Хаммер

То, что сделал Джой, было и непредвиденно, и внезапно, и врасплох для Аранского. Джоев вдруг каким-то ловким, резким и еле уловимым движением метнул пистолет в его направлении и отпрянул в сторону. На подсознании Аранский вскинул оружие, но выстрелить уже не успел. Железяка пролетела эти несколько метров между ними необычайно быстро и с силой впечаталась рукояткой прямо в лоб.

Джоев перепрыгнул через лежащего с разбитой головой, без сознания следователя, выбежал обратно через кирпичный проем. Слева слабо, но доходил уличный свет, побежал туда. Вовремя остановился, плита пола резко заканчивалась, и дальше пропасть — три этажа вниз. Искать ступеньки, опускаться ниже в поисках выхода из здания не было времени, скорее всего, на подходе уже был Кордыбака со своим отрядом, да и Аранский мог прийти в себя. Прыгать? Нет, высоко, убьется, ноги поломает. Рядом, справа, через две стенки, на тросе какой-то работяга пристраивал огромное металлическое корыто. Джоев посмотрел вверх — кран, это был подъемный кран. Туда.

Отшвырнув в сторону рабочего, Джой запрыгнул в корыто с какими-то мешками и выстрелил вверх, целясь в металлическую конструкцию крана рядом с кабинкой крановщика, громко и внятно крикнув:

— Вниз меня! Быстро, или убью!

Трос натянулся.

Вот и земля, а слева вдоль рифленого забора виднелась калитка и будочка охранника. Охранник в пятнистой бледно-синей форме, с резиновой дубинкой на поясе уже семенил навстречу. Грохот внутри сооружения, похожий на выстрелы, выкрики, а тут еще бегущий человек ему навстречу, требовали его срочного вмешательства, на подведомственной ему территории явно что-то происходило. Но, увидев в руке у бегущего пистолет, остановился, а затем и вовсе отошел подальше, спрятался за стопкой плит. Незнакомец пробежал мимо, даже не глянув в его сторону, с ходу ногой открыл калитку и исчез из виду.

Перепрыгивая по несколько ступенек сразу, Джой мчался вниз по узкой и крутой улочке между высокими откосами частный жилых строений, ловко обходя редких прохожих. Он знал — впереди трасса, ведущая на кольцевую, железная дорога и станция метро «Выдубичи». Туда ему и надо, в подземный переход и на станцию метро. Успеет ли?

Словно вздохнув, глотнув порцию свежего воздуха, выскочил из сумрачного, узкого лабиринта улочки на солнечный и широкий простор, теперь левее и как можно быстрее к станции метро. Где-то послышалось завывание сирены, вдруг и достаточно отчетливо. Джой сбавил темп, перешел на шаг, нельзя привлекать к себе внимание. Одна за одной промчались две полицейские машины по шоссе. «Значит, уже сообщили, сжимают кольцо, успеть бы проскочить, просочиться».

Впереди показались несколько автобусов на отстое маршрута, дальше за ними пешеходный переход через шоссе, затем выход на платформу пригородных поездов и подземный переход к станции метро. «Успеть бы. Успеть. Но что это?» Около пешеходного перехода притормозила полицейская машина, пропуская людей, остановилась, да так и осталась стоять. Джой совсем сбавил темп, шел медленно и на вид как можно более непринужденно. Полицейские не уезжали, но пройти мимо них по переходу он не мог, без сомнения — его ждали, приметы были, отсекали переход. «Что же делать?»

И опять завыла сирена, и опять копы, на этот раз медленно, по шоссе, метрах в ста, ему навстречу двигался «приус». Он понимал — прочесывали тротуар, внимательно всматривались в каждого прохожего, цепко хватаясь за каждого, сопоставляя, анализируя, сравнивая. И вдруг машина стала притормаживать, подруливая к обочине. Джой сорвался и побежал, не выдержали нервы, потому как засекли, потому что сейчас выйдут из машины и подойдут к нему, и тогда все, тогда конец. Он бежал вперед по тротуару, полицейская машина остановилась, но копы не выходили, они просто еще не поняли, не осознали, что нашли того, кого разыскивали, и надо бежать, ловить и хватать его. Может, секунда, может, две от силы, и до них дойдет, что награды, похвалы и звездочки за задержание особо опасного преступника совсем рядом.

