Хозяин теней
Часть 35 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– После того как Майкла Джексона окрестили гением, я вряд ли хоть что-то из современной музыки сочту шедевром, – говорит он.
«Форд» медленно пересекает мост через реку, на развилке сворачивает на первый съезд и продолжает размеренно двигаться по дороге на северо-запад. Клеменс тщательно изучает указатели, чтобы не сбиться с маршрута, но все равно пропускает табличку с немного пугающей надписью «Добро пожаловать в Пенрин». В голову приходят ассоциации с «Твин Пиксом», «Соснами» и еще одним мистическим сериалом – там тоже все начиналось с похожих табличек.
Алекса Тернера в записи сменяет Эдит Пиаф.
– Ну хорошо, – вздыхает Клеменс под хрипловатый голос дивы. – Если никто после Майкла Джексона вам не нравится, то что вы слушаете из более раннего?
Теодор лениво приоткрывает один глаз. Молчит, смотрит на нее и чуть хмурит брови.
– Оперу? – допытывается она. – Вагнера, Моцарта или Верди, например? О, или, может быть, русских классиков? Рахманинова, Чайковского? Ну что-то же вы слушаете, верно?
– Не оперу, – коротко отвечает он. Зевает, прикрывая рукой рот, и добавляет: – Оперы любит Бен. Мне они кажутся затянутыми и скучными.
На узкой дороге попадаются три ямы подряд, и Клеменс, ойкнув, переключает передачу, чтобы ехать медленнее и глядеть теперь еще внимательнее. Притормозив перед светофором, она достает из кармана в дверце машины бутылку с водой.
– Удивительно, – заключает она после минутного молчания. – Я про оперу. Мне казалось, вы должны ее любить, раз современная музыка вам не по душе.
– То есть, по-вашему, я могу любить только новомодную электронику или оперу и балеты?
Светофор моргает. Автомобиль трогается вслед за облупленным стареньким «Пежо», который обогнал их на предыдущем перекрестке.
– Нет, но… – Клеменс посматривает в боковое зеркало. Ей кажется, что красный «Ситроен» она видела милю назад, еще на первом съезде у развилки, но она предпочитает думать, что у нее паранойя. Теодор, похоже, ничего необычного не замечает.
– Мне нравится джаз, – говорит он внезапно.
– Джаз? – ахает Клеменс. – В нем же столько импровизаций!
– И это лучшая его часть.
– Неужели? Мне казалось, вы не любите неожиданности.
Теодор хмыкает и отворачивается к окну. Некоторое время он просто наблюдает за сменяющими друг друга домами на узких английских улочках, пока машина не выезжает на трассу.
– На самом деле, – говорит он, – теперь меня мало что способно удивить. А соло на саксофоне – это приятный сюрприз.
Клеменс понимающе кивает.
– Джаза, к сожалению, у меня нет.
После пяти песен Эдит Пиаф обиженно удаляется, решив, что на нее никто не обращает внимания. Ей на смену приходят «Битлз» с «Мишель», отдельно – Джон Леннон и Пол Маккартни, а за ними – подборка песен из «Собора Парижской Богоматери».
– Берет начало этот сказ, – тихо подпевает Клеменс по-французски, – в Париже в год больших проказ… Мистер Атлас, а вы любите мюзиклы?
– Нет, – морщится он, – но вы, похоже, их ценитель?
– Невозможно не полюбить мюзиклы, живя во Франции, – кивает она. – Гораздо интереснее балета и почти так же красиво, как театральные пьесы. Когда я с друзьями впервые попала на «Собор Парижской Богоматери», то решила, что…
– Так у вас все-таки есть друзья? – перебивает ее Теодор. Клеменс обиженно дергается, подрезав на повороте белый «Шевроле».
– Конечно! Просто они все живут во Франции.
Задетая за живое, больше она не говорит ни слова и ведет машину смелее, чем прежде. В Труро, где они останавливаются, чтобы заправить полный бак и перекусить, Клеменс наконец бросает Атласу:
– Женевьева.
Он задумчиво жует гамбургер и посматривает на стоянку через дорогу от кафе, куда они заглянули, поэтому не сразу реагирует на короткое слово спутницы. Клеменс пьет кока-колу и хмуро косится на сгорбленную фигуру Атласа.
– Что? – переспрашивает он. Она вздыхает.
– Женевьева. Так зовут мою подругу во Франции. Женевьева, Нильс, Луиза и Джей-Эл. Мои друзья.
Только теперь Теодор, похоже, замечает, что ее губы против воли капризно надуваются, а лицо пошло бледно-розовыми пятнами. Он смотрит на нее удивленно и чуть усмехается.
– Вы уверены, что это не какая-то театральная труппа? Имена больше похожи на творческие псевдонимы.
