Хирург
Часть 20 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я знаю, что вы имеете в виду! — взволнованно воскликнула Риццоли. — Давайте же скорее, нам нужно это чертово название.
Броуди кликнул в последний раз.
Мур уставился на экран, вглядываясь в название книги. Он вдруг резко развернулся и подошел к телефону.
— Я что-то ничего не понимаю, — недоуменно произнес Кроу.
— Книга называется «Воробей», — сказал Мур. — А этот квадратик на корешке — бьюсь об заклад, это шифр книги.
— Книга из библиотеки, — пояснила Риццоли. На линии раздался голос:
— Оператор.
— Говорит детектив Томас Мур, Бостонское полицейское управление. Мне нужен экстренный контактный номер Бостонской публичной библиотеки.
— Иезуиты в космосе, — произнес Фрост, сидевший на заднем сиденье. — Вот о чем эта книга.
Включив «мигалку», они гнали на большой скорости по Центральной улице. Мур за рулем. Две патрульные машины прокладывали им дорогу.
— Моя жена любительница такого жанра, — продолжал Фрост. — Я помню, она мне рассказывала про этого «Воробья».
— Так это научная фантастика? — спросила Риццоли.
— Да нет, скорее, философские размышления на религиозную тему. Какова природа Бога? В общем, что-то в этом роде.
— Тогда мне не стоит читать, — сказала Риццоли. — Я и так знаю все ответы. Я католичка.
Мур взглянул на название улицы и сказал:
— Мы совсем рядом.
Адрес, по которому они ехали, находился в западной части Бостона, в Джамайка-Плейн, между парком Франклина и пригородом Бруклина. Женщину звали Нина Пейтон. Неделю назад она взяла экземпляр книги «Воробей» в филиале Бостонской публичной библиотеки в Джамайка-Плейн. Из всех читателей Бостона и его окрестностей, которые имели на руках экземпляры этой книги, Нина Пейтон была единственной, кто в два часа ночи не подошел к телефону.
— Вот он, — сказал Мур, когда передняя патрульная машина свернула направо на Элиот-стрит. Он последовал за ней и, проехав еще один квартал, затормозил.
Полицейская «мигалка» освещала ночное небо причудливыми голубыми вспышками, когда Мур, Риццоли и Фрост вошли в ворота и направились к дому. Внутри горел слабый свет.
Мур взглянул на Фроста, и тот, понимающе кивнув, обошел дом сзади.
Риццоли постучала в дверь и крикнула:
— Полиция!
Последовала долгая пауза. Внезапно по рации затрещал голос Фроста: «Здесь вырезана сетка с заднего окна!»
Мур и Риццоли переглянулись, и решение было принято без слов.
Рукояткой фонарика Мур разбил стеклянную панель рядом с входной дверью, просунул руку и изнутри открыл замок.
Риццоли первой ворвалась в дом, двигаясь короткими перебежками, пригнувшись, держа пистолет наготове. Мур шел следом, и обостренные адреналином рефлексы мгновенно фиксировали обстановку. Деревянный пол. Открытый шкаф. Кухня прямо, гостиная справа. Зажженная настольная лампа.
— Спальня, — сказала Риццоли.
— Вперед!
Они пошли по коридору, Риццоли первая, вращая головой во все стороны, минуя ванную, вторую спальню — обе пустые. Дверь в конце коридора была чуть приоткрыта; они не могли видеть, что за ней, поскольку в комнате было темно.
Чувствуя, как взмокли руки, сжимавшие пистолет, ощущая каждый удар пульса, Мур подошел к двери. Толкнул ее ногой.
Запах крови — горячий и гнилой — окатил его удушливой волной. Он нашарил выключатель и щелкнул им. Еще до того как изображение легло на сетчатку глаза, он знал, что увидит. И все равно оказался не готов к открывшемуся взору ужасу.
Вспоротый живот женщины зиял кровавой полостью. Петли кишок вывалились из раны и уродливо свисали с края кровати. Кровь, сочившаяся из открытой раны на шее, скапливалась в огромную лужу на полу.
Муру казалось, будто прошла вечность, прежде чем он осмыслил увиденное. Только после того как все детали отпечатались в сознании, он смог проанализировать их значение. Кровь свежая. Рана еще кровоточит. Отсутствие фонтана артериальной крови на стене. На полу море темной, почти черной крови.
Он тотчас бросился к телу, ступая прямо в кровавую лужу.
— Эй! — закричала Риццоли. — Вы нарушаете обстановку!
Он прижал пальцы к шее жертвы.
Труп открыл глаза.
