Харроу из Девятого дома
Часть 42 из 66 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Снова влажный шлепок. Потом хриплый голос Мерси:
– Нет, я в сознании. Просто… я успела его увидеть. Меньше секунды. Господи, я отвела взгляд, но он был оптически увеличен… в центре… он здесь! Зверь Воскрешения явился! Седьмой колосс, отродье того, кто убил Кира из Первого дома, брат того, кто убил Улисса из Первого дома, тот самый, из-за которого погибла Кассиопея. Господи, Джон, иногда я мечтаю о возможности умереть. Я видела его! Видела! Он синий, как глаза Лавдей! Он знает, что ты сделал с его родом, и он видит смертную душу моего рыцаря, горящую в моей груди.
Механический щелчок открывающейся двери разнесся по всей станции.
– Спасибо, – сказал император и прервал связь. Больше никто не говорил.
Сирена замолчала, но еще долго звучала у тебя в ушах. Коммуникатор снова затрещал, и Августин устало произнес:
– Вот дура. Она прекрасно знает, что нельзя смотреть в точку, расположенную ближе километра от точки предсказанного прибытия. Что ж, он добрался быстро. Давайте все спать.
И ты пошла спать. Ставни больше не поднимались. Позднее ты узнаешь, что они не поднимутся никогда, что в ближайшие дни Митреум будет защищен еще сильнее, чтобы император Девяти домов мог следить за приближающимся врагом. Но в ту ночь ты просто легла рядом с Телом и заметила, что ее глаза широко открыты и что в темноте они мерцают золотом, как погребальная маска.
– Любимая?
– Он грядет, – сказала она нетерпеливо и изумленно. Ты никогда не слышала таких интонаций в ее низком многоликом голосе. Прямо сейчас она говорила голосом отцовского рыцаря: – Он близко!
Удивлялась ли она раньше? Тревожилась ли? Ты лежала лицом к ней, в считаных сантиметрах от ее влажно блестящей кожи, которая должна была оставить отпечаток на твоей подушке, в сантиметрах от закушенной нижней губы. Ее глаза, которым ночное освещение придало болезненно-янтарный свет заживающего синяка, смотрели сквозь тебя. Тело была напугана. Казалось вполне естественным, что в этом нереальном месте, на пороге смерти, ты сможешь коснуться ее. Страх смерти превратил твое преклонение в отчаяние, или, может быть, в желание. Ты протянула одну руку к замерзшей пряди волос у нее на затылке, ты придвинулась ближе и поцеловала эти прелестные мертвые губы.
Конечно же, ты не смогла этого сделать. Там ничего не оказалось. Она отдалилась от тебя, как всегда делали твои галлюцинации. Ты до нее не дотронулась. А может, и не пыталась. Тело смотрела на тебя с выражением, до ужаса напоминающим жалость.
– Пожалуйста, – сказала ты и снова потянулась к ней. У тебя вдруг закружилась голова. Ты сдвинула плащ, прикрывавший ее плечо, ты прижала руку к ее животу. Ее достоинство не было потревожено твоей грубостью, твоим безумием, твоей поспешностью. Может быть, ты снова ничего не сделала.
– Пожалуйста, – снова попросила ты.
Как будто бы ты не пересекала никаких границ, перекрывая безмолвный рев у тебя в ушах, Тело сказала:
– Мне нужно уйти ненадолго.
И ты немедленно пожалела обо всем.
– Я что-то сделала не так.
Ее неподвижные мертвые брови еле заметно дрогнули.
– О чем ты? – спросила она.
Ты не представляла, как ответить на этот вопрос. Тело вытянула руку, как будто хотела закрыть тебе глаза. Ты слишком устала, чтобы представлять, какими бы оказались эти пальцы на твоих веках, как она задела бы твой нос. Ты просто покорно закрыла глаза, а потом – несчастное ты создание с разбитым сердцем – ты крепко заснула.
Утром Тела рядом не оказалось.