Клеменс вспыхивает еще сильнее.
– Да что вы? Ваше имя тоже, знаете ли, изрядно приправлено пафосом.
Она решает, что в кафе им двоим тесно, и уходит, оставив на столе деньги и телефон. Когда Теодор разделывается со своим нехитрым завтраком и присоединяется к ней на парковке, Клеменс уже нетерпеливо барабанит пальцами по рулю. Ненавистную музыку она врубила на полную.
– Прекратите вести себя как инфантильное дитя, мисс Карлайл, – вздыхает он, садясь в машину, и протягивает ей телефон. – Вам звонили. Видимо, друзья.
Клеменс молча забирает у него из рук свои вещи и мельком просматривает звонки. Шон, мама, снова Шон. Что ему нужно? Она же ясно сказала, что уезжает в Оксфордшир до самого вечера!
«Не буду звонить», – решает Клеменс. Еще не время.
Спустя полчаса Теодор, провалиться в сон которому мешает грохот музыки, восклицает:
– Сжальтесь, мисс Карлайл! Никакие задетые чувства не стоят такого издевательства.
Клеменс, усмехнувшись, убавляет громкость. Люк Причард[28] захлебывается словами повторяющегося третий раз припева.
– Надо отдать вам должное, – с неудовольствием говорит она. – Два моих друга действительно играют в театре. Но их имена настоящие.
«А вот ваше – вряд ли».
– Ох, мне все равно, мисс Карлайл, – вздыхает Атлас. – Я вовсе не ставил перед собой цель обидеть вас и довести себя до обморока подобной музыкой.
Перед очередным светофором машина тормозит так резко, что Теодор, не удержавшись, дергается вперед. Клеменс удовлетворенно поджимает губы.
– Извиняться вы не умеете, мистер Атлас.
– Я и не пытался.
* * *
Остановку в Тонтоне они делают через два часа. Клеменс стоит, облокотившись на капот машины, которая довольно урчит, поглощая новую порцию бензина. Теодор изучает карту, так и не выйдя из салона.
– Мистер Атлас! – зовет она его. – Сейчас тепло и солнечно, не хотите подышать свежим воздухом?
Теодор даже не ведет головой, чтобы показать, что он ее слышал. Клеменс вздыхает и, с трудом вспоминая причины, которые побудили ее тащиться в такую даль с самым занудным человеком во всей Англии, возвращается за руль.
– Можете хотя бы сделать вид, что вы благодарны? – спрашивает она. Теодор издает возглас удивления. – Я не только составила вам компанию в долгом скучном путешествии, так еще и везу вас сама.
– Я не просил вас об этом.
Чтоб он сквозь землю провалился! Клеменс стискивает пальцами оплетку руля. Цикл Берн-Джонса, ей просто нужен цикл Берн-Джонса. Теперь она готова молиться, чтобы ее надежды не оправдались, иначе она понятия не имеет, что делать с этим пафосным снобом.
– Эй, мистер Атлас! – вспоминает она внезапно. – Может, вы поможете мне с одним вопросом?
Теодор водит пальцем по карте, отмеряя оставшиеся до Оксфорда часы, и отвлекается, только когда Клеменс сует ему под нос скомканную пергаментную бумажку.
– Я нашла ее в своей сумочке после вечера у Стрэйдланда, – говорит она. – Сломала всю голову, даже другу показывала. Отец, кстати, считает, что ее написал не Стрэйдланд.
Теодор молча разглядывает витиеватые буквы и недоумение в его взгляде сменяется неподдельным интересом.
– Знаете, кто автор?
– Нет, но…
Он замолкает, кусает губу в несвойственной ему манере и щурится. Клеменс нетерпеливо елозит в кресле.
– Ну?
– У меня есть точно такой же кусок пергамента, – говорит наконец Теодор. – И я готов голову дать на отсечение, что почерк совпадает.
Новая информация заставляет Клеменс подпрыгнуть на месте.
– А что там написано?
– Deus ex machina, – отвечает Атлас, явно ушедший в себя – взгляд стекленеет, морщины на лбу становятся глубже.
– «Бог из машины»? Странный выбор.
– Там было еще послание. Код, отпирающий замок Стрэйдланда.
Клеменс требуется несколько секунд, чтобы сложить воедино все эти разрозненные факты. К сожалению, общей картины она все равно не видит.
– Кто-то явно хотел вам помочь, – кивает она своим мыслям. – А вот что ему нужно было от меня, я не совсем…
– Может, это просто игра, – отрезает Теодор. – Отвлекающий маневр, уловка. Вас могут использовать, чтобы увести от цели, если я подобрался к ней слишком близко.
– Какой цели? – переспрашивает Клеменс. Ответа она не получает, поэтому заходит с другой стороны: – Но зачем кому-то… У вас есть враги, мистер Атлас?
