Грозовой перевал
Часть 7 из 33 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Кэтрин поддерживала свое знакомство с Линтонами с того самого дня, когда она пять недель оставалась под их кровом. Она легко обуздывала свой норов в их обществе, потому что стыдно грубить в ответ на неизменную учтивость. Сама того не осознавая, она произвела благоприятное впечатление на старших Линтонов своей искренней сердечностью, завоевала восхищение Изабеллы, а также получила сердце и душу ее брата в придачу. Сначала ее самолюбию льстила их привязанность, а потом она научилась, не желая никого обманывать, как будто бы раздваиваться. Там, где Хитклифа называли не иначе, как «отпетым молодчиком» и «гнусным животным», она старалась не вести себя так, как он, но дома ей незачем было быть вежливой, ведь над ней бы только посмеялись. И она не сдерживала свой необузданный характер, коль скоро хорошее поведение не ценилось на Грозовом Перевале.
Мистер Эдгар редко набирался храбрости, чтобы открыто приезжать к нам. Его отпугивала дурная репутация Эрншо, и он не хотел лишний раз встречаться с ним. Тем не менее здесь его всегда принимали со всем почетом, на который мы только были способны. Даже хозяин не допытывался в своей всегдашней оскорбительной манере, зачем юноша приезжает, а если чувствовал, что не может быть достаточно учтивым, просто уходил. Мне кажется, визиты молодого Линтона не доставляли Кэтрин удовольствия: она не умела занять гостя, не проявляла кокетства и явно противилась тому, чтобы два ее друга встречались. Если Линтон выказывал презрение и неприязнь к Хитклифу, она не могла оставить его чувства без внимания, словно такое отвращение к товарищу ее детских игр распространялось и на нее. Я не раз посмеивалась над ее невысказанными бедами и затруднениями, которые она в тщеславии своем пыталась скрыть от моих насмешек. Звучит не очень по-доброму, но Кэти была просто нестерпимо горда, настолько, что невозможно было и представить. Я ждала, когда она хоть в чем-то пойдет на попятный, и наконец она вынуждена была открыться мне, потому что в целом свете не было другой души, с которой она могла бы посоветоваться.
Однажды мистер Хиндли уехал днем, и Хитклиф решил по этому случаю дать себе немного отдыха. Ему тогда, наверное, уже исполнилось шестнадцать, и, не будучи ни уродом, ни дураком, он умудрялся производить впечатление существа, отталкивающего внешне и внутренне (от чего, кстати, потом полностью избавился). К этому времени он утратил все преимущества, которые давало ему полученное в раннем детстве образование. Тяжелая работа от рассвета и до заката убила в нем любопытство и тягу к знаниям, задавила любовь к книгам и стремление учиться. Сознание собственного превосходства, которое ему в детстве внушало благоволение покойного мистера Эрншо, сошло на нет. Он долго пытался не отстать от Кэтрин в ее занятиях, но потом сдался с острым, но безмолвным сожалением, и никогда уже не стремился наверстать упущенное. Когда он понял, что бесповоротно должен остаться ступенью ниже, он даже не сделал попытки подняться. Внешность его теперь отражала упадок внутренний: у него появилась шаркающая походка, он начал сутулиться и смотреть волком. Раньше он был просто замкнут и сдержан, а теперь стал подчеркнуто, до глупости нелюдим. Похоже, он получал какое-то нездоровое удовольствие, когда вызывал у немногих своих знакомых неприязнь и даже не пытался снискать уважение.
Хитклиф по-прежнему старался как можно больше времени проводить с Кэтрин в краткие минуты своего отдыха, но более не выражал свою привязанность словесно. Дошло до того, что он стал яростно отвергать ее ребяческие порывы, как будто подозревая, что недостоин таких знаков внимания. В тот день, о котором я рассказываю, он вошел в залу и заявил о своем намерении побыть в праздности как раз тогда, когда я помогала мисс Кэти с ее туалетом. Такое решение Хитклифа застало Кэти врасплох. Она считала, что в отсутствии брата дом будет в ее полном распоряжении и каким-то образом умудрилась сообщить об этом мистеру Эдгару. Теперь же она готовилась принять своего гостя.