* * *
– Вот стратегия боя, – сказала Мерсиморн. Она выкатила огромный пласт непрозрачного белого плекса и поставила перед обеденным столом, за которым сидели ты, Ианта, Августин и Ортус. Император пристроился с краю и занимался своими собственными делами, обложившись планшетом, схемами, стилусами и листками для записи. К этому моменту прошло почти два месяца со дня смерти четырнадцатой планеты. Окна оставались закрытыми несколько недель. Это усиливало ощущение жизни в клетке, но ты почти не обращала внимания: в Дрербуре окон не было. Правда, там ты всегда ощущала глубину, и она давала тебе ощущение свободы, невозможное среди этих плоских колец и коридоров.
Твоя наставница стояла на виду у всех собравшихся и в своем ханаанском плаще выглядела хрупкой, как белый цветок с серединкой цвета гнилого персика. Она говорила:
– Бой может продлиться три часа. Или восемь. Или неделю. Учитывайте, что время нестабильно, и действуйте соответственно. Дальше!
Святая радости взяла толстое черное перо с мягким кончиком и нарисовала на белой доске большой цилиндр. Разделила его на примерно равные части и подписала каждую: эпироический, мезороический, батироический, баратрон.
– Большая часть боя пройдет здесь, как обычно, – сказала она, жирно подчеркнув слово «эпироический». – Надо как можно больше пользоваться возможностями берега. Когда Зверь устанет – вы это поймете, потому что он попытается убежать, мы загоним его на мезороический слой, потом на батироический, потом на баратрон. Когда мы окажемся там, откроется устье, куда мы его и загоним. Все просто! Ну, то есть нет, – кисло добавила Мерсиморн на случай, если кто-то сам не догадался.
– Я настаиваю, что мы должны гнать его вниз с самого начала, – сказал Ортус.
– Ну уж нет! Спасибо! Мы тут не все гарпунщики. Давайте дальше, – ответила она, но святой долга еще не закончил. Как иногда с ним случалось, он надавил на нее с силой, сравнимой с гравитацией. Тяжело сказал:
– Наша самая быстрая битва со Зверем произошла на батироическом слое.
– Да. И Восьмой номер не устал к тому моменту, как мы загнали его на баратрон, так что Улиссу из Первого дома пришлось заталкивать его в устье силой, и теперь он, как принято выражаться, горит в аду! Это Зверь Воскрешения, солнышко! Спасибо! Дальше!
С другого конца стола подал голос император, не отрывающий от бумаг взгляда черных, обведенных белыми кругами глаз:
– Это был поступок настоящего героя.
– Беда в том, что герои всегда умирают, – пояснил Августин, который перебирал край скатерти длинными изящными пальцами. – Нельзя назвать героем того, кто не погиб героически. Ортус, я полагал, что стратегия с уходом вниз хороша, когда вы впервые с ней выступили, но теперь мы знаем, что последний удар, нанесенный Зверю, должен быть резким и окончательным. Лучше бы я сражался девять лишних часов, но Улисс бы сидел сейчас рядом с нами, предлагая очередную секс-вечеринку. Все лучше, чем смотреть, как он изгонял эту тварь.
– Я ненавидела его секс-вечеринки, – сказала Мерсиморн, чуть не плача.
– Мы знаем, радость, – ответил Августин, – мы знаем.
Ты смотрела на Ианту. Она не выносила всякие собрания и прочую организованную активность, где ей приходилось иметь дело с чужим мнением. Это казалось тебе странным, если учесть то, что всю свою жизнь она провела в объятиях сестры. Она сидела, скрестив бледную живую руку с золотой костяной, и обе руки сильно выделялись на фоне мерцающей радужной белизны плаща. Волосы ее тонкими прямыми прядями спадали на плечи. Она откинула голову на спинку стула, как будто могла заснуть в любой момент. Она посмотрела на тебя, и ты быстро отвела глаза, но она успела заметить твой взгляд.
Недавно ты поняла, что молишься, чтобы предательницей не оказалась Ианта. Перед глазами у тебя все время стояла Коронабет, оказавшаяся в руках Крови Эдема. Насколько ты могла понять, сестру Ианта любила больше, чем себя, – и это было единственное существо, которое она так любила. Ради своей сестры Ианта воткнула нож тебе в руку, глядя тебе в глаза.
