Холод, пиво, дробовик
Часть 51 из 74 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Значит, восточный участок. Год назад, Панфилов, СЭС?
— Все так.
Могилевский покрутил диск аппарата, набирая городской номер, потом требовательно произнес:
— Зубко пригласите к телефону. — И сразу рассмеялся: — О, привет, Петь! Не узнал, богатым будешь! Как служба?
Следователь перекинулся с собеседником парой обычных для хороших знакомых фраз, потом перешел к делу.
— Слушай, Петь. Ты такого Панфилова Александра помнишь? Зарезали его где-то у вас. Из библиотеки шел. Читатель, ага. Помнишь? А дело где? В архив сдали? То есть оно у нас? Отлично. Да озадачили просто. При встрече расскажу. Да, как обычно, распишем пульку, ага. Все, пока.
Могилевский положил трубку и задумчиво посмотрел в окно. Идти в архив ему не хотелось совершенно точно. Но вместе с тем он ясно понимал, что теперь я смогу отыскать закрытое дело и без его помощи. Ханин в такой малости точно не откажет.
В результате следователь снял с вешалки пиджак, выпустил меня из кабинета и запер дверь. Архив располагался в просторном подвале-бомбоубежище, туда мы и двинули.
— Раньше здесь вообще ничего найти нельзя было, — поведал мне Могилевский, — а теперь компьютер поставили, картотеку нормальную организовали…
— Раньше бумажной работой себя вообще не утруждали, — заметил архивариус и подтвердил: — Да, значится такой персонаж. Заявку на вынос дела давайте.
— А мы без выноса, — улыбнулся дознаватель. — Нам здесь пролистать. А то потеряется — потом хлопот не оберешься.
Сухопарый дядечка-архивариус снял очки с замотанной синей изолентой дужкой, с видом крайнего недовольства посмотрел на следователя и, не говоря ни слова, скрылся меж высоких стеллажей. Вернулся минут через десять, раздраженно бросил пыльную папку на стол и уткнулся в компьютерный монитор.
Мы с Могилевским отошли в дальний угол, где специально для таких случаев стоял стол с лампой, и принялись изучать дело. Точнее — изучал его следователь, я наскоро пролистывал страницы в поисках любого упоминания Милы, но ни Краснова, ни Красильникова в показаниях не упоминалась.
— Только он не домой из библиотеки шел, — заметил вдруг Могилевский. — Жил на Кривой, а пошел за каким-то чертом совсем в другую сторону, в трущобы.
— Не суть, — отмахнулся я, но сразу достал блокнот и переписал адрес убитого.
Возможно, Мила к нему домой заглядывала.
— Множественные колотые и резаные раны, — прочитал следователь. — Поверхностные в основном, травматическая ампутация ногтей и пальцев. А ведь его пытали, Вячеслав Владимирович! Умер от сердечного приступа, кто-то из санэпидстанции настоял на вскрытии.
— Не суть, — вновь повторил я. — Не суть.
— Точно?
— Абсолютно.
— Нашли, что искали?
— К сожалению, нет, — честно признался я и уверил дознавателя, лишь самую малость покривив душой: — Сам по себе убитый мне неинтересен, а нужный человек среди знакомых не засветился, увы. Но вы заходите. Будет повод — заходите, все организуем в лучшем виде.
— Зайду, не сомневайтесь.
Мы поднялись из подвала, Могилевский протянул на прощание руку; я ответил на рукопожатие и зашагал на выход, но сразу развернулся и спросил:
— Чисто для общего развития, реально получить два паспорта нового образца на разные имена?
— В этой жизни все реально.
— А без связей в Дружине?
Могилевский задумался.
— Тогда сложнее. Как минимум нужны обычные паспорта на эти фамилии. Всех, кто встает на регистрацию без документов, проверяют на предмет задвоения записей гораздо тщательней.
— Ясно. Спасибо!
История становилась все занимательней. Мила Краснова и Мария Красильникова — как звали подругу Клондайка на самом деле? Были у нее друзья в Дружине — или где-то раздобыла российские паспорта? Какие отношения ее связывали с убитым сотрудником СЭС и почему начала искать новую работу сразу после его смерти? От кого она скрывалась, и самое главное — зачем?
Впрочем, не так важно. Пусть Коля сам с этим разбирается.
Вряд ли я что-нибудь еще сумею разузнать. Если только по месту жительства Панфилова сходить…
Покинув Центральное отделение, я достал блокнот, в который записал адрес убитого, и заколебался, не зная, стоит ли продолжать собственное расследование. Ну какой из меня детектив, в самом деле? Но жил убитый буквально в паре кварталов, это и сыграло свою роль.