– Кэти, ты нынче занята? – спросил Хитклиф. – Собираешься куда-то?
– Нет, на дворе дождь, – отвечала она.
– Тогда почему на тебе шелковое платье? У тебя будут гости?
– Никого я не жду, – промямлила Кэти, – но тебе пора в поле, Хитклиф. Уже целый час после обеда прошел. Я думала, ты уже ушел.
– Хиндли не часто избавляет нас от своего мерзкого присутствия. Сегодня я больше работать не буду, – заявил Хитклиф. – Я посижу с тобой.
– Джозеф тебя выдаст, – заметила она. – Лучше бы ты в поле пошел.
– Джозеф грузит известь за Пеннистонскими утесами. Он до темноты не вернется и ничего не узнает.
С этими словами он ленивой походкой подошел к камину и упал в кресло. Кэтрин на мгновение напряженно задумалась, сведя брови в нитку. Ей надо было как-то намекнуть Хитклифу, что ожидаются визитеры.
– Изабелла и Эдгар Линтоны говорили, что заглянут сегодня, – заговорила она после минутного молчания. – Идет дождь, вряд ли они доберутся до нас, но если все-таки это случится, тебе может не поздоровиться. Зачем тебе неприятности?
– Прикажи Эллен сказать, что ты занята, – настаивал Хитклиф. – Не гони меня, Кэти, из-за этих твоих жалких, напыщенных дружков! Иногда меня так подмывает сказать всю правду… Нет, я не должен этого говорить…
– Чего ты не должен говорить? – воскликнула Кэти, глядя на него с тревогой. – Ах, Нелли, – добавила она в раздражении, – довольно мне волосы расчесывать! Мои локоны совсем разовьются. Хватит, оставь меня! Так какую правду ты хотел мне сказать, Хитклиф?
– Никакую. Просто взгляни на этот календарь на стене, – он указал на лист в рамке, висевший у окна, – Крестиками отмечены вечера, которые ты проводила с Линтонами, а точками – те, что ты провела со мной. Видишь? Я каждый день отметил.
– Да, вижу… Ну и очень глупо… Я и не заметила! – отвечала Кэтрин обиженным тоном. – И какой в этом смысл?
– Смысл в том, что я это замечаю, – возразил Хитклиф.
– И что, мне теперь все время сидеть только с тобой? – с растущим раздражением заговорила Кэтрин. – Какая мне от этого радость? Да ты даже не можешь поговорить со мной толком! Ведешь себя как ребенок малый или как дурачок, честное слово, и ничем развлечь меня не можешь!
– Ты раньше никогда не жаловалась, что я мало с тобой разговариваю или что тебе не нравится мое общество! – воскликнул Хитклиф в сильном волнении.
– Да какое это общество, когда человек ничего не говорит и ничего не знает, – пробормотала Кэтрин.
Хитклиф вскочил, но не успел выразить обуревавших его чувств, потому что на мощеной дорожке послышался цокот копыт, раздался тихий стук в дверь, и сразу же после этого в залу вошел молодой Линтон. Лицо его сияло, так счастлив он был неожиданным приглашением Кэтрин. Хитклиф тут же пошел к двери. Без сомнения, от девушки не укрылась разница между двумя ее друзьями – тем, кто вошел, и тем, кто вышел, как будто бы из холодной и негостеприимной горной местности, изуродованной угольными копями, она перебралась в прекрасную плодородную долину. Трудно было представить себе более несхожих молодых людей не только внешне, но и по манере говорить, чем Хитклиф и Эдгар. Голос последнего был нежен и тих, а слова он произносил ну в точности как вы: без здешней резкости и отрывистости.
– Надеюсь, я приехал не слишком рано? – спросил он, покосившись на меня. Я принялась протирать утварь и убирать в ящиках дальнего буфета.
– Нет, – ответила Кэтрин. – А ты что тут делаешь, Нелли?
– Свою работу, мисс, – твердо сказала я, ведь мистер Хиндли строго-настрого приказал мне не оставлять их одних, если молодой Линтон прибудет с визитом.