Почему ты молилась за невиновность Ианты, настолько сомнительную? Легковерие не считалось добродетелью в Девятом доме, но ты молилась, прекрасно зная о способностях Ианты к разным уверткам, которые могли бы всю вселенную поставить на паузу.
Эта распутная вероломная тварь лениво спросила:
– А его физическое тело? Оно действительно неуязвимо?
– Учитывая его нынешнюю траекторию, я рассчитала, что оно окажется здесь, – сказала Мерси и круглыми магнитами закрепила на доске карту. Ты поразилась, насколько далека оказалась эта точка от Митреума. Если схема была верна, то твоя бывшая наставница обозначила место появления Зверя на орбите планеты, расположенной примерно в пяти миллиардах километров отсюда. – Поле астероидов позволяет предположить, что волны Вестников будут не массивнее двадцати пяти тысяч особей. Они не смогут с нами справиться.
– Мы же знаем, где он. Сбросим на него бомбу, – сказала Ианта.
– Мы пытались, утенок, я же тебе говорил, – ответил ее учитель довольно добродушно. Он достал мешочек с бумажными листками и кисет со зловещим содержимым и принялся сворачивать сигарету. – Слой мертвой материи и Вестников составляет до двух тысяч километров в толщину.
– Можно отправить ликтора пробить этот слой и установить бомбу поближе. Я сама это сделаю, если в сердцах старших недостанет мужества.
– Пробовали, – сказал Ортус. Мерси добавила:
– Цитера с ума сошла на несколько недель. Не в смысле злилась, в смысле повредилась рассудком. Она не смогла даже коснуться поверхности.
– При этом я не сказал бы, что избавляться от тела бесполезно, – сказал император. – Очень даже полезно. Когда Кир утащил тело в черную дыру, Улисс заявил, что избавиться от разума будет проще всего на свете, что он впал в спячку и его можно утащить в устье голыми руками… но это стоило нам Кира. А Кассиопея утащила тело в Реку вместе с разумом, но на это была способна только Касси. Ну и еще Августин.
Это был вопрос.
– Я не Касси, Джон, – ответил Августин. – Для меня это все теория.
– Надеюсь, так и останется. Так или иначе эту проклятую тварь почти невозможно задеть. Забудь про Вестников, Ианта. Оставь их своим рукам.
– А как победить Зверя? – спросила ты. – На что он похож? Как он на нас нападет? Чего ожидать?
Мерсиморн снова взяла маркер и принялась рисовать в эпироическом слое какой-то предмет.
– Это Зверь, – сказала она.
– Но это маффин, – возразил Августин.
– По-моему, это облако с лицом, – решила Ианта. – Если вон ту загогулину принять за глаз.
– Это же цветок, – сказала ты, и бог согласился:
– Да, в нем есть что-то… цветочное.
– А я подумал, что это змея в кусте, – сказал Ортус.
– Как я вас всех ненавижу! – страстно сказала Мерсиморн. – Много тысяч лет ненавижу. Кроме тебя, господи.
– Спасибо, – поблагодарил бог.
– Я просто хочу посадить тебя в клетку, – задумчиво сказала его ликтор. – И топить ее в кислоте за каждый раз, когда ты отпускал фривольные комментарии, ел арахис на встрече с адмиралтейством или говорил: «Откуда мне это знать, я всего лишь бог». Потом, через тысячу лет, ты скажешь мне: «Мерси, кислота неприятная, поэтому я осознал и больше так не буду». А я отвечу: «Поэтому я так и поступила, господи. Я сделала это для тебя и твоей империи». Я часто об этом думаю, – закончила она.
– Я совсем незаметно ел арахис, и только один раз, – ответил император Девяти домов.
– Давайте предположим, что на картинке все-таки Зверь, – предложила ты.
