Грозовой перевал

Как-то раз я пошла к Гиммертону не обычным путем, а мимо старых ворот. Это было как раз в то время, до которого я дошла в своем рассказе. Стоял ясный морозный день, холод сковал землю и высушил дорогу. Я подошла к камню у развилки, где влево от дороги уходила тропа на пустошь. На столбе из грубого песчаника с северной стороны вырезаны буквы Г. П., с востока – Г., а с юго-запада – У. С. Он служит указателем к Грозовому Перевалу, Гиммертону и усадьбе «Скворцы». Солнце золотило серую верхушку столба, напоминая мне о лете. Не знаю почему, но сердце мое вдруг переполнили давние детские чувства. Двадцать лет тому назад это было наше с Хиндли любимое место. Долго смотрела я на потемневший от непогоды камень и, нагнувшись, разглядела у его подножия ямку, до сих пор наполненную ракушками и маленькими камушками, которые мы в детстве любили прятать здесь вместе с более хрупкими предметами. И вдруг, как будто наяву, я увидела товарища моих детских игр, сидящего на жухлой траве, его склоненную вихрастую голову и маленькую ручку, царапающую землю плоским куском сланца. «Бедный, бедный Хиндли!» – невольно воскликнула я. Вдруг мальчик, который мне привиделся, поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Это было так похоже на явь, что я отшатнулась. Видение исчезло в тот же момент, но я сразу почувствовала непреодолимое желание оказаться на Грозовом Перевале. Суеверие заставило меня подчиниться ему – а вдруг Хиндли умер, подумала я, или скоро умрет, вдруг это знак мне! Чем ближе я подходила к моему прежнему дому, тем большее волнение охватывало меня. Когда я наконец увидела его, то меня уже трясло с ног до головы. И было от чего: мое видение обогнало меня в пути, оно стояло в воротах и глядело на меня. По крайней мере, такова была моя первая мысль, когда я увидела кареглазого мальчика в буйных кудрях, припавшего румяной щекой к створке ворот. По здравому размышлению я поняла, что это, должно быть, Гэртон, мой маленький Гэртон, который мало изменился за десять месяцев нашей с ним разлуки.

– Благослови тебя Господь, дорогой мой! – крикнула я, тотчас позабыв мои глупые страхи. – Гэртон, это Нелли! Твоя няня Нелли!

Он отступил на шаг и поднял с земли булыжник.

– Я пришла, чтобы повидаться с твоим отцом, Гэртон, – добавила я, поняв по тому, как он схватил камень, что, если память о Нелли была еще жива в нем, меня он не узнал.

Он замахнулся, чтобы швырнуть в меня булыжником. Я попробовала уговорить его не делать этого, но не смогла сдержать его руку, камень угодил прямо в мою шляпку. А затем нежные детские уста раскрылись и с них излился поток брани, которая была ему явно не в новинку, вне зависимости от того, понимал ли он ужасный смысл изрыгаемых им проклятий, а черты милого лица исказились от злобы. Конечно, меня это скорее опечалило, чем рассердило. Чуть не плача, я достала из кармана апельсин и протянула его своему бывшему воспитаннику, чтобы задобрить его. Поколебавшись, он выхватил у меня апельсин, как будто бы подумал, что я только дразню его и не собираюсь его угостить. Я издали показала ему еще один, но так, чтобы он не смог дотянуться.

– Кто научил тебя таким словам, мой мальчик? – спросила я. – Неужто викарий?

– Черт бы побрал и тебя, и викария! Давай сюда скорее! – ответил он.

– Скажи мне, кто тебя научил, и я дам тебе апельсин! – пообещала я. – Кто твой учитель?

– Мой чертов папаша! – был мне ответ.

– И чему же ты учишься у него? – продолжала я. Он подпрыгнул, чтобы схватить апельсин, я подняла его еще выше. – Чему он тебя учит?

– Ничему, – сказал он, – только чтобы я не болтался у него под ногами. Папаша меня на дух не выносит, потому что я на него ругаюсь.

– Ага! Так это черт учит тебя ругаться на папу? – заметила я.

– Не-а, – промычал малыш.

– Тогда кто?

– Хитклиф.

Я спросила, нравится ли ему мистер Хитклиф.

– У-гу, – снова промычал он.

Я попыталась вытянуть из него, почему ему нравится Хитклиф, но получила в ответ только бессвязный набор слов:

– Знать не знаю! Папаша мне как задаст! А он – как задаст папаше! Ругается на папашу, когда тот меня бранит. И еще говорит, что я могу делать, чего вздумается.

