно, если бы она не затронула тему его шерстки, то все было бы в порядке. Но, по мнению Арча (обычно весьма авторитетному), оскорбление его шерстки — это худшее, что можно было сделать.

— Арч, ты понимаешь, что Сивиль могла серьезно пострадать? — строго спросила я, опускаясь рядом с единорожкой и проводя над ней руками, чтобы понять, как она.

На удивление, никаких повреждений в организме не было. По моим ощущениям, я бы даже не сказала, что ее отравили. Если яд Арча и был, то в очень маленьком количестве.

— Эй! Она могла бы пострадать только в том случае, если я захотел. А я не хотел, чтобы она страдала, — обиделся Арч, а потом пробормотал себе под нос: — Разумеется, моральные страдания от того, что ее победил слабак, ей точно не повредят. Но они не в счет.

— Не волнуйся, мой человек, Арч сделал все это специально, поэтому все в порядке! — сказал подлетевший дракончик.

— Т-ты!.. — возмутился котенок, а потом, тяжело вздохнув, пояснил: — Если я выпускаю яд специально, то я контролирую, какой яд выпускаю и в каком количестве. Поэтому я не могу навредить.

— А если ты ошибешься? — я не отставала от Арча. Одно дело — подраться и пару царапин заработать. А вот воспользоваться своими силами, чтобы отравить кого-то — вообще нехорошее дело.

— Это инстинкт. Когда я об этом думаю, я не могу ошибиться, — вздохнул Арч. — В любом случае, я очень надеюсь, что вернется Рэцу и проведет с Сивиль воспитательную беседу.

Все-таки Арч иногда порядочный маленький... топтатель чужой гордости.

— Пусть лучше твоя Лисса с тобой воспитание проводит! — возмутилась единорожка. — Потому что вы ведете себя нечестно! Когда я вчера обозвала вашего человека, а вы стали драться, то вас никак не наказали. А теперь вы обозвали меня, я стала драться, а виновата я?

— Во-первых, мой главный человек провел с нами беседу. И объяснил, что мы не должны были так реагировать, потому что тебе плохо. А во-вторых, ты совсем не видишь разницу? — удивился дракончик, а потом спросил то ли у меня, то ли у Арча. — Почему она такая глупая?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я уже поняла, что единорожка в порядке, поэтому тихонько отошла в сторону, чтобы не мешать детям разбираться. Конечно, иногда детские конфликты решают взрослые, но намного эффективнее, если они сами все прояснят.

— Ты! Снова обзываешься! А если я тебя обзову, начнешь драться? — спросила Сивиль, зло сощурившись.

— Нет, зачем мне с тобой драться? Я обзову тебя в ответ, — ответил дракончик. — Но если ты будешь плохо говорить о моем главном человеке, то тебе мало не покажется.

— Какая разница?

— Какая разница, если кто-то обзовет тебя или кто-то обзовет Трисси? — разумно возразил дракончик. — Для меня мой человек такая же, как для тебя Трисси.

— Тогда почему ты не сказал ничего плохого о моей маме, раз так разозлился из-за своего человека? — зло прошипела единорожка.

— Потому что не хотел, — просто ответил дракон. — Почему я должен говорить плохо о Трисси, если она хорошая? Я мало ее знал, но мне она понравилась. А даже если бы я ее совсем не знал, то я бы ничего не стал говорить. К тому же, разве не думаешь, что словесные раны иногда наносят куда больше вреда, чем физические?

Рядом присвистнул Арч:

— И когда дракон так поумнел?

Пришлось подхватить этот комок сарказма, нарциссизма и шикарной шерсти, чтобы не позволить ему вмешиваться в такую важную беседу.

Дракон был восхитителен: красивый, серьезный и такой спокойный. Маленький взрослый. Я ощутила, что горжусь им. Нет, он и без этого был молодцом, но вот прямо сейчас я поняла, как он повзрослел, насколько вырос морально. И в полной мере ощутила, что мое влияние, мои разговоры не прошли бесследно.