«Слава Богу. Она еще жива».
Глава 8
Кэтрин ворочалась на жесткой кровати, изнывая от страха; сердце отчаянно билось, и нервы были натянуты до предела. Она смотрела в темноту, стараясь унять панику.
Кто-то постучал в дверь.
— Доктор Корделл? — Кэтрин узнала голос одной из медсестер пункта скорой помощи. — Доктор Корделл!
— Да! — сказала Кэтрин.
— К нам везут пациента с тяжелой травмой! Обширная кровопотеря, ранения живота и шеи. Я знаю, что сегодня ночью по травме дежурит доктор Эймс, но он задерживается. Вы бы могли помочь доктору Кимбаллу!
— Скажи ему, что сейчас буду. — Кэтрин включила настольную лампу и посмотрела на часы. 2:45 ночи. Она спала всего три часа. Зеленое шелковое платье все еще висело на спинке стула. Оно выглядело чужим, как будто позаимствованным из жизни другой женщины.
Хирургический костюм, который она перед сном надела как пижаму, был влажным от пота, но переодеваться было некогда. Она быстро собрала спутанные волосы в конский хвост и подошла к умывальнику, чтобы сбрызнуть лицо холодной водой. Женщина, которую она увидела в зеркале, напоминала жертву контузии.
«Сосредоточься. Пора покончить со страхом. Надо работать».
Она сунула босые ноги в кроссовки, которые достала из своего шкафа в больничной раздевалке, и, сделав глубокий вдох, вышла из комнаты.
— Будут через две минуты! — оповестила ее медсестра. — Из «скорой» сообщили, что пульс едва прощупывается.
— Доктор Корделл, оперировать будем в первой травме.
— Кто в бригаде?
— Доктор Кимбалл и двое стажеров. Слава Богу, вы здесь. У доктора Эймса что-то случилось с машиной, и он никак не доберется.
Кэтрин влетела в операционную. С первого взгляда ей стало ясно, что бригада готовится к худшему. К капельницам уже были подвешены три емкости с лактатом Рингера. Курьер стоял возле двери, чтобы бегом доставить пробирки с кровью в лабораторию. Двое врачей-стажеров замерли по обе стороны операционного стола с внутривенными катетерами в руках, а Кен Кимбалл, дежурный врач пункта скорой помощи, уже надорвал стерильную упаковку лапаротомического лотка.
Кэтрин надела хирургическую шапочку, просунула руки в рукава стерильного халата. Медсестра завязала халат сзади и подала ей первую перчатку. Каждая новая деталь одежды словно прибавляла ей авторитета, и она чувствовала себя все более сильной и уверенной в себе. Здесь, в операционной, она была спасительницей, а не жертвой.
— Что за история? — спросила она Кимбалла.
— Нападение. Травма шеи и живота.
— Огнестрел?
— Нет. Колотые раны.
Кэтрин замерла, надевая вторую перчатку. Она почувствовала нарастающее волнение.
«Шея и живот. Колотые раны».
— «Скорая» въезжает! — крикнула из коридора медсестра.
— Ночь — самое время для ненависти, — сказал Кимбалл и вышел встретить пациента.
Кэтрин, уже в стерильной одежде, осталась на месте. В палате вдруг стало очень тихо. Ни врачи-стажеры, топчущиеся у стола, ни медсестра, которой предстояло подавать Кэтрин инструменты, не проронили ни слова. Все были сосредоточены на том, что происходило за дверью.
В коридоре раздался громкий крик Кимбалла:
— Давай, быстро, быстро!
Дверь распахнулась, и в операционную вкатили носилки. Кэтрин мельком увидела пропитанные кровью простыни, спутанные темные волосы. Лицо женщины скрывал пластырь, который удерживал на месте трубку аппарата искусственного дыхания.
На «раз-два-три!» санитары переложили пациентку на операционный стол.
Кимбалл откинул простыню, открыв тело жертвы.
В этом хаосе никто не расслышал судорожного вздоха Кэтрин. Никто не заметил, как она отшатнулась от носилок. Она уставилась на шею жертвы с наложенной давящей повязкой, которая уже насквозь пропиталась кровью. Потом перевела взгляд на живот, с которого как раз снимали такую же повязку, и струйки крови уже текли на простыни. Даже когда все вокруг засуетились, подсоединяя капельницы и стимулятор сердечной деятельности, закачивая воздух в легкие, Кэтрин стояла, словно парализованная ужасом.
Кимбалл снял с живота повязку. Петли кишок вывалились и плюхнулись прямо на стол.