– Да! Спасибо! – сказала твоя наставница. – Вот только я отметила твое «предположим» и вообще хотела бы обратить твое внимание, дитя, на то, что я возненавидела тебя с первого взгляда. Разум Зверя окажется на эпироическом слое, и он нападет на нас… любым способом. Звери все разные. Я сражалась с несколькими, и они отличаются друг от друга. Номер Второй плевался ртутью и превращался в огромные шипы. Номер Шестой всасывал нас в огромные сфинктеры и поливал нас червями. Я не могу даже вспомнить, как он выглядел. Я помню Четвертый номер… это был гуманоид с прекрасным лицом, который держал меня под водой и говорил сладким голосом: «Умри, умри, умри», а номер Первый был огромной неразумной машиной. Увидев его, я решила, что у него огромный хвост и тысяча сломанных колонн на спине, но Кассиопея разглядела, что это механическое чудовище с крыльями-мечами и рогами из миелина, в которых были устроены могилы.
Святой долга беспокойно вставил:
– Номер Восьмой был гигантской головой.
– С плавниками, как у рыбы, – задумчиво сказал Августин. – Ребра его покрывали кровавые повязки, а зубы торчали из черепа, образовывая настоящее гнездо на лице. Он был весь красный, а единственный зеленый глаз перемещался по всему телу… короче, – он опомнился, видимо, разглядев ваши с Иантой лица, – они не красавчики, вот мы о чем.
– Тогда это потеря времени, старшая сестра, – решила Ианта, – невозможно составить план боя.
– Мы можем продумать построение, – чопорно сказала святая радости, – распределить участки Зверя и сконцентрироваться на них. Ты, глупое дитя, возьмешь восточный сектор. Августин – западный, Ортус – северный. Я займусь самой южной его оконечностью, как бы она ни выглядела и чем бы она ни являлась. Возможно, мы вообще не сможем увидеть его целиком. Тогда нужно будет сражаться с тем, что увидим.
– А как же я? – спросила ты.
Никто, кроме Мерсиморн, даже не посмотрел на тебя. Взгляд Ианты был устремлен в совершенно другую сторону, вероятно, на ее драгоценный восток. Августин прикуривал аккуратно скрученную сигарету, а святой долга разглядывал щит, прикрывавший огромное окно, когда-то выходившее в космос. Даже бог не оторвался от административной работы, невозможной без участия Князя Неумирающего. Смотрела на тебя только Мерси своими бездонными глазами, в которых жил красный ураган, тонущий в буром песке, летящий над серыми водами.
– Просто не мешай, – сказала она.
– Нет, я в сознании. Просто… я успела его увидеть. Меньше секунды. Господи, я отвела взгляд, но он был оптически увеличен… в центре… он здесь! Зверь Воскрешения явился! Седьмой колосс, отродье того, кто убил Кира из Первого дома, брат того, кто убил Улисса из Первого дома, тот самый, из-за которого погибла Кассиопея. Господи, Джон, иногда я мечтаю о возможности умереть. Я видела его! Видела! Он синий, как глаза Лавдей! Он знает, что ты сделал с его родом, и он видит смертную душу моего рыцаря, горящую в моей груди.
Механический щелчок открывающейся двери разнесся по всей станции.
– Спасибо, – сказал император и прервал связь. Больше никто не говорил.
Сирена замолчала, но еще долго звучала у тебя в ушах. Коммуникатор снова затрещал, и Августин устало произнес:
– Вот дура. Она прекрасно знает, что нельзя смотреть в точку, расположенную ближе километра от точки предсказанного прибытия. Что ж, он добрался быстро. Давайте все спать.
И ты пошла спать. Ставни больше не поднимались. Позднее ты узнаешь, что они не поднимутся никогда, что в ближайшие дни Митреум будет защищен еще сильнее, чтобы император Девяти домов мог следить за приближающимся врагом. Но в ту ночь ты просто легла рядом с Телом и заметила, что ее глаза широко открыты и что в темноте они мерцают золотом, как погребальная маска.
– Любимая?
– Он грядет, – сказала она нетерпеливо и изумленно. Ты никогда не слышала таких интонаций в ее низком многоликом голосе. Прямо сейчас она говорила голосом отцовского рыцаря: – Он близко!