– А викарий тебя читать и писать разве не учит? – продолжала я свои расспросы.

– Не-а. Викарию все зубы вышибут и в глотку запихают, коли он у нас на пороге появится – вот! Это ему Хитклиф пообещал!

Я отдала малышу апельсин и велела пойти к отцу и сказать, что женщина по имени Нелли Дин ждет его у садовых ворот. Он побежал по дорожке к дому, но вместо Хиндли на крыльцо вышел Хитклиф. Я развернулась и полетела по дороге со всех ног прочь от Грозового Перевала. Я не останавливалась до самого каменного столба, подгоняемая таким страхом, как будто бы за мной черти гнались. То, что я вам сейчас рассказала, прямо не связано с историей мисс Изабеллы, но после того случая я еще раз дала себе клятву удвоить бдительность и противиться изо всех моих сил дурному влиянию Хитклифа на обитателей усадьбы, пусть даже ценой спокойствия в доме и удовольствия миссис Линтон.

В следующий раз, когда Хитклиф пришел с визитом, Изабелла кормила во дворе голубей. За три дня она словом не перемолвилась с Кэтрин, но также прекратила жаловаться и придираться ко всем остальным, к нашему большому облегчению. Хитклиф раньше никогда не утруждал себя обменом любезностями с мисс Линтон. Однако сейчас он, как только увидел ее, тут же украдкой оглядел фасад дома. Я стояла у окна на кухне, но отпрянула так, чтобы он меня не увидел. Убедившись, что за ним не подглядывают, он прямиком подошел к Изабелле и заговорил с ней. Девушка, должно быть, смутилась и попыталась уйти, но он удержал ее, мягко взяв за руку. Она отвернулась, а он, видимо, задал ей какой-то вопрос, на который ей не хотелось отвечать. Негодяй бросил еще один быстрый взгляд на дом и, думая, что его никто не видит, имел наглость обнять девушку.

– Иуда! Предатель! – закричала я. – Проклятый лицемер, вот он кто! Мерзавец и обманщик!

– Кого это ты так честишь, Нелли? – раздался голос Кэтрин за моей спиной. Я была настолько поглощена происходящим во дворе, что не заметила, как она вошла.

– Вашего бесценного друга! – ответила я с негодованием. – Вот этого затаившегося аспида, только что открывшего свои замыслы! Ага, он увидел нас и идет сюда! Посмотрим, сможет ли он найти предлог и объяснить, почему он увивается за нашей юной леди после того, как сказал вам, что ненавидит ее!

Миссис Линтон видела, как Изабелла вырвалась из объятий Хитклифа и убежала в сад. Через минуту Хитклиф открыл дверь. Я не сдержалась и разразилась негодующими возгласами, однако Кэтрин раздраженно приказала мне замолчать и пригрозила выставить из кухни, если я не придержу свой дерзкий язык.

– Послушать тебя, так люди решат, что ты здесь хозяйка! – воскликнула она. – Пора тебя поставить на место! Так, Хитклиф, в чем дело? Разве я не велела тебе оставить Изабеллу в покое? Или тебе надоело сюда приходить? Или хочешь, чтобы Линтон все двери перед тобою запер?

– Пусть даже и не пытается! – бестрепетно отвечал этот мерзавец. Уже тогда я его возненавидела всей душой. – Да остается наш несравненный мистер Эрншо с Божьей помощью кроток и терпелив! А у меня уже руки чешутся поскорей отправить его на небеса!

– Тише! – сказала Кэтрин, закрывая двери. – Не испытывай мое терпение! Почему ты меня не послушал? Она что, заранее уговорилась встретиться с тобой?

– А тебе-то что? – недовольно проворчал он. – Хочу и целую ее, если она не против, а ты не вправе возражать. Я не твой муж! Не тебе меня ревновать!

– Я не тебя ревную, – отвечала хозяйка, – я ревную к тебе. Хватит сердиться и грубить мне! Коли любишь Изабеллу, так и женись на ней. Но любишь ли ты ее, вот вопрос? Скажи мне правду, Хитклиф! Так ты не отвечаешь? Уверена, ты ее не любишь!

– Разве мистер Линтон согласится выдать свою сестру за такого человека? – спросила я.

– Мистеру Линтону придется согласиться, – твердо отвечала госпожа.