Она подошла ко мне сзади и яростно прошептала: «Убирайся отсюда со своими пыльными тряпками. Когда в приличный дом приезжают гости, слугам нечего скрести и убирать в тех комнатах, где их принимают!»
– Нельзя упускать возможность, мисс, спокойно прибраться, когда хозяин в отлучке, – громко ответила я. – Он не любит, когда я этим занимаюсь в его присутствии. Уверена, мистер Эдгар меня извинит.
– А я не люблю, когда ты прибираешься в моем присутствии! – высокомерно бросила Кэтрин, не дав возможности гостю заговорить. Она явно еще не отошла после ссоры с Хитклифом.
– Прошу меня извинить, мисс Кэти, – был мой ответ, и я продолжила усердно свою работу.
Кэтрин, думая, что Эдгар ее не видит, вырвала тряпку у меня из рук и пребольно, «с вывертом», ущипнула меня за руку. Я уже говорила вам, сэр, что любовь моя к мисс Кэти к этому времени ушла, и я, каюсь, иногда не могла отказать себе в удовольствии уязвить ее тщеславие. К тому же она очень сильно меня ущипнула, потому я вскочила с колен и закричала: «Ну, мисс, это уже слишком! Вы не вправе так щипать меня, и я этого не потерплю!»
– Да я тебя пальцем не тронула, подлая лгунья! – в свою очередь закричала Кэтрин. Уши у нее покраснели от гнева, а пальцы опять тянулись ко мне, чтобы сделать свое злое дело. Она никогда не умела скрывать свои чувства, и теперь лицо ее пылало.
– Тогда что это? – спросила я, показывая пунцовый след пальцев, который явно свидетельствовал не в пользу Кэтрин.
Она топнула ногой и, поколебавшись одно мгновение, отдалась во власть обуревавших ее чувств и залепила мне такую пощечину, что глаза у меня тут же наполнились слезами.
– Кэтрин, дорогая! Кэтрин! – попытался вмешаться Линтон, потрясенный одновременно лживостью и злонравием своего предмета обожания.
– Убирайся отсюда, Нелли! – повторила Кэтрин, дрожа от ярости с ног до головы.
Маленький Гэртон, который в те дни ходил за мной как пришитый и теперь сидел подле меня на полу, увидел мои слезы и заревел сам, жалуясь на «злую тетю Кэти». Этим он навлек ее гнев на свою ни в чем не повинную голову: мисс Кэти схватила малыша за плечи и принялась трясти его так, что у него лицо посинело. В этот момент Эдгар, на свою беду, схватил ее за руки, чтобы освободить ребенка. В долю секунды Кэтрин вырвала одну руку, и ошеломленный юноша получил такой удар в ухо, который никак нельзя было объяснить шутливой потасовкой между друзьями. Молодой Эрншо буквально замер. Я подхватила Гэртона на руки и вышла на кухню, но дверь за собой не закрыла, так как хотела узнать, что будет дальше. Оскорбленный гость направился за своей шляпой – он был бледен, и губы его дрожали.
«То-то же! – сказала я про себя. – Надобно вам, молодой человек, внять предупреждению и больше сюда не ездить. Благодарите Бога, что она хоть чуть-чуть приоткрыла вам свою истинную натуру».
– Куда вы? – вскричала Кэтрин, застывая в дверях.
Эдгар попробовал обойти ее, но не тут-то было.
– Вы не должны уходить! – заявила она.
– Должен и уйду! – раздался его приглушенный голос.
– Нет! – настаивала на своем Кэтрин, вцепившись в дверную ручку. – Не сейчас, Эдгар Линтон. Сядьте! Не смейте оставлять меня в таком состоянии: я теперь всю ночь глаз не сомкну, настолько я несчастна, так не делайте меня несчастной вдвойне.
– Как же я могу остаться, если вы меня ударили? – отвечал Линтон.
Кэтрин безмолвствовала.
– Вы меня напугали. Мне стыдно за вас, – продолжал он, – и я сюда больше не приду.
Ее глаза засверкали, а веки затрепетали.
– И вы нарочно солгали! – сказал он.
– Неправда! – воскликнула Кэтрин, вновь обретая дар речи. – Ничего я нарочно не делала! Хотите уйти – уходите! А я буду плакать, заболею и умру.