«Форд» медленно пересекает мост через реку, на развилке сворачивает на первый съезд и продолжает размеренно двигаться по дороге на северо-запад. Клеменс тщательно изучает указатели, чтобы не сбиться с маршрута, но все равно пропускает табличку с немного пугающей надписью «Добро пожаловать в Пенрин». В голову приходят ассоциации с «Твин Пиксом», «Соснами» и еще одним мистическим сериалом – там тоже все начиналось с похожих табличек.
Алекса Тернера в записи сменяет Эдит Пиаф.
– Ну хорошо, – вздыхает Клеменс под хрипловатый голос дивы. – Если никто после Майкла Джексона вам не нравится, то что вы слушаете из более раннего?
Теодор лениво приоткрывает один глаз. Молчит, смотрит на нее и чуть хмурит брови.
– Оперу? – допытывается она. – Вагнера, Моцарта или Верди, например? О, или, может быть, русских классиков? Рахманинова, Чайковского? Ну что-то же вы слушаете, верно?
– Не оперу, – коротко отвечает он. Зевает, прикрывая рукой рот, и добавляет: – Оперы любит Бен. Мне они кажутся затянутыми и скучными.
На узкой дороге попадаются три ямы подряд, и Клеменс, ойкнув, переключает передачу, чтобы ехать медленнее и глядеть теперь еще внимательнее. Притормозив перед светофором, она достает из кармана в дверце машины бутылку с водой.
– Удивительно, – заключает она после минутного молчания. – Я про оперу. Мне казалось, вы должны ее любить, раз современная музыка вам не по душе.
– То есть, по-вашему, я могу любить только новомодную электронику или оперу и балеты?
Светофор моргает. Автомобиль трогается вслед за облупленным стареньким «Пежо», который обогнал их на предыдущем перекрестке.
– Нет, но… – Клеменс посматривает в боковое зеркало. Ей кажется, что красный «Ситроен» она видела милю назад, еще на первом съезде у развилки, но она предпочитает думать, что у нее паранойя. Теодор, похоже, ничего необычного не замечает.
– Мне нравится джаз, – говорит он внезапно.
– Джаз? – ахает Клеменс. – В нем же столько импровизаций!
– И это лучшая его часть.
– Неужели? Мне казалось, вы не любите неожиданности.
Теодор хмыкает и отворачивается к окну. Некоторое время он просто наблюдает за сменяющими друг друга домами на узких английских улочках, пока машина не выезжает на трассу.
– На самом деле, – говорит он, – теперь меня мало что способно удивить. А соло на саксофоне – это приятный сюрприз.
Клеменс понимающе кивает.
– Джаза, к сожалению, у меня нет.
После пяти песен Эдит Пиаф обиженно удаляется, решив, что на нее никто не обращает внимания. Ей на смену приходят «Битлз» с «Мишель», отдельно – Джон Леннон и Пол Маккартни, а за ними – подборка песен из «Собора Парижской Богоматери».
– Берет начало этот сказ, – тихо подпевает Клеменс по-французски, – в Париже в год больших проказ… Мистер Атлас, а вы любите мюзиклы?
– Нет, – морщится он, – но вы, похоже, их ценитель?
– Невозможно не полюбить мюзиклы, живя во Франции, – кивает она. – Гораздо интереснее балета и почти так же красиво, как театральные пьесы. Когда я с друзьями впервые попала на «Собор Парижской Богоматери», то решила, что…
– Так у вас все-таки есть друзья? – перебивает ее Теодор. Клеменс обиженно дергается, подрезав на повороте белый «Шевроле».
– Конечно! Просто они все живут во Франции.
Задетая за живое, больше она не говорит ни слова и ведет машину смелее, чем прежде. В Труро, где они останавливаются, чтобы заправить полный бак и перекусить, Клеменс наконец бросает Атласу:
– Женевьева.
Он задумчиво жует гамбургер и посматривает на стоянку через дорогу от кафе, куда они заглянули, поэтому не сразу реагирует на короткое слово спутницы. Клеменс пьет кока-колу и хмуро косится на сгорбленную фигуру Атласа.
– Что? – переспрашивает он. Она вздыхает.
– Женевьева. Так зовут мою подругу во Франции. Женевьева, Нильс, Луиза и Джей-Эл. Мои друзья.
Только теперь Теодор, похоже, замечает, что ее губы против воли капризно надуваются, а лицо пошло бледно-розовыми пятнами. Он смотрит на нее удивленно и чуть усмехается.
– Вы уверены, что это не какая-то театральная труппа? Имена больше похожи на творческие псевдонимы.
Клеменс вспыхивает еще сильнее.
