Харроу из Девятого дома

* * *


В последний день святой долга последний раз попытался убить тебя.

Ты вышла из жилого атриума и ненадолго остановилась у входа в склеп, где больше не лежало тело Цитеры. Может быть, в надежде, что она воплотится под твоим взглядом и перепишет реальность. Когда этого почему-то не случилось, ты пошла дальше, надеясь найти какие-нибудь остатки еды и вяло погрызть их прямо в кухне.

Ортус напал из ниоткуда, обрушился на тебя как божественный гнев. Он ударил тебя, как только ты вышла в коридор, впечатал тебя в стену с громким треском, преждевременно оборвав длительное посмертие украшенного черным жемчугом скелета, который стоял у стены с огромным снопом черной травы в руках. Ты автоматически зарастила трещины в носовых костях и отбросила Ортуса, превратив сломанный монумент в пучок мощных ладоней, растущих из одного сустава. Ликтор ударился о противоположную стену, а ты отступила дальше в коридор, оставляя за собой слабый кровавый свет и прикидывая расстояние между собой и его копьем.

– Обнажи клинок, – гавкнул он.

Ты немедленно потянулась к облаченному в кость мечу, который таскала за спиной.

– Рапиру, – сказал он с отвращением, и ты удивленно посмотрела на него. Он держал в левой руке копье, наконечник которого походил на обещание смерти, а в правой – простую рапиру с алой лентой на рукояти. Древний погребальный букет валялся у него под ногами. Последнюю неделю или около того Ортус перестал брить голову, и его костлявый череп порос ржаво-рыжей щетиной, похожей на лужу застывшей крови.

– Нет смысла меня убивать, – сказала ты и поразилась легкости своего вывода.

Святой долга тебе не ответил. Он стоял, бесстрастно глядя тебе в лицо, а ты продолжала:

– Зверь Воскрешения будет здесь через несколько часов. Я умру. Но ты зачем-то хочешь убить меня сейчас.

Он не отвечал.

– Ты же не снимаешь с себя ответственности. Или ты убиваешь меня ради забавы, что сомнительно, или от злости – не понимаю, зачем тебе на меня злиться – или из соображений личной выгоды.

Ортус снова посмотрел на тебя. Потом сунул рапиру в ножны и перевернул копье острием к потолку.

– Ты ошибаешься, – сказал он.

– И в чем же?

– Ты – моя ответственность.

– Расскажи.

Ты думала, что он не ответит. Но он заговорил, медленно, запинаясь, как будто объяснял что-то сложное на плохо знакомом языке.

– Не ходи в Реку. Сделай это сама. Пока они не прорвались. Перекрой себе кислород, ну или придумай что-нибудь.

Увидев твое лицо, Ортус добавил, как будто это что-то объясняло:

– Тогда ты не… пострадаешь.

– А тебе какое дело?

– Потому что это я тебя подвел, – коротко сказал он. – Слишком много ударов. Прости.

И самое жуткое:

– Это была не моя идея.

Потом святой долга повернулся и пошел прочь, в жилой атриум и дальше. Тебя вдруг охватило ощущение, что вселенная не осудила бы тебя, если бы ты сбросила сейчас лет пятнадцать, плюхнулась на пол прямо в коридоре и закатила отменную истерику, если бы колотила по прохладным панелям пола руками и ногами и орала. Тебе так не хотелось умирать, не зная ответов на все эти вопросы, спускаться в свою мрачную могилу, ни хрена не понимая.

– А чья идея? – крикнула ты ему вслед. На самом деле ты почти визжала: – Чья?

Это немного помогло. Ничто так не пробуждает решимость жить дальше, как чужое предложение умереть. Через десять минут ты уже жевала остатки рагу в кухне и чувствовала себя на удивление бодрой для человека, который обедает в последний раз перед апокалипсисом. И ты злилась. А когда ты злилась, ты всегда становилась редкой сукой.





39




Вестники номера Седьмого, призрака поспешно убитой планеты в системе Доминика, появились уже вечером, примерно за сорок три минуты до того, как погасли бы дневные лампы в жилом отсеке. Яркость уже уменьшили, экономя энергию, поскольку защитному механизму, спрятанному внутри ликтора, не нужен свет, чтобы сражаться. Ему вообще не нужны органы чувств. Мерсиморн утверждала, что они даже боли не чувствуют. В отличие от них, ты нуждалась в свете и чувствовала боль, но ты оставалась Преподобной дочерью Девятого дома. С первым можно было справиться, второе не имело значения.