Удивлялась ли она раньше? Тревожилась ли? Ты лежала лицом к ней, в считаных сантиметрах от ее влажно блестящей кожи, которая должна была оставить отпечаток на твоей подушке, в сантиметрах от закушенной нижней губы. Ее глаза, которым ночное освещение придало болезненно-янтарный свет заживающего синяка, смотрели сквозь тебя. Тело была напугана. Казалось вполне естественным, что в этом нереальном месте, на пороге смерти, ты сможешь коснуться ее. Страх смерти превратил твое преклонение в отчаяние, или, может быть, в желание. Ты протянула одну руку к замерзшей пряди волос у нее на затылке, ты придвинулась ближе и поцеловала эти прелестные мертвые губы.
Конечно же, ты не смогла этого сделать. Там ничего не оказалось. Она отдалилась от тебя, как всегда делали твои галлюцинации. Ты до нее не дотронулась. А может, и не пыталась. Тело смотрела на тебя с выражением, до ужаса напоминающим жалость.
– Пожалуйста, – сказала ты и снова потянулась к ней. У тебя вдруг закружилась голова. Ты сдвинула плащ, прикрывавший ее плечо, ты прижала руку к ее животу. Ее достоинство не было потревожено твоей грубостью, твоим безумием, твоей поспешностью. Может быть, ты снова ничего не сделала.
– Пожалуйста, – снова попросила ты.
Как будто бы ты не пересекала никаких границ, перекрывая безмолвный рев у тебя в ушах, Тело сказала:
– Мне нужно уйти ненадолго.
И ты немедленно пожалела обо всем.
– Я что-то сделала не так.
Ее неподвижные мертвые брови еле заметно дрогнули.
– О чем ты? – спросила она.
Ты не представляла, как ответить на этот вопрос. Тело вытянула руку, как будто хотела закрыть тебе глаза. Ты слишком устала, чтобы представлять, какими бы оказались эти пальцы на твоих веках, как она задела бы твой нос. Ты просто покорно закрыла глаза, а потом – несчастное ты создание с разбитым сердцем – ты крепко заснула.
Утром Тела рядом не оказалось.
* * *
– Вот стратегия боя, – сказала Мерсиморн. Она выкатила огромный пласт непрозрачного белого плекса и поставила перед обеденным столом, за которым сидели ты, Ианта, Августин и Ортус. Император пристроился с краю и занимался своими собственными делами, обложившись планшетом, схемами, стилусами и листками для записи. К этому моменту прошло почти два месяца со дня смерти четырнадцатой планеты. Окна оставались закрытыми несколько недель. Это усиливало ощущение жизни в клетке, но ты почти не обращала внимания: в Дрербуре окон не было. Правда, там ты всегда ощущала глубину, и она давала тебе ощущение свободы, невозможное среди этих плоских колец и коридоров.
Твоя наставница стояла на виду у всех собравшихся и в своем ханаанском плаще выглядела хрупкой, как белый цветок с серединкой цвета гнилого персика. Она говорила:
– Бой может продлиться три часа. Или восемь. Или неделю. Учитывайте, что время нестабильно, и действуйте соответственно. Дальше!
Святая радости взяла толстое черное перо с мягким кончиком и нарисовала на белой доске большой цилиндр. Разделила его на примерно равные части и подписала каждую: эпироический, мезороический, батироический, баратрон.
– Большая часть боя пройдет здесь, как обычно, – сказала она, жирно подчеркнув слово «эпироический». – Надо как можно больше пользоваться возможностями берега. Когда Зверь устанет – вы это поймете, потому что он попытается убежать, мы загоним его на мезороический слой, потом на батироический, потом на баратрон. Когда мы окажемся там, откроется устье, куда мы его и загоним. Все просто! Ну, то есть нет, – кисло добавила Мерсиморн на случай, если кто-то сам не догадался.
– Я настаиваю, что мы должны гнать его вниз с самого начала, – сказал Ортус.
– Ну уж нет! Спасибо! Мы тут не все гарпунщики. Давайте дальше, – ответила она, но святой долга еще не закончил. Как иногда с ним случалось, он надавил на нее с силой, сравнимой с гравитацией. Тяжело сказал:
– Наша самая быстрая битва со Зверем произошла на батироическом слое.
– Да. И Восьмой номер не устал к тому моменту, как мы загнали его на баратрон, так что Улиссу из Первого дома пришлось заталкивать его в устье силой, и теперь он, как принято выражаться, горит в аду! Это Зверь Воскрешения, солнышко! Спасибо! Дальше!