– Да что вы? Ваше имя тоже, знаете ли, изрядно приправлено пафосом.
Она решает, что в кафе им двоим тесно, и уходит, оставив на столе деньги и телефон. Когда Теодор разделывается со своим нехитрым завтраком и присоединяется к ней на парковке, Клеменс уже нетерпеливо барабанит пальцами по рулю. Ненавистную музыку она врубила на полную.
– Прекратите вести себя как инфантильное дитя, мисс Карлайл, – вздыхает он, садясь в машину, и протягивает ей телефон. – Вам звонили. Видимо, друзья.
Клеменс молча забирает у него из рук свои вещи и мельком просматривает звонки. Шон, мама, снова Шон. Что ему нужно? Она же ясно сказала, что уезжает в Оксфордшир до самого вечера!
«Не буду звонить», – решает Клеменс. Еще не время.
Спустя полчаса Теодор, провалиться в сон которому мешает грохот музыки, восклицает:
– Сжальтесь, мисс Карлайл! Никакие задетые чувства не стоят такого издевательства.
Клеменс, усмехнувшись, убавляет громкость. Люк Причард[28] захлебывается словами повторяющегося третий раз припева.
– Надо отдать вам должное, – с неудовольствием говорит она. – Два моих друга действительно играют в театре. Но их имена настоящие.
«А вот ваше – вряд ли».
– Ох, мне все равно, мисс Карлайл, – вздыхает Атлас. – Я вовсе не ставил перед собой цель обидеть вас и довести себя до обморока подобной музыкой.
Перед очередным светофором машина тормозит так резко, что Теодор, не удержавшись, дергается вперед. Клеменс удовлетворенно поджимает губы.
– Извиняться вы не умеете, мистер Атлас.
– Я и не пытался.
* * *
Остановку в Тонтоне они делают через два часа. Клеменс стоит, облокотившись на капот машины, которая довольно урчит, поглощая новую порцию бензина. Теодор изучает карту, так и не выйдя из салона.
– Мистер Атлас! – зовет она его. – Сейчас тепло и солнечно, не хотите подышать свежим воздухом?
Теодор даже не ведет головой, чтобы показать, что он ее слышал. Клеменс вздыхает и, с трудом вспоминая причины, которые побудили ее тащиться в такую даль с самым занудным человеком во всей Англии, возвращается за руль.
– Можете хотя бы сделать вид, что вы благодарны? – спрашивает она. Теодор издает возглас удивления. – Я не только составила вам компанию в долгом скучном путешествии, так еще и везу вас сама.
– Я не просил вас об этом.
Чтоб он сквозь землю провалился! Клеменс стискивает пальцами оплетку руля. Цикл Берн-Джонса, ей просто нужен цикл Берн-Джонса. Теперь она готова молиться, чтобы ее надежды не оправдались, иначе она понятия не имеет, что делать с этим пафосным снобом.
– Эй, мистер Атлас! – вспоминает она внезапно. – Может, вы поможете мне с одним вопросом?
Теодор водит пальцем по карте, отмеряя оставшиеся до Оксфорда часы, и отвлекается, только когда Клеменс сует ему под нос скомканную пергаментную бумажку.
– Я нашла ее в своей сумочке после вечера у Стрэйдланда, – говорит она. – Сломала всю голову, даже другу показывала. Отец, кстати, считает, что ее написал не Стрэйдланд.
Теодор молча разглядывает витиеватые буквы и недоумение в его взгляде сменяется неподдельным интересом.
– Знаете, кто автор?
– Нет, но…
Он замолкает, кусает губу в несвойственной ему манере и щурится. Клеменс нетерпеливо елозит в кресле.
– Ну?
– У меня есть точно такой же кусок пергамента, – говорит наконец Теодор. – И я готов голову дать на отсечение, что почерк совпадает.
Новая информация заставляет Клеменс подпрыгнуть на месте.
– А что там написано?
– Deus ex machina, – отвечает Атлас, явно ушедший в себя – взгляд стекленеет, морщины на лбу становятся глубже.
– «Бог из машины»? Странный выбор.
– Там было еще послание. Код, отпирающий замок Стрэйдланда.
Клеменс требуется несколько секунд, чтобы сложить воедино все эти разрозненные факты. К сожалению, общей картины она все равно не видит.
– Кто-то явно хотел вам помочь, – кивает она своим мыслям. – А вот что ему нужно было от меня, я не совсем…
– Может, это просто игра, – отрезает Теодор. – Отвлекающий маневр, уловка. Вас могут использовать, чтобы увести от цели, если я подобрался к ней слишком близко.
– Какой цели? – переспрашивает Клеменс. Ответа она не получает, поэтому заходит с другой стороны: – Но зачем кому-то… У вас есть враги, мистер Атлас?