Я перебежал через дорогу и зашагал по окруженной высоченными сугробами тропинке вдоль фасадов выкрашенных желтой краской двухэтажных домов. Идти и в самом деле оказалось недолго, уже через пять минут на заржавелой вывеске мелькнуло название нужной улицы. Прошел пару дворов — и оказался на месте.
Дом был ведомственным; селились в него сотрудники санэпидстанции, о чем свидетельствовала надпись на закрытых воротах.
Я постучался в калитку, и вскоре на лязг железного листа вышел чистивший снег дворник.
— Старшего по дому как увидеть? — спросил я, небрежно махнув удостоверением резервиста.
Вид мой никакого подозрения у дворника не вызвал, он отступил в сторону и указал рукой.
— Клавдия Марковна вам нужна из первой квартиры.
— Благодарю, — улыбнулся я и направился к дому.
Клавдия Марковна оказалась тетенькой лет шестидесяти, муж которой работал слесарем в гараже СЭС.
— У нас семейный подряд! — рассмеялась она, пригласив меня пройти в квартиру.
Я с сомнением посмотрел на свои облепленные снегом ботинки и отказался.
— Много времени у вас не отниму, — пообещал, встав на коврике за порогом. — Меня Александр Панфилов интересует.
— А, Саша! — протянула Клавдия Марковна. — Он год уже как умер. Убили его, лиходеи. Ни за что зарезали.
— Знаю, — подтвердил я. — Меня его знакомые интересуют. Не ходила к нему девушка лет тридцати, невысокая, темноволосая. Мила или Мария, быть может?
— Нет, что вы! Саша к себе девушек не водил. По правилам одиноких в общежитие заселяют, а он себе комнату оформил. Другие бы личную жизнь наладили, а он вечно сидел в четырех стенах да по печатной машинке колотил. Жаловались на него даже из-за шума.
— А что печатал? Остались тексты?
— Какой! Давно все на растопку пустили. — Клавдия Марковна перехватила мой укоризненный взгляд и поспешила поправиться: — Да там одни черновики были, просто побросал все в углу, что с ними еще делать было?
— Одни черновики?
Старшая по дому задумалась.
— А давайте у Зинаиды спросим! — предложила она. — Им ту комнату отписали, когда Саши не стало.
Мы поднялись на второй этаж, и Клавдия Марковна без стука распахнула дверь коммунальной квартиры. Свет в коридоре с деревянным, крашенным краской полом не горел, сильно пахло квашеной капустой и чем-то жареным. И сразу с кухни выглянула женщина лет сорока.
— Зина! — указала на меня старшая по дому. — Товарищ из органов, имуществом Саши Панфилова интересуется.
— Вспомнили! — всплеснула руками Зина. — Давно выкинули это старье!
Дабы придать себе официальный вид, я достал блокнот и уверенно произнес:
— Не волнуйтесь, просто задам вам несколько вопросов.
— Ну задавайте…
Первым делом я спросил о Миле, но соседка убитого никаких девушек не помнила.
— А что он на печатной машинке набивал? — спросил я тогда. — Только черновики были?
— Да кто их разберет? — фыркнула Зинаида. — Целая куча листов в углу лежала, все в одной куче. Вроде бумага, а горит плохо. Дрянь, а не растопка.
— А карта? — вспомнила вдруг Клавдия Марковна. — Карту убрали уже?
— А чего ее убирать? За ней стена не штукатурена…
— Карта? — заинтересовался я. — Можно взглянуть?
— Ну смотрите…
Обив снег с ботинок, я прошел по коридору и заглянул в комнату.
Карта впечатлила — огромное, склеенное из листов формата А4 полотно закрывало большую часть стены. И вместе с тем больше ничего странного в ней не было. Обычная карта, несколько более подробная, чем стандартные, — и все. Область вокруг Форта вошла на нее полностью, территории Севера и Туманного, Города и Северореченска — лишь частично. Никаких дополнительных отметок на карте не обнаружилось, только местами желтели жирные пятна, но это просто грязными руками заляпали.
Не спрашивая разрешения, я подступил поближе и обратил внимание на верхнюю рейку, прибитую к стене. Из-под деревяшки выглядывала узенькая полоска прозрачной копировальной бумаги.
— А это вы отрезали? — спросил я. — Что там было?
— Было… что-то, — пожала плечами Зинаида. — Вроде как папиросной бумаги листы в несколько слоев. Я видела, когда заходила из-за шума ругаться. Стрекотал печатной машинкой — сил никаких не было.
— Листы куда дели?
— А не было листов, — объявила соседка убитого. — Не отрезали мы ничего. Вот как видите, так карта нам и досталась.
— Ясно, — задумчиво пробормотал я, присмотрелся и увидел, что плотные листы покрывают вдавленные черточки, словно кто-то писал тонким стержнем поверх копировальной бумаги.
