Хорошее соседство

– Я хочу узнать обо всем, что произошло с вами и этим прекрасным деревом, – сказал Эверли.

– Спасибо за понимание. Только оно уже не прекрасное. Как я вам рассказала по телефону, его корневая система разрушена. Дерево умирает.

– И виновато в этом строительство дома, – Эверли проверил свои записи, – позади вашего.

– Да, но, если говорить точнее, тот факт, что дом, бассейн и патио занимают слишком много места. Я смотрела разрешение на строительство: застройщик не получил отказ, хотя дерево такого размера находится менее чем в семидесяти пяти футах от места постройки. И я хочу выяснить, в чем дело: то ли инспектор выдал разрешение, не посетив участок, то ли выписал его, несмотря на наличие дерева.

Эверли кивнул.

– Возможна и та, и другая причина. Мне приходилось сталкиваться с обеими.

– Застройщик знал, какой разрушительный эффект это произведет – раньше при постройке домов они принимали каждое дерево во внимание. Абсолютно каждое дерево. Поэтому ни одно из них не погибло, и никто из жильцов не обращался к компании с жалобой. А этим важны только деньги. У Лаверны Майклс, которая жила на этом участке с шестьдесят первого года, росли два старых кизиловых дерева, и все приходили каждую весну на них смотреть. И знаете, что там теперь? Самшит! Самшит… как в диснеевских мультиках! От него же нет никакой тени!

– Нет, – Эверли кивнул, как обычно кивают более пожилые мужчины. – Никакой тени нет. Значит, вы считаете, что владелец дома был осведомлен, что такое строительство здесь запрещено. И почему вы так решили?

– Он сам сказал, – она вспомнила разговор с Брэдом Уитманом в день знакомства, когда рабочие пришли устанавливать забор. – Он сказал, у него есть знакомый, который занимается такими вопросами, и подмигнул. На правила им наплевать. Им безразлично, как повлияют их поступки на окружающую среду. Правила существуют для неудачников, трусов и нищих!

– Я понимаю, как вы расстроены, мисс Алстон-Холт. Но я считаю, правильнее сейчас сосредоточиться на плане действий, а не наших эмоциях. Поймите меня правильно, я полностью разделяю вашу точку зрения. Но я давно понял, что чем меньше внимания уделяю эмоциям, тем эффективнее работаю и лучше сплю.

– Я не могу хорошо спать, зная, что рано или поздно в мой сад придут рабочие с пилами, чтобы… – голос Вэлери стал хриплым, она немного помолчала, чтобы справиться с собой, напомнить себе – надо оставаться сосредоточенной, бороться не за возмездие, а за справедливость. Она верила в справедливость. Одной справедливости было бы достаточно.

– Удаление дерева, – добавила она, – обойдется мне в несколько тысяч долларов. Это очень некстати, потому что осенью мой сын идет в колледж, и хотя он будет получать частичную стипендию, ее все равно недостаточно, чтобы покрыть все расходы. Кое-что у меня есть, – она в тысячный раз пожалела, что Том не успел застраховать свою жизнь (они оба собирались это сделать, но руки так и не дошли). – Но дело даже не в этом. Почему я вообще должна платить? Расходы должна понести не я.

– Понимаю, – сказал Эверли. – Это может стоить пять, семь тысяч, в зависимости от того, понадобится ли подъемный кран, и так далее. И кроме того, придется приводить в порядок ваш участок после того, как уберут пень и выкорчуют корни.

Вэлери вздрогнула.

– Господи, мне даже слышать об этом противно.

– Надеюсь, вам не нужно объяснять, что удаление дерева такого размера влияет на всю экосистему поблизости. Следовательно, понадобятся расходы и на ее восстановление.

– Да, – ответила Вэлери. – Мой задний двор придется восстанавливать. Это… я… – она прокашлялась, вытерла глаза. – Простите. Я не могу взять себя в руки.

– Мы это обсудим, – сказал Эверли. – Моральный ущерб, который нанесла и еще нанесет эта ситуация.

– Вы же сказали, что я должна сбросить эмоции со счетов.

– Да, я так и сказал. И вы не должны обращать на них внимания, принимая решения и планируя действия. Но не стоит отрицать тот факт, что вы подвергаетесь стрессу. Думаю, этот пункт мы также должны включить в запрос на возмещение ущерба. Нужно дать этим людям на своей шкуре почувствовать последствия их действий. Во имя справедливости и во избежание подобных эксцессов в дальнейшем. Я намерен начать иск о возмещении убытков с пятисот тысяч долларов, а там как пойдет.

Вэлери моргнула, потом еще раз. Подалась вперед.

– Простите, я правильно вас поняла? Пятьсот тысяч долларов? – Если бы сумму назначала сама Вэлери, она назвала бы десять тысяч. Максимум пятнадцать.

