Хирург
Часть 14 из 18 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Значит, она им не рассказывала.
«И сколько таких женщин, хранящих молчание? — задался он вопросом. — Сколько из них держат свою боль в тайне от тех, кого любят?» Глядя на Кэтрин, он думал о том, что и она была вынуждена искать утешения в компании незнакомых людей.
Она достала из папки листок, чтобы он мог сделать фотокопию. Держа его в руке, он обратил внимание на имя врача, и ему пришла в голову еще одна мысль.
— А что вы можете сказать о докторе Кимбалле? — спросил он. — Ну, о том, кто осматривал Елену Ортис?
— Блестящий врач.
— Он обычно дежурит в ночную смену?
— Да.
— Вы не знаете, он дежурил в ночь на прошлый четверг?
Ей понадобилось какое-то мгновение, чтобы оценить смысл этого вопроса. Когда же ей стала ясна подоплека, она была потрясена.
— Вы ведь не думаете…
— Это рутинный вопрос. Мы изучаем все предыдущие контакты жертвы.
Но вопрос был далеко не рутинным, и она это знала.
— Эндрю Капра был врач, — тихо произнесла Кэтрин. — Неужели вы считаете, что еще один доктор…
— Мы не исключаем такой возможности.
Она отвернулась и судорожно вздохнула.
— В Саванне, когда происходили все эти убийства, я полагала, что не знаю убийцу. Мне казалось, что если я когда-нибудь встречу его, то непременно узнаю. Почувствую. Эндрю Капра дал мне понять, как горько я ошибалась.
— Такова банальная сторона зла.
— Именно это я и усвоила. — Кэтрин горько усмехнулась. — Зло может явиться в самом заурядном обличье. И человек, с которым я каждый день встречаюсь, здороваюсь, оказывается, вынашивает коварные планы за моей спиной. — И добавила, уже совсем тихо: — Фантазирует о самых изощренных способах убийства.
Сгущались сумерки, когда Мур возвращался к своей машине, но дневная жара еще напоминала о себе тяжелыми испарениями, поднимавшимися с асфальта. Ночь не обещала комфортного сна. И опять по всему городу будут распахнуты окна в квартирах женщин навстречу хилым порывам ветерка. И ночным монстрам.
Он остановился и повернул назад, к больнице. Ярко-красный крест над пунктом скорой помощи горел, словно маяк в ночи. Символ надежды и исцеления.
«Может, это и есть твоя территория охоты? То самое место, куда приходят женщины, чтобы залечить свои раны?»
Из темноты, вспыхивая огнями, выплыла карета скорой помощи. Он подумал о том, сколько разных людей проходит за день через приемный покой. Лаборанты, врачи, санитары, уборщицы…
«И полицейские».
Больше всего ему не хотелось рассматривать эту версию, и все-таки ее нельзя было сбрасывать со счетов. Профессия блюстителя порядка могла быть притягательной для того, кому доставляло удовольствие охотиться на людей. Оружие, нагрудный знак были весомыми символами превосходства над другими. И разве это не проявление высшей власти — право истязать и убивать? Для такого охотника весь мир — это огромная долина, кишащая добычей.
Ему остается только выбирать.
Казалось, дети были повсюду. Риццоли стояла в кухне, где пахло кислым молоком и тальком, ожидая, пока Анна Гарсиа закончит вытирать с пола яблочный сок. Начинающий ходить малыш жался к ноге Анны; второй в это время вытаскивал из кухонного шкафа крышки от кастрюль и хлопал ими друг о друга, изображая игру на тарелках. На высоком стуле сидел карапуз, улыбавшийся сквозь маску из шпинатного пюре. А по полу ползал еще один кроха, выискивая что-нибудь опасное и запретное, что можно засунуть в свой маленький жадный ротик. Риццоли не любила детей, и ей было неуютно в их окружении. Она чувствовала себя, словно Индиана Джонс в змеиной яме.
— Это не все мои, — поспешила объяснить Анна, нагнувшись над раковиной. Малыш по-прежнему волочился за ней, словно якорная цепь. Она отжала грязную губку и сполоснула руки. — Мой только этот. — Она указала на прилипшего к ней мальчугана. — Тот, с крышками, и который на стуле — дети моей сестры Люп. А ползает ребенок моей кузины, я нянчу его. Раз уж я все равно сижу дома со своими, так почему бы не присмотреть?
