Харроу из Девятого дома

– За Кристабель, – и осушила бокал одним долгим, злобным глотком.

Когда бог на мгновение положил ладонь ей на руку, она вдруг сказала:

– Я не пьяная!

– Конечно нет.

Ты смотрела, как Ианта делает еще глоток бледной, яблочно-желтой жидкости. Она наклонилась к тебе и еле слышно прошептала:

– Лучший вечер в моей жизни.

– За минувшие годы я достаточно пил за Альфреда, так что позвольте мне выпить за Кристабель, – сказал святой терпения и выпил. Задумчиво покрутил в руках бокал. – За Кристабель.

– Ты никогда не любил Кристабель, еще до всего, – сказала Мерси уже не так злобно.

– Полная хрень, – ответил он немедленно с осторожной размеренностью человека, который лично выпил не меньше двух бутылок вина. – Ты знаешь, что я чувствую… ты знаешь, что, по моему мнению, она не лучшим образом влияла на Альфреда. Ты знаешь, что они выявляли худшее друг в друге. Полагаю, ты согласна.

– Они были очень похожи, – сказал бог.

– Нет, – ответил Августин, – не были, Джон. – Она была идиоткой и фанатиком, да-да, Мерси, а он… он жалел, что он не такой. Потребовалось совсем немного, чтобы сбить моего брата с пути.

– Никто не мог повести его туда, куда он не хотел идти, – сказал бог, и в его голосе появилась торжественность: – Тебе это известно.

– Господи, не говори так! – слегка улыбнулся ликтор. – Я прожил несколько тысяч лет с мыслью, что мог бы уговорить его на что угодно за пять минут.

Его сестра-святая промолчала. Посмотрела в свой бокал и вдруг заполнила неловкую паузу:

– Давайте выпьем за женщину, которая никогда не меняла своего мнения. За Пирру Две.

Все взгляды устремились на край стола, к святому долга. Твой взгляд тоже. Ты взяла бокал за ножку и посмотрела в лицо человека, который когда-то был некромантом женщины по имени Пирра. И увидела тот же невыносимо пустой взгляд, на который натолкнулась в собственной ванной и в часовне Митреума при первой вашей встрече.

– Августин, – сказал он ровно, но с ноткой предостережения.

– Да-да. Тебе не кажется, что это удивительно? После всех этих лет. Даже Мерси не может сказать о ней ничего плохого.

– Почему меня всегда считают такой критиканкой? – последовала неизбежная критика.

– За Пирру, женщину, ради которой я научился курить. За рыцаря, легенду, за каменную лисицу. Джон, прекрати тыкать меня в бок, каменной лисицей ее звал ты сам. Вот этими святыми губами.

– Уважительно! – возразил император.

– Сменим тему, – сказал Ортус.

– Хорошо, – согласился Августин, сделал еще глоток вина, чтобы подкрепиться, и тут Ианта предложила:

– Выпьем за врагов, старший брат.

– Точно! Отлично, – радостно согласился он. – Классика. Именно поэтому я взял тебя в ученики, детка. За наших врагов, за врагов империи, за тех, кто покоится в безопасности Реки. Я не стану пить за живых врагов, но давайте выпьем за павших. Мы можем позволить себе быть великодушными. Выпьем за иссохшую Кровь Эдема.

Император и Мерси хором сказали:

– Они еще живы.

– Ладно, педанты чертовы. Я выпью за лучших из них, за тех, кто пал со всей определенностью, не за оставшихся фанатиков, безумцев и идиотов, которые полагают, что ядерная ракета сможет нас остановить. Командор никогда бы не удовольствовалась ядерной ракетой. Господи, какой же веселый танец мы с ней танцевали. Это чего-то да заслуживает. Пожалуй, это тост.

Через стол ты заметила, что святой долга сжал кулаки. Ты хорошо разбиралась в кулаках. Император принял твою сосредоточенность за непонимание.

– Это было до твоего рождения, Харрохак.

– Задолго до твоего рождения, – совиным голосом добавила Мерси, – потому что тебе три года.

– Это не та история, которую стоит рассказывать после… трех бокалов вина.

– И никаких не трех, – сказал человек слева.

– Четырех бокалов, – поправился бог, который был слегка неадекватен. – Это хороший урок для вас, девочки. Не стоит никого недооценивать. Четверть века назад эти фанатики узнали о Зверях Воскрешения. Работа была та еще, поскольку об этом знают только высшие эшелоны Когорты…

– Они и раньше о них знали, – сказал Ортус, – просто не знали, кто это такие.