– Это большая сумма, да, – согласился Эверли. – Она и должна быть большой, чтобы выглядеть внушительно. Думаю, что четыреста тысяч вам должна заплатить фирма-застройщик, а еще сто – мистер Уитман. Плюс, конечно же, возмещение ваших расходов, в том числе на мои услуги. Если я начну копать – простите за неуместный каламбур – и выясню, что весь город по своей воле замешан в этом деле, мы включим в иск еще несколько пунктов.

– Я… – начала Вэлери. Ей хотелось возразить, сказать, что, хотя она очень расстроена из-за гибели дерева, требовать компенсацию в полмиллиона долларов – абсурд.

Но потом она подумала, что, если они выиграют дело, она без проблем оплатит все расходы Ксавьера, на которые не хватит стипендии. Им не придется занимать ни пенни. Она погасит остаток по ипотеке. Она сможет сделать пожертвования в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения, и в Американский союз защиты гражданских свобод, и в Южный центр правовой защиты бедных, и во всевозможные организации, цель которых – борьба за экологию.

– Ого, – сказала она. – Если нам действительно все удастся, выиграет множество людей.

– Делать сложнее, чем говорить. Но мы продумаем план и будем действовать в соответствии с ним, и я не сомневаюсь, что вы выйдете из этой битвы с куда лучшими результатами, чем сейчас.

– Это все, чего я хочу. Если мы сможем остановить этих бесчувственных мерзавцев… Простите, я должна держать гнев под контролем. Я попробую еще раз. Если мы попросим – нет, потребуем – изменить свое поведение к лучшему, это пойдет на пользу всем.

– Верно, – ответил Эверли.



Мы уже говорили: ни один человек из тех, кто знал Вэлери до перемен в Оак Нолле, не мог и подумать, что она способна создавать неприятности. Никто не считал ее характер трудным. Совсем наоборот. Она всегда готова была поддержать, всегда уважала чужую точку зрения. Она готова была уделить другому время, помочь советом. Она не очень любила готовить, но на нее всегда можно было положиться в организации поминок или дня рождения и точно знать, что все пройдет без проблем.

Мы знали ее как пламенного борца за экологию, за то, благодаря чему Оак Нолл оставался замечательным местом. Товарищество собственников жилья приняло ее предложение подавать заявление каждый раз, когда кто-то из жильцов собирался удалить дерево со стволом толще четырех дюймов в диаметре; это было все, что мы могли регулировать. Некоторые деревья просто нужно было срубить – Вэлери это понимала. Селективная разумная выбраковка шла на пользу не только деревьям, но и жильцам, и животным. Опоссумы, лисы, еноты, белки, олени, бурундуки, ящерицы, ястребы, все певчие птицы и все пять разновидностей дятлов, в том числе желтобрюхий сосун и желтошляпочный – все эти существа жили с нами в мире, по крайней мере, до того, как началась массовая застройка; теперь желтошляпочного дятла можно было увидеть в лучшем случае раз в год. И мы даже не рискнем задумываться о пагубных последствиях для менее заметных нам форм жизни: о насекомых, о здоровье почвы, о сложных соотношениях углекислого газа и оксигенации, о которых мы можем говорить только в самых общих терминах.

Никто из нас не сомневался, что поддерживать баланс экосистемы в Оак Нолле и следить, чтобы его визуальный облик оставался без изменений – тяжелый и достойный уважения труд. Мы радовались, что такой человек, как Вэлери, готов был работать на благо сообщества и понимал, что значит это благо. Не было ни дня в период с февраля по ноябрь, когда кто-нибудь из нас не звонил Вэлери или не останавливал ее на улице с вопросом касательно посадки или подрезки, удобрения газона или уничтожения сорняков так, чтобы это не повредило жукам, птицам и животным. И, если честно, порой мы делали это, чтобы ее поддержать, особенно в первый год после гибели Тома. В общем, Вэлери походила на черепаху – крепкий панцирь, нежное нутро, спокойный приятный характер.

Однако мы не соглашались с ней в том, что стоило вовлекать Уитманов в судебный процесс. Кроме экологического баланса, мы ценили и баланс социальный. А как судебный процесс мог повлиять на ее зарождавшуюся дружбу с Джулией Уитман? И как бы себя чувствовали мы, желавшие дружбы и с Уитманами, и с Вэлери? А дети, дружба которых, как мы думали (если мы вообще об этом думали) развивалась сама по себе? Может быть, стоило согласиться на менее вызывающий, менее спорный, менее финансово затруднительный вариант, даже если, как заметил кое-кто из нас, Брэд Уитман в любом случае не обеднел бы?

Мы думали: будь Том жив, наблюдай он за происходящим, стал бы он переубеждать Вэлери? По крайней мере, предупредил бы ее о том, чем может быть чревата борьба с Брэдом Уитманом? Те из нас, кто лучше знал Тома, утверждали – ни в коем случае.

Он любил Вэлери за ее нежность и вместе с тем непримиримость.