Она упала на колени возле стула и непритворно зарыдала. Решимости Эдгара уйти хватило только на то, чтобы выйти во двор, но там он замешкался. Я решила помочь ему сделать правильный выбор:
– Наша мисс – девушка своенравная, сэр! – быстро сказала я ему. – Она – настоящий испорченный ребенок. Скачите скорей домой, а то она и вправду заболеет, чтобы нам досадить.
Молодой человек как зачарованный смотрел в окно. Он не мог уйти, как кошка не может оставить полумертвую мышь или наполовину съеденную птичку. «Что ж, видно так тому и быть! – подумала я. – Он обречен и идет навстречу своей судьбе». Так и случилось: Эдгар Линтон резко повернул, поспешил в дом и захлопнул за собой дверь. Когда позже я вошла в залу, чтобы предупредить о том, что Эрншо вернулся мертвецки пьяным и грозится, по своему обыкновению, показать нам всем небо с овчинку, то увидела, что после ссоры они не просто помирились, а стали как будто еще ближе, – та буря страстей, которую они пережили, помогла им избавиться от юношеской застенчивости и, отбросив маску дружбы, признаться друг другу в любви.
Новость о возвращении мистера Хиндли тут же заставила молодого Эрншо вскочить на коня, а Кэтрин – искать уединения в своей комнате. Я же поспешила спрятать маленького Гэртона и вынуть патроны из охотничьего ружья хозяина, с которым тот любил позабавиться в пьяном угаре, наставляя его на каждого, кто имел несчастье ему противоречить или просто привлечь его внимание. Мне приходилось тайком вынимать заряд, чтобы не допустить большой беды, вздумайся ему в помрачении разума действительно выстрелить.
Глава 9
Хиндли Эрншо вошел в дом, изрыгая дикую брань. Он застал меня в тот момент, когда я прятала его сына в недра кухонного буфета. Гэртон, к счастью для себя, испытывал одинаковый страх как перед несдержанными проявлениями отцовской любви, так и перед безумными взрывами бешенства своего непутевого родителя. В первом случае мальчика могли бы зацеловать и затискать до смерти, а во втором – швырнуть в огонь или размозжить о стену. Бедный малыш научился сидеть тихо как мышка, куда бы я его ни прятала.
– Ну, вот вы и попались! – дико заорал Хиндли, хватая меня сзади за шиворот и оттаскивая, как собаку. – Разрази меня гром, если вы все не сговорились извести моего малютку! Недаром вы его от меня постоянно прячете. Тебя, Нелли, я заставлю проглотить разделочный нож, и пусть сам дьявол поможет мне в этом! Зря ты смеешься: я только что засунул доктора Кеннета головой вниз в Болото Черного Коня, а где один, там и двое! У меня просто руки чешутся прикончить кого-нибудь из вас, и в этот раз я не отступлюсь!
– Не буду я есть разделочный нож, мистер Хиндли, – ответила я. – Он на вкус гадкий, я им копченую селедку резала. С вашего позволения, я бы предпочла, чтобы вы меня застрелили.
– Будь ты проклята с моего позволения! – заявил Хиндли. – Нет такого закона в Англии, чтобы человек не имел права навести в своем доме порядок, а мой дом похож на сточную канаву. Давай-ка, разевай рот!
Он держал в руке нож и пытался просунуть его кончик между моими отчаянно стиснутыми зубами. Но не на ту напал – меня его выходки особо не пугали. Я сплюнула и принялась уверять его, что нож очень невкусный, и я его ни за что не буду есть.
– Ладно, – сказал он, вдруг ослабив свою хватку и отпуская меня. – Но знаешь, Нелл, этот маленький негодник не может быть Гэртоном. А если он все же мой сын, то с него шкуру надобно спустить за то, что он не выбежал меня поприветствовать, а вместо этого орет, точно увидел призрак. Ко мне, пащенок! Я тебя научу, как обманывать доброго папочку! Глянь-ка, Нелл, а не подровнять ли мальцу уши аккуратненько, как щенку? Собаки – те от этого только злее становятся, а я люблю злобных и аккуратных… Давай ножницы, Нелл! Мы, люди, слишком уж носимся с нашими ушами, тешим дьявола и свое самомнение, а сами – ослы ослами и без них. Тише, тише, малыш! Ну вот, теперь молодцом, глаза-то утри – умница! А теперь поцелуй меня. Что такое, не хочешь целовать? А ну-ка сейчас же поцелуй меня, Гэртон! Целуй же, черт бы тебя побрал! Господи, да неужели я вскормил это чудовище? Да я тебе, ублюдок, сейчас шею сверну!