— Верхнее шестьдесят, едва прощупывается! Синусовая тахикардия…
Броуди кликнул в последний раз.
Мур уставился на экран, вглядываясь в название книги. Он вдруг резко развернулся и подошел к телефону.
— Я что-то ничего не понимаю, — недоуменно произнес Кроу.
— Книга называется «Воробей», — сказал Мур. — А этот квадратик на корешке — бьюсь об заклад, это шифр книги.
— Книга из библиотеки, — пояснила Риццоли. На линии раздался голос:
— Оператор.
— Говорит детектив Томас Мур, Бостонское полицейское управление. Мне нужен экстренный контактный номер Бостонской публичной библиотеки.
— Иезуиты в космосе, — произнес Фрост, сидевший на заднем сиденье. — Вот о чем эта книга.
Включив «мигалку», они гнали на большой скорости по Центральной улице. Мур за рулем. Две патрульные машины прокладывали им дорогу.
— Моя жена любительница такого жанра, — продолжал Фрост. — Я помню, она мне рассказывала про этого «Воробья».
— Так это научная фантастика? — спросила Риццоли.
— Да нет, скорее, философские размышления на религиозную тему. Какова природа Бога? В общем, что-то в этом роде.
— Тогда мне не стоит читать, — сказала Риццоли. — Я и так знаю все ответы. Я католичка.
Мур взглянул на название улицы и сказал:
— Мы совсем рядом.
Адрес, по которому они ехали, находился в западной части Бостона, в Джамайка-Плейн, между парком Франклина и пригородом Бруклина. Женщину звали Нина Пейтон. Неделю назад она взяла экземпляр книги «Воробей» в филиале Бостонской публичной библиотеки в Джамайка-Плейн. Из всех читателей Бостона и его окрестностей, которые имели на руках экземпляры этой книги, Нина Пейтон была единственной, кто в два часа ночи не подошел к телефону.
— Вот он, — сказал Мур, когда передняя патрульная машина свернула направо на Элиот-стрит. Он последовал за ней и, проехав еще один квартал, затормозил.
Полицейская «мигалка» освещала ночное небо причудливыми голубыми вспышками, когда Мур, Риццоли и Фрост вошли в ворота и направились к дому. Внутри горел слабый свет.
Мур взглянул на Фроста, и тот, понимающе кивнув, обошел дом сзади.
Риццоли постучала в дверь и крикнула:
— Полиция!
Последовала долгая пауза. Внезапно по рации затрещал голос Фроста: «Здесь вырезана сетка с заднего окна!»
Мур и Риццоли переглянулись, и решение было принято без слов.
Рукояткой фонарика Мур разбил стеклянную панель рядом с входной дверью, просунул руку и изнутри открыл замок.
Риццоли первой ворвалась в дом, двигаясь короткими перебежками, пригнувшись, держа пистолет наготове. Мур шел следом, и обостренные адреналином рефлексы мгновенно фиксировали обстановку. Деревянный пол. Открытый шкаф. Кухня прямо, гостиная справа. Зажженная настольная лампа.
— Спальня, — сказала Риццоли.
— Вперед!
Они пошли по коридору, Риццоли первая, вращая головой во все стороны, минуя ванную, вторую спальню — обе пустые. Дверь в конце коридора была чуть приоткрыта; они не могли видеть, что за ней, поскольку в комнате было темно.
Чувствуя, как взмокли руки, сжимавшие пистолет, ощущая каждый удар пульса, Мур подошел к двери. Толкнул ее ногой.
Запах крови — горячий и гнилой — окатил его удушливой волной. Он нашарил выключатель и щелкнул им. Еще до того как изображение легло на сетчатку глаза, он знал, что увидит. И все равно оказался не готов к открывшемуся взору ужасу.
Вспоротый живот женщины зиял кровавой полостью. Петли кишок вывалились из раны и уродливо свисали с края кровати. Кровь, сочившаяся из открытой раны на шее, скапливалась в огромную лужу на полу.
Муру казалось, будто прошла вечность, прежде чем он осмыслил увиденное. Только после того как все детали отпечатались в сознании, он смог проанализировать их значение. Кровь свежая. Рана еще кровоточит. Отсутствие фонтана артериальной крови на стене. На полу море темной, почти черной крови.
Он тотчас бросился к телу, ступая прямо в кровавую лужу.
— Эй! — закричала Риццоли. — Вы нарушаете обстановку!
Он прижал пальцы к шее жертвы.
Труп открыл глаза.
«Слава Богу. Она еще жива».