«Логика сумасшедшей», — подумала Риццоли. Но, что самое интересное, Анна вовсе не выглядела несчастной. Она как будто не замечала повисшей у нее на ноге гири, ее не раздражал грохот крышек. В ситуации, которая для Риццоли обернулась бы нервным срывом, Анна выглядела женщиной, которая точно знает, где ее место, и вполне им довольна. Риццоли подумала о том, что когда-нибудь и Елена Ортис, будь она живой, превратилась бы в такую же наседку. Настоящая мать большого семейства, с удовольствием подтирающая пол на кухне. Анна была очень похожа на свою младшую сестру, отличаясь разве что более пухлой комплекцией. А когда она обернулась и солнечный свет упал ей на лицо, у Риццоли возникло жуткое ощущение, будто она видит перед собой ту женщину, чей труп недавно осматривала в морге.
— С этими маленькими проказниками я совершенно ничего не успеваю, — посетовала Анна. Она подняла болтавшегося на ноге малыша и ловко подсадила его на бедро. — Так, давайте посмотрим. Вы ведь пришли насчет цепочки. Сейчас я принесу шкатулку с украшениями. — Она вышла из кухни, и Риццоли запаниковала, оставшись наедине с тремя ребятишками. На ее колено легла липкая ладошка, и, посмотрев вниз, она увидела, что ползающий малыш жует отвороты ее брюк. Она легонько отпихнула его и отодвинулась подальше от беззубого рта.
— Вот она, — сказала Анна, вернувшись со шкатулкой, которую поставила на кухонный стол. — Мы не захотели оставлять это в ее квартире, ведь там постоянно толкутся разные уборщицы. Братья решили, что мне следует держать ее у себя, пока семья не решит, что делать с драгоценностями. — Она подняла крышку, и зазвучала нежная мелодия «Где-то моя любовь». Анна, казалось, тут же растворилась в музыке. Она сидела, не двигаясь, и глаза ее медленно наполнялись слезами.
— Госпожа Гарсиа!
Женщина сглотнула слезы.
— Извините. Должно быть, это мой муж поставил. Я не ожидала услышать…
Прозвучали последние сладостные ноты, и музыка смолкла. В тишине Анна уставилась на украшения, скорбно склонив голову. С печальной неохотой она открыла одно из отделений, выстланных бархатом, и извлекла оттуда ожерелье.
Риццоли почувствовала, как забилось сердце, когда она взяла из рук Анны украшение. Цепочка была в точности такой, какой запомнилась ей еще в морге, когда она увидела ее на шее Елены, — крохотный замочек и ключик на тонкой золотой нити. Она перевернула замочек и увидела на обратной стороне клеймо: 18 карат.
— Откуда у вашей сестры это ожерелье?
— Не знаю.
— А вам не известно, давно ли оно у нее появилось?
— Это, должно быть, что-то новое. Я никогда его не видела до того дня…
— Какого дня?
Анна с трудом проглотила слюну. И тихо произнесла:
— Того дня, когда я забрала это из морга. Вместе с другими украшениями.
— На ней также были серьги и кольцо. Их вы видели раньше?
— Да. Она давно их носила.
— Но не цепочку.
— Почему вы все время спрашиваете об этом? Какое это имеет отношение к… — Анна запнулась, и в глазах ее промелькнул ужас. — О Боже! Вы думаете, это он надел на нее цепочку?
Малыш, сидевший на высоком стуле, почуял неладное и возвестил этом воплем. Анна спустила своего сына на пол и поспешила взять на руки плачущего мальчика. Прижав его к груди, она отвернулась от ожерелья, словно пытаясь защитить ребенка от зловещего талисмана.
— Пожалуйста, заберите это, — прошептала она. — Я не хочу оставлять эту вещь в своем доме.
Риццоли положила цепочку в пластиковый пакетик на молнии.
— Я оставлю вам расписку.
— Нет, так забирайте! Я не против, чтобы вы оставили ее у себя.
Риццоли все равно написала расписку и положила ее на кухонный стол возле детской тарелки с остатками шпинатного пюре.
— Мне необходимо задать вам еще один вопрос, — мягко произнесла она.
Анна продолжала ходить по кухне, взволнованно качая ребенка.
— Пожалуйста, просмотрите содержимое шкатулки вашей сестры, — попросила Риццоли. — Скажите мне, если чего-то не хватает.
— Вы уже спрашивали меня об этом на прошлой неделе. Все на месте.
— Дело в том, что не так легко обнаружить отсутствие какой-нибудь вещицы. Как правило, в поле зрения попадают предметы, нам незнакомые. Мне нужно, чтобы вы еще раз осмотрели шкатулку. Пожалуйста.