Глава 13




Сцена, разыгравшаяся в семье Уитманов за ужином в тот вечер, когда Джунипер решилась попросить о машине, нам понравилась. Потому что не меньше, чем стоять на тротуаре и смотреть на их идеальный дом, на теплое сияние дорогих светильников внутри и отражение умирающего западного солнца в медных желобах снаружи по вечерам, когда сверчки начинают петь в кустах самшита, не меньше, чем мечтать о такой же прекрасной жизни, как у Уитманов, даже не одобряя размеры их дома и то, благодаря чему он так возвышался над нашими, нам нравилось размышлять о том, как они общаются, когда за ними никто не наблюдает. Мы мечтали узнать, так ли безупречна их семейная жизнь, как их дом.

Неисчерпаемым источником драм могла стать, к примеру, Джунипер, потому что ей было семнадцать и не терпелось повзрослеть, как многим в этом возрасте. Мог стать надвигающийся визит матери Джулии, о котором она рассказала Келли Ханс и еще двум женщинам у почтовых ящиков прошлым вечером, когда у Келли выдался перерыв между сменами в больнице. Но у ее матери, Лотти Корбетт, выдались трудности с финансами и здоровьем, и поездку к дочери ей пришлось отложить. Ну и, наконец, Брэд Уитман еще не знал, что против него выдвигают иск – а уже одно это способно было вызвать настоящую бурю и натиск.

Но в тот вечер темой спора стала машина и даже, если точнее, работа.





* * *


Ужин близился к концу, и, пока девчонки мыли посуду, Джулия принесла пирог с клубникой и ревенем.

– Кто хочет шарик мороженого? – спросила она.

– Я! – закричала Лилия, высоко подняв руку.

– Членам Клуба Чистых Тарелок – всегда пожалуйста, – сказала Джулия.

– И я съем немного, – попросила Джунипер.

– Только если полшарика, – Джулия помнила, что в возрасте Джунипер сильно набрала вес – следствие фастфудной диеты. Печенье, кексы, шоколадные батончики, содовая… она ела все, на что могла раскрутить какого-нибудь мальчишку из школы, и все, что могла сунуть в сумку или карман, когда внимание продавца было занято чем-то другим. Обе привычки приводили к похожим проблемам: мальчишки взамен ожидали определенных услуг, а продавцы, поймав ее на горячем, шантажировали, требуя тех же услуг. Это было ужасное время, но воспоминания о нем не тревожили Джулию. Они давали ей сил держать планку, когда девочки протестовали против слишком строгих правил.

– Я пробегаю тридцать миль в неделю, – возмутилась Джунипер, – почему мне нельзя целый шарик?

– Звучит разумно, – отметил Брэд и посмотрел на жену, словно говоря: «Расслабься». Джулия поколебалась, потом кивнула. Он был прав. Она снова перегибала палку.

Взяв у Джулии тарелку, Джунипер вдруг сказала:

– Вот что… я хотела спросить, может, вы, ребята, поможете мне купить машину? Я потом вам отдам.

– Машину? Зачем? – удивилась Джулия.

Большинство подростков – во всяком случае, учеников Академии Блейкли – не рвались водить. Обычно их привозили в школу родители или такси; мысль о собственном автомобиле никому из них не приходила в голову. Правда, Джулия и Брэд настояли, чтобы Джунипер сдала на права, чтобы при необходимости она могла без проблем сесть за руль. Однако они считали, что без видимой причины этого делать не стоит, а сама Джунипер не настаивала, и все было хорошо.

– Для работы, – ответила она. – Мне предложили работу в продуктовом магазине, и я не хочу, чтобы вы постоянно возили меня туда-обратно.

– Ты устроилась на работу? – удивилась Джулия.

– И зачем ты это сделала? – спросил Брэд.

– Я же тебе говорила, что собираюсь, – ответила Джунипер.

– Было такое? А мне почему не сказала? – возмутилась Джулия.

– Мы же, кажется, договорились, что ты будешь работать у меня, – заметил Брэд.

– Нет, – Джунипер нахмурилась. – Я сказала – может быть.

– Когда это было? – Джулия только что узнала обо всем этом.

– Недели две назад, кажется. Я сказала Брэду, что хочу устроиться на работу, чтобы не скучать все лето.

– А я ответил, что ты можешь поработать у меня диспетчером. Я бы разместил вакансию на сайте, если бы знал, что ты не воспримешь мое предложение всерьез.

Вид у Джунипер сделался несчастным.

– Я ведь честно сказала – может быть. Я еще не решила, чем точно хочу заниматься.

– Дай мне, пожалуйста, пирога с мороженым, – Лилия посмотрела на Джулию, и та вернулась к своему занятию – нарезать и раскладывать.

– Заниматься? – Брэд посмотрел на Джунипер. – Что ты имеешь в виду – это лето или всю твою дальнейшую жизнь?

– Джунипер идет в колледж, она мне сказала, – заявила Лилия.

– Может быть, – ответила Джулия. – Наверное, стоит идти в колледж, если она всерьез намерена делать карьеру, но для женщины есть и другие прекрасные варианты, да?