Хозяин Зимы [Первая часть]

– Держу, – усмехнулся Неждан в висок Севары.

Она прижалась к нему, пытаясь успокоить сердце. Видеть всё с такой высоты было необычно, но весьма интересно. Захватывающе. Корюшка качнулась, начиная ход. Неспешный и спокойный, именно такой, кокой необходим новичку в седле.

Чтобы провести пальцами по гриве, Севара немного подалась вперёд. Упасть она не боялась – крепкая рука Неждана тесно прижимала к себе, а его большой палец двигался по шву её платья, поглаживая практически неощутимо.

Когда Севара выпрямилась, она услышала его глубокое дыхание. Он тянул воздух носом, а ещё приоткрыл рот, словно пытаясь попробовать ещё и аромат на вкус. Аромат… Неждан пах сочной травой и холодной мятой, как всегда. Но чем пахнет сама Севара? А вдруг она вспотела, пока стояла, следя за скачками? А вдруг она вообще неприятно пахнет?

– Чем я пахну? – вопрос прорезал тишину прежде, чем разум вообще решил стоит ли его задавать.

«Что я несу?» – забился в голове обеспокоенный голос. Только на смех поднять и поиздеваться после такого. Щёки моментально вспыхнули, передавая жар стыда и ушам.

– Ты пахнешь уютом, – серьёзно ответил Неждан. – Пахнешь бергамотом и сладким с кислинкой яблоком, иногда, если пользуешься парфюмом, розой и фрезией.

Севара покрылась мурашками. Не от холода. От слов, щекочущих её изнутри. Ей понравился его тон: бархатный окутывающий и несколько мечтательный. Он ласкал голосом и словами.

Корюшка остановилась в тени деревьев, откуда виднелась спускающаяся к горизонту Инти, раскрасившая небо в яркий оранжево-красный. С противоположной стороны подступала тьма с россыпью мелких звёзд.

Неждан спешился. Ловко. Не потревожил Севару. Она, оставшись без поддержки за спиной, качнулась едва не выпав из седла. Чтобы хоть как-то сохранить равновесие пришлось вцепиться в шею бедной лошади (та, впрочем, терпеливо выносила такие муки, флегматично игнорируя их).

– Иди ко мне, – Неждан поднял руки, задерживая их у талии. Совсем как тогда, когда они навещали ведьмин дом. И совсем как тогда, Севара упёрлась руками в его плечи, пока он спускал её вниз, крепко и мягко держа за талию. Только теперь он не опустил её осторожно перед собой, а заставил сползти по его телу. Она даже едва не наступила на его ноги.

– Что ты…

– Прости.

Вдох застрял посреди глотки царапая её.

– За ч…

Неждан обнял её, вжимая в себя, делая судорожный вдох, какой совершают скорее едва не утонувшие. Кончик носа упёрся в место за её ухом. Севара замерла.

Оттолкнуть? Она не понимала, что нужно сделать. Кричать? Дать пощёчину? Заплакать? Что ей делать? Что он делает?

Севара внезапно потянулась к нему инстинктивно. Что-то в ней заставляло сильнее прижиматься грудью к его груди, вминаться в него, словно она хотела попасть внутрь, под кожу, в его кровь, остаться в отражении его потемневших кубовых глаз.

Неждан отстранился немного. Дышал он теперь быстро, но глубоко, видно было, как раздуваются ноздри, как часто вздымается живот. Словно воздух был напитан чем-то дурманящим и приятным, чем-то что хотелось вобрать и сберечь ото всех, может, даже от самого себя.

– Сева, – пробормотал Неждан. Он вновь наклонился к ней, прикрывая веки. Густые ресницы дрожали. Он дрожал.

Лёгкое движение, перекат с пяток на носочки, и снова упор в его плечи. Севара задрала подбородок, приоткрыла рот. Всё её естество кричало: «Поцелуй меня! Умоляю». Но он не делал этого, хотя видел мольбу в её взгляде. Не мог не увидеть.

– Неждан? – почти простонала она, одновременно изнывая от желания и муки.

Он сжал Севару, притягивая к себе, бормоча ей на ухо:

– Прости, моя милая… моя Сева… Прости.

Она моргнула раз, другой, пытаясь сбросить странное наваждение, сотканное из жажды его губ, пытаясь осознать, что он говорит. Её ладонь сама по себе скользнула по его затылку, пальцы зарылись в волосы.

– За что ты извиняешься? – Шёпот трясся в воздухе, словно был тонким стеблем цветка, тревожимым плотным ветром.

– Я умираю, каждый раз, когда не могу поцеловать тебя. Каждый. Маров. Раз. Больше всего на свете, – Неждан выпрямился ловя её взгляд, – я хочу почувствовать твои мягкие горячие губы, – его большой палец провёл по уголку её рта, – хочу твоего пьянящего медового тепла… Но нельзя.

Севара сглотнула вязкую, отчего-то с горчинкой, слюну и попыталась глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Вышло прерывисто и рвано.

– Почему? Почему нельзя?

– Однажды я расскажу тебе. Обещаю. Я расскажу всё, чего пожелаешь, моя Сева. Но пока… Пока умоляю, не обижайся на меня. Я выдержу твои яростные обвинительные глаза, но не печальную обиду.

Она облизнула губы. Севара собиралась оттолкнуть его, фыркнуть, гордо выпрямив спину, а не выгнув её ему навстречу, как сейчас, податливо и покорно. Но в ней не хватало сил на такое простое действие. Она не хотела снова терять свою опору и покой, своё небо в его радужках, которые сейчас будто подёрнулись тонкой корочкой льда.