– Так и быть, избавлю его от этого труда, – сказал Хитклиф. – Вполне обойдусь без его согласия. А что касается тебя, Кэтрин, то хочу сказать тебе пару слов, раз на то пошло. Знай же, что я прекрасно понимаю: ты обходишься со мной мерзко – просто мерзко! Слышишь? И если ты льстишь себя надеждой, что я этого не замечаю – ты дура! Если ты считаешь, что меня можно утешить сладкими словечками – ты дура вдвойне! А если ты воображаешь, что я буду страдать молча – ты ошибаешься, и очень скоро станешь свидетельницей моей мести! А покамест благодарю, что ты открыла мне тайну Изабеллы. Клянусь, я распоряжусь ею с толком. А ты держись в стороне!

– Что я вижу! Что на тебя нашло? – воскликнула миссис Линтон в изумлении. – Это я-то с тобой мерзко обхожусь? И ты собрался мстить? Да ты просто неблагодарен и жесток! В чем же мерзость моего обхождения, позволь узнать?

– Тебе я мстить не буду, – ответил Хитклиф уже с меньшей горячностью. – У меня другой замысел. Деспот топчет рабов своих, но они не восстают на него, а вымещают свою злобу на тех, кто ниже них. Пожалуйста, мучь меня хоть до смерти себе на забаву, но и мне дай чуть-чуть покуражиться и, если можешь, воздержись от оскорблений. Ты до основания разрушила мой дворец, а теперь строишь мне хижину и умиляешься собственной доброте, предлагая ее мне в качестве дома. Да если бы ты действительно хотела женить меня на Изабелле, я бы горло себе перерезал!

– Так, значит, ты бесишься от того, что я не ревную? В этом все дело? – вскричала Кэтрин. – Ну так я тебе больше никого сватать не буду. Это все равно, что предлагать сатане заблудшую душу. У тебя одна радость – приносить несчастья, как и для врага рода человеческого. Ты это доказал. Вот Эдгар уже переборол свою первоначальную неприязнь к тебе, на меня почти снизошло спокойствие, а ты словно бы желаешь вновь вызвать ссору меж нами. Ссорься с Эдгаром, если хочешь, соврати его сестру, тогда выберешь самый верный способ отомстить мне.


Разговор пресекся. Миссис Линтон замерла у камина, раскрасневшаяся и мрачная. Тот, кто служил ей верой и правдой, подобно джинну, выпущенному из бутылки, вырвался из повиновения и больше не подчинялся ей. Хитклиф стоял у камина, скрестив руки на груди, крепко и недобро задумавшись. В этом положении я их оставила и отправилась на поиски хозяина, который никак не мог взять в толк, что задержало его жену внизу.

– Эллен! – обратился он ко мне, когда я вошла. – Ты видела свою госпожу?

– Да, она на кухне, сэр, – ответила я. – Она сильно расстраивается из-за поступков мистера Хитклифа. И в самом деле, мне кажется, пришла пора не допускать его в дом так свободно, как нынче. Излишняя мягкость оборачивается во вред, и вот тому пример… – И я рассказала хозяину о сцене во дворе и передала настолько точно, насколько посмела, весь последующий спор. Я решила, что не смогу этим чересчур повредить миссис Линтон, если только она сама не начнет слишком рьяно защищать своего гостя. Эдгар Линтон с трудом смог меня дослушать до конца. Первые же его слова подтвердили, что он не снимает вины со своей жены.

– Это недопустимо! – воскликнул он. – Позор, что она считает его своим другом и заставляет меня находиться в его обществе! Кликни мне двух слуг покрепче, Эллен. Кэтрин больше не должна разговаривать с этим отбросом общества. Достаточно я шел у нее на поводу!

Он спустился вниз, велел слугам подождать в коридоре, сам вошел в кухню, а я за ним. Хозяйка и ее гость, казалось, продолжали свой жаркий спор, во всяком случае, миссис Линтон нападала теперь с новыми силами. Хитклиф отошел к окну и стоял там, склонив голову перед яростью ее нападок. Он первым увидел хозяина и поспешно сделал Кэтрин знак замолчать, что она и сделала, когда поняла, в чем дело.

– Что происходит? – заговорил Линтон, обращаясь только к ней. – Каковы твои понятия о приличии? Как ты можешь оставаться здесь после всего, что этот негодяй посмел сказать и сделать? Наверное, ты даже не заметила, как он с тобой разговаривает. Может, ты и привыкла к такому, но я этого терпеть не намерен!

– Ты подслушивал у дверей, Эдгар? – спросила хозяйка таким тоном, в котором слышалось холодное презрение и крылся расчет на то, чтобы вывести мужа из себя. Хитклиф, который безотрывно смотрел на мистера Линтона, как только тот заговорил, при этих словах его жены нагло усмехнулся, чтобы, как мне показалось, отвлечь на себя внимание мужа. Ему это удалось, однако Эдгар не собирался опускаться до безрассудных проявлений гнева.