Дверь автобуса была открыта. Джой запрыгнул на верхнюю ступеньку, быстрым взглядом окинул салон, никого не было, только водитель, накрыв лицо кепкой, лежа дремал на пассажирском сиденье. Одной рукой Джой выхватил пистолет, другой схватил водителя за ворот и рывком поставил его на ноги:

— Ключи от автобуса! — заорал он, приставив ствол пистолета к носу перепуганного человека. — Быстро! Еще секунда, и убью!

— В замке, — испуганно моргая глазами, пролепетал тот.

Джой бросил взгляд на баранку, на секунду задумался: нет, такой заложник ему будет только помеха.

— Вали. И быстро, пока не передумал.

Водитель выскочил из автобуса и отбежал в сторону. Джой запрыгнул на водительское сиденье, завел мотор, включил передачу и рванул с места. Дверь осталась открытой, он не знал, как ее закрыть. Один из полицейских уже успел добежать до автобуса, вскочил на ступеньку, но автобус резко дернулся, он потерял равновесие и, падая, схватился за дверь, ноги и нижняя часть тела его протащились по асфальту. Заорав от боли, весь ободранный и оборванный, разжал пальцы и остался лежать на дороге. Автобус набирал скорость. Проезжая мимо «приуса», Джоев намеренно зацепил задок автомобиля, да так, что тот повернулся набок, другой полицейский некоторое время бежал следом, несколько раз выстрелил, но автобус уверенно удалялся.

Автобус, плавно перекатываясь на неровностях дороги, мчал на полной скорости. Свежий ветер залетал в открытую дверь, шумно гулял по салону, со свистом вырывался обратно на свободу в открытые окна. Джой давил на педаль газа, впереди был Южный мост, а что потом, куда потом, он и не знал, и не думал. Инстинкт самосохранения, ощущение очень скорой потери свободы толкали его вперед, к действиям, заставляли мчаться, куда — он и сам не знал.

Нет, уйти от преследователей не получалось, не то что окончательно, даже хоть как-то оторваться не мог. Очередной полицейский «приус» уверенно пристраивался на хвосте, еще несколько выруливали со Столичного шоссе и, завывая сиренами, устремлялись следом. Он видел их маячки, несмотря на отблески отраженного в боковом зеркале заходящего солнца, совершенно безразличного, безучастного к тому, что происходило с ним и вокруг него.

Слыша завывания сирен, автомобили впереди уходили в сторону, уступая дорогу. Педаль газа уперлась в пол, быстрее, чем ехал, автобус мчаться уже не мог. Джоев улыбнулся непонятно чему и кому.

Почему-то вдруг отлегло, отступило, сошло. Вся эта суета, стрельба и погони показались абсурдом и чепухой, лишенными смысла и хоть какой-то ценности. А в чем, собственно, смысл и корень? И был ли он вообще хоть в чем-то, хоть чуть-чуть? Ветер гулял по салону, гоняя по полу обрывки бумажек, брошенных билетиков, трепал волосы на его голове, бодрил, отрезвлял, умиротворял.

Джой посмотрел на стрелку указателя топлива — полбака. Нащупал рукой за поясом сзади рукоятку пистолета. Усмехнулся своей мысли, и безрадостной, и неутешительной, но уж точно прорицательной — полбака жизни. На душе было спокойно. Почему? Наверно, потому, что все стало ясно и отчетливо, до мелочей понятно: пока едет — живет, полбака жизни. И вдруг рассмеялся, громко, раскатисто, исступленно, так, что слеза выкатилась, а потом вдруг запел, заорал во все горло: «Эй мороз, мороз, не морозь меня, не морозь меня, моего коня…» Это была истерика, крик отчаяния и неминуемой обреченности.