– Ты меня бросил. – Голос затрепетал, словно пытался не сорваться на рыдания.

– Испугался собственных порывов, – глухо отозвался Неждан.

Севара медленно кивнула. Она, пожалуй, тоже испугалась своих.

– Я могу навредить тебе, даже если не хочу. Просто из-за нелепой случайности. Потому и остановился. Я… Я не могу рассказать подробности, но просто знай, что мне жаль, что я повёл себя, как идиот.

– И что нам делать?

– Давай, подождём… Я что-нибудь придумаю.


– Мы.

– Что?

– Мы что-то придумаем, – Севара уткнулась лбом в грудь, руками обхватывая его торс. – Я правда не знаю, с чем мы должны что-то придумать, но мы придумаем.

– Хороший настрой. – Послышался смешок, а за ним хлопки фейерверков, раскрасивших и тёмную часть неба.

День подходил к концу. Действительно ли Севара была жалкой? Она и сама больше не знала верного ответа, но стоило широким ладоням Неждана пройтись вдоль позвоночника, как всё стало неважно.





Глава 16. Зимовей




Скачки прошли, а спустя шесть дней закончилось и лето. Дед Ежа уверял, что в этом году оно выдалось особенно долгим и тёплым, что Севара сочла хорошим знаком. Даже пальто она начала носить за четыре дня до начала осени – небывалый успех для Пэхарпа.

– Могильный день, – напомнила Оленя, вытаскивая увядшие цветы из вазы. – Ещё завтра можно, если что…

– Я уже отправила список имён для службы за упокой, – кивнула рассеянно Севара. Её больше волновали первые заморозки, как по отрезам пришедшие в первую же осеннюю ночь. Кристаллы для усиления отопления едва успевали установить.

– А ещё вам письмо от знатных.

– Благодарности? Званные ужины? Ты же знаешь…

С тех пор, как Оленя научилась сносно читать, она проверяла всю корреспонденцию, кроме деловой и личной. Ни к той, ни к другой Севара не относила послания от местного дворянства. Ответы она писала скопом. Короткие, но полные уважения, разумеется.

– Это другое. Тут бал. Змеиный день.

– Что прости?

– Праздник Юты, – пояснила Оленя. – Середина осени. Через три декады.

– Середина осени ведь приходится на пятый день четвёртой декады, а праздник Юты в девятый день третьей декады, – нахмурилась Севара, отвлекаясь от пересчитывайся графиков установки кристаллов.

– Ну да. Но у нас часто их совмещают. Я посмотрела ещё адресат, оказалось, что это та самая семья, к которой вы ездили весной. И помните, вот на скачках мы ещё пересекались.

Севара качнула головой. Она помнила, что здоровалась с людьми даже обменивалась репликами, но запомнила из новых лиц только, пожалуй, Славу.

– Ладно. Положи письмо в стопку с важными.

Оленя с готовностью вытащила приоткрытый конверт из кармана юбки, оставляя на нужном месте. А затем неспешно двинулась к выходу, притворяя за собой дверь, и не забыв кинуть привычное уже:

– Не засиживайтесь.

Света стало недостаточно: за окном стемнело, и настольной лампы хватало только на небольшой участок кабинета. Полутьма не располагала к работе, и засиживаться смысла не было бы, если бы не…

После примирения с Нежданом спать стало легче, однако кошмары ещё тревожили. Только теперь Севара могла сойти на первый этаж, где он, как всегда ждал. Он признался, что ждал её даже тогда, когда она не спускалась. Просто на всякий случай. она поругала его, но Неждан уверил, что диван в зале невероятно удобный.

– У меня и в кабинете скоро будет диванчик и кофейный столик, – похвасталась тогда Севара.

Сейчас она хмыкнула, вспомнив об этом. Буквально сегодня дед Ежа собирал столик, пока Неждан затаскивал диван, а Оленя после протирала. Вечером камеристка испытала диванчик – именно на нём она читала письма. Сама Севара так и не присела туда, ожидая…

– Ну, надо его тоже опробовать, – хмыкнул Неждан ещё днём, когда придвинул его наконец к стене.

– Я дам тебе, – кивнула тогда Севара.

– Хорошая новость.

– Опробовать дам. Диван, – зачем-то уточнила она, алея под его насмешливым взглядом. – Но не за просто так!

Хронометр стукнул особенно отчётливо, прерывая поток недавних воспоминаний, приятно разливающихся по телу трепетным теплом. Севара вздрогнула, скидывая с себя наваждения дневных разговоров, а затем потянулась в кресле и вздохнула, прислушиваясь.

Тихо. Дом спал.

Прошёл почти отрез с тех пор, как Оленя ушла, и нетерпение усилилось настолько, что приходилось сдерживаться, лишь бы не подорваться с кресла и не начать туда-сюда бродить по кабинету. Жажда того, чтобы дверь наконец открылась, являя Неждана была мучительна. И каждая встреча с ним, каждый вдох в унисон, каждое случайное касание, прогоняло прочь все мысли, оставляя только те, что начинались и заканчивались им.

– Спите? – раздался приглушённый голос.

Севара раскрыла глаза, прикрытые только для того, чтобы в деталях воссоздать его образ в тени век. Теперь знакомое лицо превратилось в явь. Какое облегчение.