– Но и когда узнали, их это не остановило. Они разыскали одного Зверя… пожертвовали половиной флота, пытаясь отделить одного Вестника от стаи… убили этого Вестника… давайте за это выпьем.

– За убийство Вестников, – произнесли два старших ликтора и выпили. Ианта тоже выпила. Ты смочила губы.


– Даже мертвый Вестник может свести некроманта с ума. Они разобрали его на куски. Сделали из него ножи, топоры, броню. Очень рачительно, конечно. Но у командора даже пули были из Вестника.

– Пули, – сказал Августин, – копья. Метательные ножи. Стреляет без промаха. Раз залепила мне прямо между глаз. Безумная от ярости и злая, как змея. Мы несколько раз чуть не потеряли Ортуса. А, Ортус? Выпьем за командора Уэйк?

Бокалы зазвенели. Святой долга встал и произнес самую длинную речь, которую ты от него слышала.

– Пожалуй, нет. Прошу меня простить. Я устал.

Все настороженно смотрели ему вслед. Учитель молча встал из-за стола, как будто раздумывал, не отправиться ли вслед за ним. Когда дверь за ликтором закрылась, Мерсиморн прошипела сквозь зубы:

– Ну ты и говнюк, Августин.

– Да все в порядке, – вяло возразил тот.

– Это, по-твоему, в порядке…

– Внезапные всплески сочувствия несколько необычны для…

– Несложно вообразить, что это…

– Не надо, – велел бог и с трудом сел обратно, – хватит. Раз уж вы снова начали разговаривать, не надо. Я не видел, чтобы вы так мирно говорили друг с другом… несколько десятилетий. Не надо. Я отлично провел вечер. Харроу, ты не слишком много выпила?

Ты выпила невероятно много и умирала от желания очистить себе почки вручную.

– Нет, – ответила ты, а твоя соседка одновременно с тобой произнесла:

– Да, сразу видно же.

– А тебя никто не спрашивал, – огрызнулась ты, но Ианта уже передвинула стул и живой рукой обняла тебя за голые плечи. Плечи стали не такие голые, и ты мгновенно согрелась. Это тебя взбесило. А она говорила:

– Тихо, тихо, Харри.

Бог подавил улыбку, услышав это дикое прозвище. Ты в очередной раз пообещала про себя убивать Ианту особенно мучительно.

– Позволь мне познакомить тебя с понятием сестринства. Я буду направо и налево рассказывать о твоих планах, мешать тебе на каждом шагу, а по утрам держать тебе волосы.

Ты не хотела, чтобы Ианта рассказывала о твоих планах, очень не хотела, чтобы она тебе мешала и совсем не хотела, чтобы она держала тебе волосы. Но бог весело сказал:

– Ну, за сестер.

Ликторы похватали первые попавшиеся бокалы, Ианта сунула тебе в руку твой. Все выпили.

– За сестер и за женщин, которых мы оставили, – сказал Августин.

Бог продолжал улыбаться, но глаза у него стали пустые.

– Мне тоже за это пить?

Впервые в жизни ты увидела святого терпения в замешательстве.

– Прошу прощения, Джон. Не хотел тебя задеть.

– Это меня уже не задевает. Ну, почти, – сказал бог, продолжая улыбаться.

Ликтор слева расчесывала волосы, тяжелой волной падавшие ей на плечи. Какого они были цвета? Цвета сердцевинки желтой розы, розоватого, красноватого, золотистого. Не очень-то и красиво. Как ни странно, в ее бокале еще оставалось вино.

– У меня есть тост получше. За императора Девяти домов, за Воскресителя, за моего бога.

– За императора Джона Гая, Первого владыку мертвых, – подхватил Августин и осушил стакан.

Это был единственный тост, к которому тебе захотелось присоединиться. Ты выпила, потому что следовала своим желаниям, и потому, что Ианта смотрела на тебя насмешливо, как будто жалела, что ты не пьешь. Пришлось выпить дважды.

– Я не стану пить за себя, – говорил учитель. – Я не лучший человек во вселенной, но я уж точно не нарцисс.

Святая радости сказала с нехарактерной для нее свирепостью:

– Ты – лучший человек во вселенной.

– Выпью за это, – сказал Августин.

Потом ты довольно долго не видела лица бога. Августин встал, налил вина себе, налил Мерсиморн. С тонким стеклянным звоном коснулся ее бокала своим – она следила за ним мутными, ничего не понимающими глазами. Они выпили молча, сидя по сторонам от императора Девяти домов.

Наконец она сказала:

– Кажется, я была бы рада увидеть здесь Цитеру.