Впереди на средней полосе стоял автомобиль с включенными огнями аварийной сигнализации. Джой взял правее, там полоса была свободной, и вдруг увидел, что не совсем: примерно наполовину была занята полоса эта автомобилем-эвакуатором. Джой не стал тормозить, да и поздно уже было. Левым колесом автобус на полной скорости налетел на въездную лыжу платформы спецмашины, левую сторону автобусу резко подбросило вверх, колеса оторвались от дороги, автобус взмыл в воздух, сделав оборот вокруг своей оси, перемахнул через правый отбойник моста и медленно, колесами вниз стал опускался к водной глади. Но это только казалось, к воде он приближался стремительно и неотвратимо.

Джой уже не пел, в полете перехватило дух, стало легко, и не только на душе, физически тоже, он не ощущал своего тела, более того, оторвался от сиденья и медленно взмыл над ним, рядом зависла в воздухе ручка и пачка сигарет. Нет, он не бредил, ему не чудилось, не казалось, это был не сон, не видение, именно так и происходило на самом деле.

Вода приближалась, Джой посмотрел в окно, еще секунда… Удар страшной силы, и темнота…

Кордыбака выскочил из автомобиля и подбежал к отбойнику моста, глянул вниз. Столб брызг окутал автобус и схлынул обратно. Валентин вопросительно глянул на Тимохина, тот молчал.

— Степаныч, прыгать, что ли? Он ведь утонет?

Тимохин молчал. Кордыбака грудью оперся на отбойник, словно сделал попытку перепрыгнуть. Тимохин положил ему руку на плечо, тяжелую, сильную, и сжал в пальцах клочок его куртки:

— Оставь, Валя. Мы ничем не поможем. Высоко слишком.

— Но ведь утонет?

Тимохин промолчал.

Джой очнулся, холодная вода пробудила его. Открыл глаза, что-то мешало, не давало смотреть. Попробовал вытереть рукой, левой — не получилось, рука не двигалась, правой сумел, это была кровь. Через открытую дверь и окна автобус быстро наполнялся водой, погружаясь все больше задней частью вниз, еще мгновение, и полностью скроется под водой. Джой глотнул воздух, сколько смог, сильно болели ребра и что-то внутри, задержал дыхание, схватился за поручень, подтянулся и поплыл к выходу. Встречного потока в дверь уже не было. Выплыл из тонущего автобуса и, отталкиваясь о воду правой рукой и ногами, попытался всплыть. Он видел светлую поверхность реки, она была вверху. Изо всех сил пытался он всплыть, изо всех сил стремился туда, к свету, к поверхности, к воздуху. Нестерпимо сильно хотелось дышать.





Глава сорок первая





Снег шел всю ночь. Сначала с вечера моросил дождик, вернее, продолжал моросить, а ночью незаметно и плавно перешел в снег, несильный и мелкий. Ветерок посвистывал в щели приоткрытой рамы, от этого в комнате становилось еще прохладнее.


Валентин проснулся в восемь утра, но вставать не торопился, центральное отопление еще не включили, поэтому единственное место, где было тепло, это в постели и под толстым одеялом. Была суббота, вроде как выходной, но фактически неизвестно. Во-первых, к девяти обещал он приехать в госпиталь за Аранским, тот уже три дня как находился на восстановительном лечении, сегодня выписывали. От удара пистолетом в голову получил сотрясение мозга, но, как показало обследование, не критичное. Аранского выписывали и просили его еще как минимум дня три поваляться дома. Но реально какие мысли были в еще не вполне окрепшей голове шефа, никто не знал, мог с ходу, с больничной койки, потребовать в управление заехать, в делах покопаться, а мог и куда более мудреное что придумать, а значит, собираться, как на работу. Минут тридцать понадобится до Лукьяновки добираться, хотя нет, сегодня выходной — в двадцать уложится.