Когда первый Вестник пробился сквозь астероиды, окружившие Митреум почетной стражей, он не показался очень страшным. Ты сделала все нужные приготовления. Ты сидела на полу перед окном, выходившим в никуда. Двуручный меч ты положила перед собой, как будто это был драгоценный талисман, а не глупая тошнотворная реликвия, не тяжкая ноша, которую тебе вручило твое мертвое «я». Ты почти полюбила этот меч, но если ты вдруг видела его, все добрые чувства сразу испарялись.


Слуга Зверя приземлился на корпус Митреума очень далеко от тебя. Ты не почувствовала удара и не услышала звука. Ты поняла, что это случилось, только услышав голос Августина из коммуникатора:

– Столкновение подтверждено. Западный квадрант, третье кольцо, машинный зал.

– Сколько минут до попадания в ореол? – спросил бог.

– Неизвестно. Снова столкновение. Опять запад, третье кольцо, та же точка. Это голова колонны? Столкновение. Северный квадрант, жилое кольцо. Ортус, прямо рядом с тобой.

Треск.

– Все хорошо.

Снова треск. Голос Мерси:

– Хватит болтать. Ждем прорыва. Они попытаются нас задушить и поджарить всю станцию.

– Изменений температуры не наблюдается, – сказал бог.

Потом ты почувствовала первый удар и вибрацию. Удивительно близко. Где-то над тобой, направление определить было сложно, а танергию уловить почти невозможно. Это звучало так, как будто маленький метеорит ударился об обшивку Митреума. В полной тишине. Ни отдаленного рева, слышного сквозь корпус и ставни, ни чудовищного треска. Ничего зрелищного. Посланники Зверя Воскрешения прибыли без фанфар. На мгновение ты даже обиделась.

– Подтверждено, – сообщает Августин. – Восточный квадрант, жилое кольцо. Это ваш, девочки. Не прикусывайте язычки.

Ты подумала, что это одна из дурацких шуточек Августина, пока тебя не охватил ужас.

Он пришел, как резкая вонь. У тебя задрожали ноздри, ты почувствовала странный аромат нефти, напоминающий о старых механизмах, но был в нем какой-то сладковатый подтон, как будто кого-то вырвало. Он обрушился на тебя, как мигрень. Потом в низ живота пришелся удар, напоминающий удар святого долга по почкам, страх взбежал вверх по телу, схватил сердце клыками и затряс. Ладони стали мокрыми. Ты шумно, некрасиво сглотнула и попыталась закрыть глаза, как будто это могло помочь. Не помогло. Ты наклонилась вперед, хватая ртом воздух, сердце заходилось в груди, уши оглохли. Ты вдруг поняла, что по тебе бегут какие-то мелкие твари, отчаянно смахнула их с предплечья, крупно задрожала, пытаясь их сбросить, схватилась за уши, дернулась, когда на лоб упала светлая прядь.

Но пока ты кривилась, шаталась и боялась, ты продолжала сражаться. Ты заставляла себя делать глубокие вдохи и выдохи, свела себя к одному-единственному чувству, ощутила свое тело от кончиков пальцев и вверх, до макушки. По мере осознания себя ты преисполнялась презрения к безумию чужаков. У тебя было свое, и с ним приходилось справляться. Через несколько минут осталось только легкое смущение, желание почесаться и учащенный пульс.

Из коммуникатора звучали вопли Ианты. Все вежливо ждали, когда она замолкнет.

– Это все? – спросила ты.

Перекрывая помехи, бог ответил:

– Так будет, пока они не прорвутся, Харрохак.

Голос принцессы Иды вклинился в разговор, но звучал довольно неуверенно:

– А это сколько?

– Больше часа, – ответила Мерси.

– Сидите спокойно, детки, – сказал Августин, – веселье только начинается.





* * *


Твоя комната давно погрузилась в почти полную тьму. Ничто не отвлекало от гулкого бумбумбум, с которым тушки одна за другой шлепались о корпус, уже покрытый сплошной вязкой массой. Ничего не было видно, потому что ставни были опущены. Но ты чувствовала чудовищную вибрацию, слышала скрежет хитина о металл, жуткие удары пористых когтей по стали.

Было очень холодно. Тонкий слой изморози уже покрыл твои щеки, волосы и ресницы. В удушающей темноте твое дыхание походило на облачка влажного серого пара. Иногда ты тихонько вскрикивала, но это тебя больше не пугало. Ты знала реакции своего организма на сближение, крик был самой безобидной из них.

Из коммуникатора донесся размеренный голос бога:

– Десять минут до прорыва.





* * *


И ты встретила смерть, как возлюбленную.





Эпипародос