Глава 8
Кэтрин ворочалась на жесткой кровати, изнывая от страха; сердце отчаянно билось, и нервы были натянуты до предела. Она смотрела в темноту, стараясь унять панику.
Кто-то постучал в дверь.
— Доктор Корделл? — Кэтрин узнала голос одной из медсестер пункта скорой помощи. — Доктор Корделл!
— Да! — сказала Кэтрин.
— К нам везут пациента с тяжелой травмой! Обширная кровопотеря, ранения живота и шеи. Я знаю, что сегодня ночью по травме дежурит доктор Эймс, но он задерживается. Вы бы могли помочь доктору Кимбаллу!
— Скажи ему, что сейчас буду. — Кэтрин включила настольную лампу и посмотрела на часы. 2:45 ночи. Она спала всего три часа. Зеленое шелковое платье все еще висело на спинке стула. Оно выглядело чужим, как будто позаимствованным из жизни другой женщины.
Хирургический костюм, который она перед сном надела как пижаму, был влажным от пота, но переодеваться было некогда. Она быстро собрала спутанные волосы в конский хвост и подошла к умывальнику, чтобы сбрызнуть лицо холодной водой. Женщина, которую она увидела в зеркале, напоминала жертву контузии.
«Сосредоточься. Пора покончить со страхом. Надо работать».
Она сунула босые ноги в кроссовки, которые достала из своего шкафа в больничной раздевалке, и, сделав глубокий вдох, вышла из комнаты.
— Будут через две минуты! — оповестила ее медсестра. — Из «скорой» сообщили, что пульс едва прощупывается.
— Доктор Корделл, оперировать будем в первой травме.
— Кто в бригаде?
— Доктор Кимбалл и двое стажеров. Слава Богу, вы здесь. У доктора Эймса что-то случилось с машиной, и он никак не доберется.
Кэтрин влетела в операционную. С первого взгляда ей стало ясно, что бригада готовится к худшему. К капельницам уже были подвешены три емкости с лактатом Рингера. Курьер стоял возле двери, чтобы бегом доставить пробирки с кровью в лабораторию. Двое врачей-стажеров замерли по обе стороны операционного стола с внутривенными катетерами в руках, а Кен Кимбалл, дежурный врач пункта скорой помощи, уже надорвал стерильную упаковку лапаротомического лотка.
Кэтрин надела хирургическую шапочку, просунула руки в рукава стерильного халата. Медсестра завязала халат сзади и подала ей первую перчатку. Каждая новая деталь одежды словно прибавляла ей авторитета, и она чувствовала себя все более сильной и уверенной в себе. Здесь, в операционной, она была спасительницей, а не жертвой.
— Что за история? — спросила она Кимбалла.
— Нападение. Травма шеи и живота.
— Огнестрел?
— Нет. Колотые раны.
Кэтрин замерла, надевая вторую перчатку. Она почувствовала нарастающее волнение.
«Шея и живот. Колотые раны».
— «Скорая» въезжает! — крикнула из коридора медсестра.
— Ночь — самое время для ненависти, — сказал Кимбалл и вышел встретить пациента.
Кэтрин, уже в стерильной одежде, осталась на месте. В палате вдруг стало очень тихо. Ни врачи-стажеры, топчущиеся у стола, ни медсестра, которой предстояло подавать Кэтрин инструменты, не проронили ни слова. Все были сосредоточены на том, что происходило за дверью.
В коридоре раздался громкий крик Кимбалла:
— Давай, быстро, быстро!
Дверь распахнулась, и в операционную вкатили носилки. Кэтрин мельком увидела пропитанные кровью простыни, спутанные темные волосы. Лицо женщины скрывал пластырь, который удерживал на месте трубку аппарата искусственного дыхания.
На «раз-два-три!» санитары переложили пациентку на операционный стол.
Кимбалл откинул простыню, открыв тело жертвы.
В этом хаосе никто не расслышал судорожного вздоха Кэтрин. Никто не заметил, как она отшатнулась от носилок. Она уставилась на шею жертвы с наложенной давящей повязкой, которая уже насквозь пропиталась кровью. Потом перевела взгляд на живот, с которого как раз снимали такую же повязку, и струйки крови уже текли на простыни. Даже когда все вокруг засуетились, подсоединяя капельницы и стимулятор сердечной деятельности, закачивая воздух в легкие, Кэтрин стояла, словно парализованная ужасом.
Кимбалл снял с живота повязку. Петли кишок вывалились и плюхнулись прямо на стол.
— Верхнее шестьдесят, едва прощупывается! Синусовая тахикардия…