Аранский уже был полностью готов и собран: документы на руках, одет по погоде, на лбу тампон скотчевый, под глазами два красавца-бланша — лилово-синюшные до черноты. Встретил с улыбкой, встал навстречу, обнял по-отечески, даже пошутил:

— Ну что, Валя, повоюем еще?

Валентин согласно кивнул, в унисон общему настрою заметил:

— А вы хорошо выглядите, Сергей Викторович.

— Поязви мне, поязви. Хотел сюрприз тебе сделать, теперь воздержусь.

— Нет, я серьезно, и раны вам к лицу.

— Фингалы, что ли? Как у него это получилось? И попал же, чертяка, прямо между глаз. Я даже не увидел, как пистолет летел, рассказать кому — не поверят. Но ничего, главное, уйти гаденышу не дали, — посмотрел вопросительно на лейтенанта. — Не дали?

— Так не всплыл ведь.

— Это знаю. Да ладно, пожалуй, поехали. Я готов.

— А что за сюрприз?

— Ах да, чуть не забыл, — Аранский подошел к столику у койки, взял какой-то предмет, повертел в руках, нажал пальцем, положил обратно, затем, указав на предмет, добавил: — Кнопка.

— Какая кнопка? — не понял Кордыбака.

— Дистанционная.

— А-а, — понимающе протянул Кордыбака. — Ну да. А сюрприз?

— Нетерпеливый ты, однако. Заладил, сюрприз ему подавай.

Кордыбака неловко стушевался. В это время открылась дверь, и в палату вошла медсестра. Валентин на полуслове так и замер с открытым ртом. Это была она, Юля, медсестричка. Как же он забыл? Ведь обещал ей, что позвонит!

Она мельком глянула на молодого человека, щечки подрумянились чуть сильнее, затем на Аранского:

— Вызывали, Сергей Викторович?

— Узнаешь, за мной кто приехал? Прощаться с тобой не буду, примета плохая, а поцеловать поцелую. Спасибо тебе хочу большое выразить — выходила, теперь и к жене можно, — поцеловал девушку в щечку и вышел из палаты, прикрыв за собой дверь.

Валентин стоял истуканом, что сказать не знал, чувствовал себя и дураком, и идиотом, а главное — виноватым. Что-то нужно было сказать. Извиниться? К месту ли? Сказать, что рад ее видеть? Тоже не то. Стушевался, как подросток, так оробеть, сконфузиться. И она молчит. Что-то нужно было сказать.

— Юля, можно я за вами заеду?

— Когда?

— Сегодня. Вы до скольки работаете?

— До утра.

— Так уже утро.

— До завтрашнего.

— Ну да, конечно. Хотя, — Валентин на мгновение запнулся. — Я бы хотел до сегодняшнего.

Девушка незаметно улыбнулась:

— Вы уж начальника своего домой доставьте.

Кордыбака как-то несмело взял ладонь девушки в свою руку, словно прощаясь, она не противилась, ее маленькая, прохладная ладошка послушно легла в огромную и жаркую лапищу юноши. Он не отпускал, она соглашалась, что еще сказать, не знал, не знал, не думал и не хотел, просто впал в какой-то ступор, ну подросток прыщавый, и все.

Снег идти перестал и уже почти растаял, зато опять моросил дождик, мелкий, как пыль, и холодный, а туман, густой и мокрый, беспардонно лез и мозолил глаза. Аранский обошел свою «сонату», оглядывая со всех сторон:

— Почему не на своей?

— Вчера вечером вашу из ремонта забрал.

— Да уж, — Аранский потрогал свой лоб. — Достается нам с ней.

— Я бы не сказал, что сильно пострадала канарейка ваша, — Кордыбака пнул ногой переднее колесо автомобиля. — Ходовую перебрали, собственно, и все.

— Попрощался? — Аранский кивнул в сторону главного входа клиники.

Кордыбака промолчал.