С другого конца стола подал голос император, не отрывающий от бумаг взгляда черных, обведенных белыми кругами глаз:
– Это был поступок настоящего героя.
– Беда в том, что герои всегда умирают, – пояснил Августин, который перебирал край скатерти длинными изящными пальцами. – Нельзя назвать героем того, кто не погиб героически. Ортус, я полагал, что стратегия с уходом вниз хороша, когда вы впервые с ней выступили, но теперь мы знаем, что последний удар, нанесенный Зверю, должен быть резким и окончательным. Лучше бы я сражался девять лишних часов, но Улисс бы сидел сейчас рядом с нами, предлагая очередную секс-вечеринку. Все лучше, чем смотреть, как он изгонял эту тварь.
– Я ненавидела его секс-вечеринки, – сказала Мерсиморн, чуть не плача.
– Мы знаем, радость, – ответил Августин, – мы знаем.
Ты смотрела на Ианту. Она не выносила всякие собрания и прочую организованную активность, где ей приходилось иметь дело с чужим мнением. Это казалось тебе странным, если учесть то, что всю свою жизнь она провела в объятиях сестры. Она сидела, скрестив бледную живую руку с золотой костяной, и обе руки сильно выделялись на фоне мерцающей радужной белизны плаща. Волосы ее тонкими прямыми прядями спадали на плечи. Она откинула голову на спинку стула, как будто могла заснуть в любой момент. Она посмотрела на тебя, и ты быстро отвела глаза, но она успела заметить твой взгляд.
Недавно ты поняла, что молишься, чтобы предательницей не оказалась Ианта. Перед глазами у тебя все время стояла Коронабет, оказавшаяся в руках Крови Эдема. Насколько ты могла понять, сестру Ианта любила больше, чем себя, – и это было единственное существо, которое она так любила. Ради своей сестры Ианта воткнула нож тебе в руку, глядя тебе в глаза.
Почему ты молилась за невиновность Ианты, настолько сомнительную? Легковерие не считалось добродетелью в Девятом доме, но ты молилась, прекрасно зная о способностях Ианты к разным уверткам, которые могли бы всю вселенную поставить на паузу.
Эта распутная вероломная тварь лениво спросила:
– А его физическое тело? Оно действительно неуязвимо?
– Учитывая его нынешнюю траекторию, я рассчитала, что оно окажется здесь, – сказала Мерси и круглыми магнитами закрепила на доске карту. Ты поразилась, насколько далека оказалась эта точка от Митреума. Если схема была верна, то твоя бывшая наставница обозначила место появления Зверя на орбите планеты, расположенной примерно в пяти миллиардах километров отсюда. – Поле астероидов позволяет предположить, что волны Вестников будут не массивнее двадцати пяти тысяч особей. Они не смогут с нами справиться.
– Мы же знаем, где он. Сбросим на него бомбу, – сказала Ианта.
– Мы пытались, утенок, я же тебе говорил, – ответил ее учитель довольно добродушно. Он достал мешочек с бумажными листками и кисет со зловещим содержимым и принялся сворачивать сигарету. – Слой мертвой материи и Вестников составляет до двух тысяч километров в толщину.
– Можно отправить ликтора пробить этот слой и установить бомбу поближе. Я сама это сделаю, если в сердцах старших недостанет мужества.
– Пробовали, – сказал Ортус. Мерси добавила:
– Цитера с ума сошла на несколько недель. Не в смысле злилась, в смысле повредилась рассудком. Она не смогла даже коснуться поверхности.
– При этом я не сказал бы, что избавляться от тела бесполезно, – сказал император. – Очень даже полезно. Когда Кир утащил тело в черную дыру, Улисс заявил, что избавиться от разума будет проще всего на свете, что он впал в спячку и его можно утащить в устье голыми руками… но это стоило нам Кира. А Кассиопея утащила тело в Реку вместе с разумом, но на это была способна только Касси. Ну и еще Августин.
Это был вопрос.
– Я не Касси, Джон, – ответил Августин. – Для меня это все теория.