Бедный Гэртон визжал и бился изо всех сил в отцовских руках. Крики его только усилились, когда Эрншо поднялся с ним вверх по лестнице и поднял над перилами. Я закричала хозяину, что он так ребенка до смерти напугает, и бросилась на помощь. Когда я была уже рядом, Хиндли услышал внизу шум и перегнулся через перила, прислушиваясь и почти забыв о своей ноше. «Кто там?» – вопросил он, услышав чьи-то шаги, приближающиеся к подножью лестницы. Я тоже нагнулась, чтобы подать знак Хитклифу, чью походку я узнала, не приближаться. И в то же мгновение, когда я отвела взгляд от Гэртона, малыш извернулся, высвободился из державших его неласковых рук и полетел вниз.
Мы даже не успели ужаснуться, как увидели, что ребенок спасен. Хитклиф оказался внизу как раз вовремя. Повинуясь естественному порыву, он поймал летящего Гэртона, поставил его на ноги и поднял голову, чтобы увидеть виновника происшествия. Скупец, продавший лотерейный билет за пять шиллингов и обнаруживший на следующий день, что он лишился выигрыша в пять тысяч фунтов, не выказал бы больше досады, чем Хитклиф, когда увидел наверху мистера Эрншо. Лицо его лучше, чем любые слова, показало, как ему обидно за то, что он, сам того не подозревая, не смог стать орудием изощренной мести. Будь уже темно, он, клянусь жизнью, вполне был способен попытаться исправить ошибку и размозжить голову Гэртона о ступеньки, но свидетелей чудесного спасения было слишком много. Я тут же бросилась к моему маленькому сокровищу и уже через мгновение крепко прижимала своего питомца к груди. Хиндли медленно спустился вниз, протрезвевший и притихший.
– Это ты во всем виновата, Нелли, – пробормотал он. – Ты должна была так спрятать мальца, чтобы я его вообще не видел. Он не пострадал?
– Еще как пострадал! – сердито воскликнула я, – Может, вы его и не убили, но дурачком точно сделали! Не удивлюсь, если его бедная мать восстанет из гроба, чтобы пресечь ваши глумления над ним. Вы хуже варвара, коль скоро так дурно обращаетесь со своей плотью и кровью!
Эрншо попытался погладить ребенка, который, оказавшись у меня на руках, мгновенно успокоился и перестал плакать. Но стоило отцу дотронуться до него, как малыш разразился еще более отчаянными криками и забился так, как будто бы у него начались судороги.
– Оставьте ребенка в покое! – продолжала я. – Он вас ненавидит. Все они вас ненавидит, и это – чистая правда! Нечего сказать, счастливая у вас семейка! И вы сами дошли до жизни такой!
– И дойду еще дальше! – с нехорошим смехом отвечал этот падший человек, вновь ожесточаясь сердцем. – Убирайся подальше, Нелл, и его забирай с собой. А ты, Хитклиф, внемли и трепещи! Сегодня я тебя не убью – так и быть, если тотчас скроешься с глаз моих, а вот дом поджечь могу, если будет на то охота!
С этими словами он взял из буфета пинту бренди и налил себе рюмку.
– Ну уж нет, хватит вам пить! – вознегодовала я. – Мистер Хиндли, не гневите Бога, вам сегодня уже было предупреждение. Пощадите хоть несчастного мальчика, если себя не жалеете.
– Ему с кем угодно будет лучше, чем со мной, – отвечал он.
– Душу вашу пощадите! – строго сказала я, пытаясь отнять у него рюмку.
– Какое вам всем дело до моей души? Может, я хочу послать ее на погибель, чтобы наказать Создателя! – вскричал богохульник. – Пью за ее вечные муки!