Анна с трудом подавила вздох. Она неохотно присела к столу, держа ребенка на коленях, и уставилась в шкатулку. Она вытаскивала украшения одно за другим и выкладывала их на стол. Это был скудный ассортимент отдела бижутерии универмага. Горный хрусталь, бисер, искусственный жемчуг. Елена явно тяготела к ярким и безвкусным стекляшкам.
Анна выложила последний предмет — колечко из бирюзы. На какое-то время она задумалась, и по ее лицу пробежала тень.
— Браслет, — произнесла она.
— Что за браслет?
— Здесь должен быть браслет с маленькими амулетами в виде лошадок. Она носила его постоянно, пока училась в университете. Елена была помешана на лошадях… — Анна подняла на нее удивленный взгляд. — Это же дешевая безделушка! Из олова. Зачем она ему понадобилась?
Риццоли посмотрела на пакетик, в котором лежала цепочка — цепочка, некогда принадлежавшая Диане Стерлинг. В этом она уже не сомневалась.
«Теперь я точно знаю, где мы найдем браслет Елены. На запястье следующей жертвы».
* * *
Риццоли стояла на крыльце дома Мура, с торжествующим видом помахивая пакетиком с ожерельем.
— Оно принадлежало Диане Стерлинг. Я только что разговаривала с ее родителями. Они и не догадывались, что оно пропало, пока я им не позвонила.
Он взял у нее пакетик, но не стал открывать его. Просто держал в руках, уставившись на золотую цепочку, свернувшуюся змейкой в пластиковом футляре.
— Это физическая связь между обоими убийствами, — сказала она. — Он забирает сувенир от одной жертвы и оставляет его следующей.
— Не могу поверить, что мы упустили эту деталь.
— Эй, мы не упустили ее.
— ВЫ не упустили ее. — Он удостоил ее таким взглядом, что Джейн почувствовала себя выше ростом футов на десять. Мур был не из тех, кто мог хлопнуть по плечу или разразиться шумной хвалебной речью. Она вообще не слышала, чтобы он повышал голос, даже когда сердился или волновался. Но вот такой взгляд, когда он одобрительно повел бровью, а губы дрогнули в полуулыбке, был для нее дороже всяких похвал.
«И сколько таких женщин, хранящих молчание? — задался он вопросом. — Сколько из них держат свою боль в тайне от тех, кого любят?» Глядя на Кэтрин, он думал о том, что и она была вынуждена искать утешения в компании незнакомых людей.
Она достала из папки листок, чтобы он мог сделать фотокопию. Держа его в руке, он обратил внимание на имя врача, и ему пришла в голову еще одна мысль.
— А что вы можете сказать о докторе Кимбалле? — спросил он. — Ну, о том, кто осматривал Елену Ортис?
— Блестящий врач.
— Он обычно дежурит в ночную смену?
— Да.
— Вы не знаете, он дежурил в ночь на прошлый четверг?
Ей понадобилось какое-то мгновение, чтобы оценить смысл этого вопроса. Когда же ей стала ясна подоплека, она была потрясена.
— Вы ведь не думаете…
— Это рутинный вопрос. Мы изучаем все предыдущие контакты жертвы.
Но вопрос был далеко не рутинным, и она это знала.
— Эндрю Капра был врач, — тихо произнесла Кэтрин. — Неужели вы считаете, что еще один доктор…
— Мы не исключаем такой возможности.
Она отвернулась и судорожно вздохнула.
— В Саванне, когда происходили все эти убийства, я полагала, что не знаю убийцу. Мне казалось, что если я когда-нибудь встречу его, то непременно узнаю. Почувствую. Эндрю Капра дал мне понять, как горько я ошибалась.
— Такова банальная сторона зла.
— Именно это я и усвоила. — Кэтрин горько усмехнулась. — Зло может явиться в самом заурядном обличье. И человек, с которым я каждый день встречаюсь, здороваюсь, оказывается, вынашивает коварные планы за моей спиной. — И добавила, уже совсем тихо: — Фантазирует о самых изощренных способах убийства.
Сгущались сумерки, когда Мур возвращался к своей машине, но дневная жара еще напоминала о себе тяжелыми испарениями, поднимавшимися с асфальта. Ночь не обещала комфортного сна. И опять по всему городу будут распахнуты окна в квартирах женщин навстречу хилым порывам ветерка. И ночным монстрам.