— Все так.
Могилевский покрутил диск аппарата, набирая городской номер, потом требовательно произнес:
— Зубко пригласите к телефону. — И сразу рассмеялся: — О, привет, Петь! Не узнал, богатым будешь! Как служба?
Следователь перекинулся с собеседником парой обычных для хороших знакомых фраз, потом перешел к делу.
— Слушай, Петь. Ты такого Панфилова Александра помнишь? Зарезали его где-то у вас. Из библиотеки шел. Читатель, ага. Помнишь? А дело где? В архив сдали? То есть оно у нас? Отлично. Да озадачили просто. При встрече расскажу. Да, как обычно, распишем пульку, ага. Все, пока.
Могилевский положил трубку и задумчиво посмотрел в окно. Идти в архив ему не хотелось совершенно точно. Но вместе с тем он ясно понимал, что теперь я смогу отыскать закрытое дело и без его помощи. Ханин в такой малости точно не откажет.
В результате следователь снял с вешалки пиджак, выпустил меня из кабинета и запер дверь. Архив располагался в просторном подвале-бомбоубежище, туда мы и двинули.
— Раньше здесь вообще ничего найти нельзя было, — поведал мне Могилевский, — а теперь компьютер поставили, картотеку нормальную организовали…
— Раньше бумажной работой себя вообще не утруждали, — заметил архивариус и подтвердил: — Да, значится такой персонаж. Заявку на вынос дела давайте.
— А мы без выноса, — улыбнулся дознаватель. — Нам здесь пролистать. А то потеряется — потом хлопот не оберешься.
Сухопарый дядечка-архивариус снял очки с замотанной синей изолентой дужкой, с видом крайнего недовольства посмотрел на следователя и, не говоря ни слова, скрылся меж высоких стеллажей. Вернулся минут через десять, раздраженно бросил пыльную папку на стол и уткнулся в компьютерный монитор.
Мы с Могилевским отошли в дальний угол, где специально для таких случаев стоял стол с лампой, и принялись изучать дело. Точнее — изучал его следователь, я наскоро пролистывал страницы в поисках любого упоминания Милы, но ни Краснова, ни Красильникова в показаниях не упоминалась.
— Только он не домой из библиотеки шел, — заметил вдруг Могилевский. — Жил на Кривой, а пошел за каким-то чертом совсем в другую сторону, в трущобы.
— Не суть, — отмахнулся я, но сразу достал блокнот и переписал адрес убитого.
Возможно, Мила к нему домой заглядывала.
— Множественные колотые и резаные раны, — прочитал следователь. — Поверхностные в основном, травматическая ампутация ногтей и пальцев. А ведь его пытали, Вячеслав Владимирович! Умер от сердечного приступа, кто-то из санэпидстанции настоял на вскрытии.
— Не суть, — вновь повторил я. — Не суть.
— Точно?
— Абсолютно.
— Нашли, что искали?
— К сожалению, нет, — честно признался я и уверил дознавателя, лишь самую малость покривив душой: — Сам по себе убитый мне неинтересен, а нужный человек среди знакомых не засветился, увы. Но вы заходите. Будет повод — заходите, все организуем в лучшем виде.
— Зайду, не сомневайтесь.
Мы поднялись из подвала, Могилевский протянул на прощание руку; я ответил на рукопожатие и зашагал на выход, но сразу развернулся и спросил:
— Чисто для общего развития, реально получить два паспорта нового образца на разные имена?
— В этой жизни все реально.
— А без связей в Дружине?
Могилевский задумался.
— Тогда сложнее. Как минимум нужны обычные паспорта на эти фамилии. Всех, кто встает на регистрацию без документов, проверяют на предмет задвоения записей гораздо тщательней.
— Ясно. Спасибо!
История становилась все занимательней. Мила Краснова и Мария Красильникова — как звали подругу Клондайка на самом деле? Были у нее друзья в Дружине — или где-то раздобыла российские паспорта? Какие отношения ее связывали с убитым сотрудником СЭС и почему начала искать новую работу сразу после его смерти? От кого она скрывалась, и самое главное — зачем?
Впрочем, не так важно. Пусть Коля сам с этим разбирается.
Вряд ли я что-нибудь еще сумею разузнать. Если только по месту жительства Панфилова сходить…
Покинув Центральное отделение, я достал блокнот, в который записал адрес убитого, и заколебался, не зная, стоит ли продолжать собственное расследование. Ну какой из меня детектив, в самом деле? Но жил убитый буквально в паре кварталов, это и сыграло свою роль.