– Надеюсь, так и останется. Так или иначе эту проклятую тварь почти невозможно задеть. Забудь про Вестников, Ианта. Оставь их своим рукам.
– А как победить Зверя? – спросила ты. – На что он похож? Как он на нас нападет? Чего ожидать?
Мерсиморн снова взяла маркер и принялась рисовать в эпироическом слое какой-то предмет.
– Это Зверь, – сказала она.
– Но это маффин, – возразил Августин.
– По-моему, это облако с лицом, – решила Ианта. – Если вон ту загогулину принять за глаз.
– Это же цветок, – сказала ты, и бог согласился:
– Да, в нем есть что-то… цветочное.
– А я подумал, что это змея в кусте, – сказал Ортус.
– Как я вас всех ненавижу! – страстно сказала Мерсиморн. – Много тысяч лет ненавижу. Кроме тебя, господи.
– Спасибо, – поблагодарил бог.
– Я просто хочу посадить тебя в клетку, – задумчиво сказала его ликтор. – И топить ее в кислоте за каждый раз, когда ты отпускал фривольные комментарии, ел арахис на встрече с адмиралтейством или говорил: «Откуда мне это знать, я всего лишь бог». Потом, через тысячу лет, ты скажешь мне: «Мерси, кислота неприятная, поэтому я осознал и больше так не буду». А я отвечу: «Поэтому я так и поступила, господи. Я сделала это для тебя и твоей империи». Я часто об этом думаю, – закончила она.
– Я совсем незаметно ел арахис, и только один раз, – ответил император Девяти домов.
– Давайте предположим, что на картинке все-таки Зверь, – предложила ты.
– Да! Спасибо! – сказала твоя наставница. – Вот только я отметила твое «предположим» и вообще хотела бы обратить твое внимание, дитя, на то, что я возненавидела тебя с первого взгляда. Разум Зверя окажется на эпироическом слое, и он нападет на нас… любым способом. Звери все разные. Я сражалась с несколькими, и они отличаются друг от друга. Номер Второй плевался ртутью и превращался в огромные шипы. Номер Шестой всасывал нас в огромные сфинктеры и поливал нас червями. Я не могу даже вспомнить, как он выглядел. Я помню Четвертый номер… это был гуманоид с прекрасным лицом, который держал меня под водой и говорил сладким голосом: «Умри, умри, умри», а номер Первый был огромной неразумной машиной. Увидев его, я решила, что у него огромный хвост и тысяча сломанных колонн на спине, но Кассиопея разглядела, что это механическое чудовище с крыльями-мечами и рогами из миелина, в которых были устроены могилы.
Святой долга беспокойно вставил:
– Номер Восьмой был гигантской головой.
– С плавниками, как у рыбы, – задумчиво сказал Августин. – Ребра его покрывали кровавые повязки, а зубы торчали из черепа, образовывая настоящее гнездо на лице. Он был весь красный, а единственный зеленый глаз перемещался по всему телу… короче, – он опомнился, видимо, разглядев ваши с Иантой лица, – они не красавчики, вот мы о чем.
– Тогда это потеря времени, старшая сестра, – решила Ианта, – невозможно составить план боя.
– Мы можем продумать построение, – чопорно сказала святая радости, – распределить участки Зверя и сконцентрироваться на них. Ты, глупое дитя, возьмешь восточный сектор. Августин – западный, Ортус – северный. Я займусь самой южной его оконечностью, как бы она ни выглядела и чем бы она ни являлась. Возможно, мы вообще не сможем увидеть его целиком. Тогда нужно будет сражаться с тем, что увидим.
– А как же я? – спросила ты.
Никто, кроме Мерсиморн, даже не посмотрел на тебя. Взгляд Ианты был устремлен в совершенно другую сторону, вероятно, на ее драгоценный восток. Августин прикуривал аккуратно скрученную сигарету, а святой долга разглядывал щит, прикрывавший огромное окно, когда-то выходившее в космос. Даже бог не оторвался от административной работы, невозможной без участия Князя Неумирающего. Смотрела на тебя только Мерси своими бездонными глазами, в которых жил красный ураган, тонущий в буром песке, летящий над серыми водами.
– Просто не мешай, – сказала она.