Он остановился и повернул назад, к больнице. Ярко-красный крест над пунктом скорой помощи горел, словно маяк в ночи. Символ надежды и исцеления.
«Может, это и есть твоя территория охоты? То самое место, куда приходят женщины, чтобы залечить свои раны?»
Из темноты, вспыхивая огнями, выплыла карета скорой помощи. Он подумал о том, сколько разных людей проходит за день через приемный покой. Лаборанты, врачи, санитары, уборщицы…
«И полицейские».
Больше всего ему не хотелось рассматривать эту версию, и все-таки ее нельзя было сбрасывать со счетов. Профессия блюстителя порядка могла быть притягательной для того, кому доставляло удовольствие охотиться на людей. Оружие, нагрудный знак были весомыми символами превосходства над другими. И разве это не проявление высшей власти — право истязать и убивать? Для такого охотника весь мир — это огромная долина, кишащая добычей.
Ему остается только выбирать.
Казалось, дети были повсюду. Риццоли стояла в кухне, где пахло кислым молоком и тальком, ожидая, пока Анна Гарсиа закончит вытирать с пола яблочный сок. Начинающий ходить малыш жался к ноге Анны; второй в это время вытаскивал из кухонного шкафа крышки от кастрюль и хлопал ими друг о друга, изображая игру на тарелках. На высоком стуле сидел карапуз, улыбавшийся сквозь маску из шпинатного пюре. А по полу ползал еще один кроха, выискивая что-нибудь опасное и запретное, что можно засунуть в свой маленький жадный ротик. Риццоли не любила детей, и ей было неуютно в их окружении. Она чувствовала себя, словно Индиана Джонс в змеиной яме.
— Это не все мои, — поспешила объяснить Анна, нагнувшись над раковиной. Малыш по-прежнему волочился за ней, словно якорная цепь. Она отжала грязную губку и сполоснула руки. — Мой только этот. — Она указала на прилипшего к ней мальчугана. — Тот, с крышками, и который на стуле — дети моей сестры Люп. А ползает ребенок моей кузины, я нянчу его. Раз уж я все равно сижу дома со своими, так почему бы не присмотреть?
«Логика сумасшедшей», — подумала Риццоли. Но, что самое интересное, Анна вовсе не выглядела несчастной. Она как будто не замечала повисшей у нее на ноге гири, ее не раздражал грохот крышек. В ситуации, которая для Риццоли обернулась бы нервным срывом, Анна выглядела женщиной, которая точно знает, где ее место, и вполне им довольна. Риццоли подумала о том, что когда-нибудь и Елена Ортис, будь она живой, превратилась бы в такую же наседку. Настоящая мать большого семейства, с удовольствием подтирающая пол на кухне. Анна была очень похожа на свою младшую сестру, отличаясь разве что более пухлой комплекцией. А когда она обернулась и солнечный свет упал ей на лицо, у Риццоли возникло жуткое ощущение, будто она видит перед собой ту женщину, чей труп недавно осматривала в морге.
— С этими маленькими проказниками я совершенно ничего не успеваю, — посетовала Анна. Она подняла болтавшегося на ноге малыша и ловко подсадила его на бедро. — Так, давайте посмотрим. Вы ведь пришли насчет цепочки. Сейчас я принесу шкатулку с украшениями. — Она вышла из кухни, и Риццоли запаниковала, оставшись наедине с тремя ребятишками. На ее колено легла липкая ладошка, и, посмотрев вниз, она увидела, что ползающий малыш жует отвороты ее брюк. Она легонько отпихнула его и отодвинулась подальше от беззубого рта.
— Вот она, — сказала Анна, вернувшись со шкатулкой, которую поставила на кухонный стол. — Мы не захотели оставлять это в ее квартире, ведь там постоянно толкутся разные уборщицы. Братья решили, что мне следует держать ее у себя, пока семья не решит, что делать с драгоценностями. — Она подняла крышку, и зазвучала нежная мелодия «Где-то моя любовь». Анна, казалось, тут же растворилась в музыке. Она сидела, не двигаясь, и глаза ее медленно наполнялись слезами.
— Госпожа Гарсиа!
Женщина сглотнула слезы.
— Извините. Должно быть, это мой муж поставил. Я не ожидала услышать…
Прозвучали последние сладостные ноты, и музыка смолкла. В тишине Анна уставилась на украшения, скорбно склонив голову. С печальной неохотой она открыла одно из отделений, выстланных бархатом, и извлекла оттуда ожерелье.