Я перебежал через дорогу и зашагал по окруженной высоченными сугробами тропинке вдоль фасадов выкрашенных желтой краской двухэтажных домов. Идти и в самом деле оказалось недолго, уже через пять минут на заржавелой вывеске мелькнуло название нужной улицы. Прошел пару дворов — и оказался на месте.
Дом был ведомственным; селились в него сотрудники санэпидстанции, о чем свидетельствовала надпись на закрытых воротах.
Я постучался в калитку, и вскоре на лязг железного листа вышел чистивший снег дворник.
— Старшего по дому как увидеть? — спросил я, небрежно махнув удостоверением резервиста.
Вид мой никакого подозрения у дворника не вызвал, он отступил в сторону и указал рукой.
— Клавдия Марковна вам нужна из первой квартиры.
— Благодарю, — улыбнулся я и направился к дому.
Клавдия Марковна оказалась тетенькой лет шестидесяти, муж которой работал слесарем в гараже СЭС.
— У нас семейный подряд! — рассмеялась она, пригласив меня пройти в квартиру.
Я с сомнением посмотрел на свои облепленные снегом ботинки и отказался.
— Много времени у вас не отниму, — пообещал, встав на коврике за порогом. — Меня Александр Панфилов интересует.
— А, Саша! — протянула Клавдия Марковна. — Он год уже как умер. Убили его, лиходеи. Ни за что зарезали.
— Знаю, — подтвердил я. — Меня его знакомые интересуют. Не ходила к нему девушка лет тридцати, невысокая, темноволосая. Мила или Мария, быть может?
— Нет, что вы! Саша к себе девушек не водил. По правилам одиноких в общежитие заселяют, а он себе комнату оформил. Другие бы личную жизнь наладили, а он вечно сидел в четырех стенах да по печатной машинке колотил. Жаловались на него даже из-за шума.
— А что печатал? Остались тексты?
— Какой! Давно все на растопку пустили. — Клавдия Марковна перехватила мой укоризненный взгляд и поспешила поправиться: — Да там одни черновики были, просто побросал все в углу, что с ними еще делать было?
— Одни черновики?
Старшая по дому задумалась.
— А давайте у Зинаиды спросим! — предложила она. — Им ту комнату отписали, когда Саши не стало.
Мы поднялись на второй этаж, и Клавдия Марковна без стука распахнула дверь коммунальной квартиры. Свет в коридоре с деревянным, крашенным краской полом не горел, сильно пахло квашеной капустой и чем-то жареным. И сразу с кухни выглянула женщина лет сорока.
— Зина! — указала на меня старшая по дому. — Товарищ из органов, имуществом Саши Панфилова интересуется.
— Вспомнили! — всплеснула руками Зина. — Давно выкинули это старье!
Дабы придать себе официальный вид, я достал блокнот и уверенно произнес:
— Не волнуйтесь, просто задам вам несколько вопросов.
— Ну задавайте…
Первым делом я спросил о Миле, но соседка убитого никаких девушек не помнила.
— А что он на печатной машинке набивал? — спросил я тогда. — Только черновики были?
— Да кто их разберет? — фыркнула Зинаида. — Целая куча листов в углу лежала, все в одной куче. Вроде бумага, а горит плохо. Дрянь, а не растопка.
— А карта? — вспомнила вдруг Клавдия Марковна. — Карту убрали уже?
— А чего ее убирать? За ней стена не штукатурена…
— Карта? — заинтересовался я. — Можно взглянуть?
— Ну смотрите…
Обив снег с ботинок, я прошел по коридору и заглянул в комнату.
Карта впечатлила — огромное, склеенное из листов формата А4 полотно закрывало большую часть стены. И вместе с тем больше ничего странного в ней не было. Обычная карта, несколько более подробная, чем стандартные, — и все. Область вокруг Форта вошла на нее полностью, территории Севера и Туманного, Города и Северореченска — лишь частично. Никаких дополнительных отметок на карте не обнаружилось, только местами желтели жирные пятна, но это просто грязными руками заляпали.
Не спрашивая разрешения, я подступил поближе и обратил внимание на верхнюю рейку, прибитую к стене. Из-под деревяшки выглядывала узенькая полоска прозрачной копировальной бумаги.
— А это вы отрезали? — спросил я. — Что там было?
— Было… что-то, — пожала плечами Зинаида. — Вроде как папиросной бумаги листы в несколько слоев. Я видела, когда заходила из-за шума ругаться. Стрекотал печатной машинкой — сил никаких не было.
— Листы куда дели?
— А не было листов, — объявила соседка убитого. — Не отрезали мы ничего. Вот как видите, так карта нам и досталась.
— Ясно, — задумчиво пробормотал я, присмотрелся и увидел, что плотные листы покрывают вдавленные черточки, словно кто-то писал тонким стержнем поверх копировальной бумаги.