Риццоли почувствовала, как забилось сердце, когда она взяла из рук Анны украшение. Цепочка была в точности такой, какой запомнилась ей еще в морге, когда она увидела ее на шее Елены, — крохотный замочек и ключик на тонкой золотой нити. Она перевернула замочек и увидела на обратной стороне клеймо: 18 карат.
— Откуда у вашей сестры это ожерелье?
— Не знаю.
— А вам не известно, давно ли оно у нее появилось?
— Это, должно быть, что-то новое. Я никогда его не видела до того дня…
— Какого дня?
Анна с трудом проглотила слюну. И тихо произнесла:
— Того дня, когда я забрала это из морга. Вместе с другими украшениями.
— На ней также были серьги и кольцо. Их вы видели раньше?
— Да. Она давно их носила.
— Но не цепочку.
— Почему вы все время спрашиваете об этом? Какое это имеет отношение к… — Анна запнулась, и в глазах ее промелькнул ужас. — О Боже! Вы думаете, это он надел на нее цепочку?
Малыш, сидевший на высоком стуле, почуял неладное и возвестил этом воплем. Анна спустила своего сына на пол и поспешила взять на руки плачущего мальчика. Прижав его к груди, она отвернулась от ожерелья, словно пытаясь защитить ребенка от зловещего талисмана.
— Пожалуйста, заберите это, — прошептала она. — Я не хочу оставлять эту вещь в своем доме.
Риццоли положила цепочку в пластиковый пакетик на молнии.
— Я оставлю вам расписку.
— Нет, так забирайте! Я не против, чтобы вы оставили ее у себя.
Риццоли все равно написала расписку и положила ее на кухонный стол возле детской тарелки с остатками шпинатного пюре.
— Мне необходимо задать вам еще один вопрос, — мягко произнесла она.
Анна продолжала ходить по кухне, взволнованно качая ребенка.
— Пожалуйста, просмотрите содержимое шкатулки вашей сестры, — попросила Риццоли. — Скажите мне, если чего-то не хватает.
— Вы уже спрашивали меня об этом на прошлой неделе. Все на месте.
— Дело в том, что не так легко обнаружить отсутствие какой-нибудь вещицы. Как правило, в поле зрения попадают предметы, нам незнакомые. Мне нужно, чтобы вы еще раз осмотрели шкатулку. Пожалуйста.
Анна с трудом подавила вздох. Она неохотно присела к столу, держа ребенка на коленях, и уставилась в шкатулку. Она вытаскивала украшения одно за другим и выкладывала их на стол. Это был скудный ассортимент отдела бижутерии универмага. Горный хрусталь, бисер, искусственный жемчуг. Елена явно тяготела к ярким и безвкусным стекляшкам.
Анна выложила последний предмет — колечко из бирюзы. На какое-то время она задумалась, и по ее лицу пробежала тень.
— Браслет, — произнесла она.
— Что за браслет?
— Здесь должен быть браслет с маленькими амулетами в виде лошадок. Она носила его постоянно, пока училась в университете. Елена была помешана на лошадях… — Анна подняла на нее удивленный взгляд. — Это же дешевая безделушка! Из олова. Зачем она ему понадобилась?
Риццоли посмотрела на пакетик, в котором лежала цепочка — цепочка, некогда принадлежавшая Диане Стерлинг. В этом она уже не сомневалась.
«Теперь я точно знаю, где мы найдем браслет Елены. На запястье следующей жертвы».
* * *
Риццоли стояла на крыльце дома Мура, с торжествующим видом помахивая пакетиком с ожерельем.
— Оно принадлежало Диане Стерлинг. Я только что разговаривала с ее родителями. Они и не догадывались, что оно пропало, пока я им не позвонила.
Он взял у нее пакетик, но не стал открывать его. Просто держал в руках, уставившись на золотую цепочку, свернувшуюся змейкой в пластиковом футляре.
— Это физическая связь между обоими убийствами, — сказала она. — Он забирает сувенир от одной жертвы и оставляет его следующей.
— Не могу поверить, что мы упустили эту деталь.
— Эй, мы не упустили ее.
— ВЫ не упустили ее. — Он удостоил ее таким взглядом, что Джейн почувствовала себя выше ростом футов на десять. Мур был не из тех, кто мог хлопнуть по плечу или разразиться шумной хвалебной речью. Она вообще не слышала, чтобы он повышал голос, даже когда сердился или волновался. Но вот такой взгляд, когда он одобрительно повел бровью, а губы дрогнули в полуулыбке, был для нее дороже всяких похвал.