– До сего дня я был к вам более чем снисходителен, сэр, – очень спокойно сказал он. – И не потому, что я не знал вашей подлой и низкой натуры, а потому, что считал, что вы только частично виноваты в том, какой вы есть. И когда Кэтрин пожелала возобновить знакомство с вами, я согласился – и совершенно напрасно. Одно лишь ваше присутствие – это яд, который отравляет души даже самых добродетельных. По этой причине и во избежание более тяжких последствий я отказываю вам от дома и требую, чтобы вы немедленно вышли вон. Стоит вам задержаться хоть на три минуты, вас отсюда вышвырнут с позором.

Хитклиф взглядом оценил рост и силу говорившего, а затем презрительно прищурился:

– Кэти, твой ягненочек грозится так, точно он могучий бык! – заявил он. – Существует опасность того, что он разобьет себе голову об мой кулак. Боже мой, мистер Линтон, как мне жаль, что вы не стоите даже того, чтобы сбить вас с ног!

Мой хозяин бросил взгляд в сторону коридора и сделал мне знак привести слуг. Он не собирался самолично схватиться с Хитклифом. Я подчинилась, но миссис Линтон, что-то заподозрив, метнулась за мной и прежде, чем мне удалось их позвать, оттолкнула меня, захлопнула дверь и заперла ее на ключ.

– Очень благородно, как я погляжу! – сказала она в ответ на взгляд мужа, полный удивления и ярости. – Если у тебя нет мужества напасть на него, значит, извинись или дай себя побить. Это отучит тебя прикидываться храбрецом! Нет, я лучше проглочу ключ, чем отдам его тебе! Прекрасно же вы оба меня отблагодарили за мою доброту к вам! Одному я прощала слабость характера, другому – злость и коварство, и что я получила в награду? Только черную неблагодарность по причине их слепоты и полной глупости. Эдгар, я защищала тебя и твоих близких, а теперь желаю, чтобы Хитклиф избил тебя до полусмерти, потому что ты посмел думать обо мне дурно!

Впрочем, хозяин вдруг действительно оказался на пороге смерти без всякой драки. Он попытался отнять у Кэтрин ключ, а она для верности зашвырнула его в горящий камин. Тут мистера Эдгара пронзила нервная дрожь, а лицо его мертвенно побледнело. Тело его не справилось со страшным душевным волнением, выразившимся в жестокой и болезненной судороге, а боль и унижение совсем доконали его. Он рухнул в кресло и закрыл лицо руками.

– О Боже! Воистину, ты – благородный и чувствительный рыцарь! – воскликнула миссис Линтон. – Мы сражены наповал! Мы побеждены! Теперь для Хитклифа тронуть тебя пальцем – все равно, что королю двинуть свое славное войско на стайку мышек. Приободрись! Никто тебя не обидит! Ты даже не ягненок, ты зайчишка!

– Желаю тебе счастья, Кэтрин, с этим трусом, у которого в жилах течет не горячая кровь, а молоко! – насмешливо сказал ее друг. – Ну и вкус у тебя! Ты предпочла мне эту жалкую личность! Не хочу марать об него руки, но хорошего пинка отвесил бы ему с удовольствием. Он что, плачет или собирается упасть в обморок со страха?

Хитклиф подошел и ударил ногой по креслу, где скорчился Линтон. Лучше бы он так не делал, потому что мой господин вскочил и нанес ему такой сильный удар прямо в грудь, который любого другого человека не такого мощного сложения уложил бы наповал. У Хитклифа на минуту вышибло дух. Пока он не пришел в себя, мистер Линтон вышел в заднюю дверь на двор и оттуда вошел через главный вход.

– Ну вот! – закричала Кэтрин. – Теперь тебе сюда хода нет! Беги скорее, исчезни! Он вернется с парой пистолетов и полудюжиной помощников. Если он нас подслушал, то он тебя никогда не простит. Плохую услугу ты мне оказал, Хитклиф! Но сейчас уходи и не мешкай! Мне легче видеть Эдгара припертым к стенке, чем тебя.

– Неужели ты думаешь, я уйду, когда у меня в груди все горит от его удара? – взревел Хитклиф. – Да я ему все ребра переломаю, клянусь дьяволом! Раздавлю его, как гнилой орех, прежде чем уберусь отсюда! Если я сей же час не собью его с ног, я должен буду его когда-нибудь убить. Поэтому, если тебе дорога его жизнь, позволь мне добраться до него!

– Он не придет, – сказала я, погрешив против истины. – Сюда идет кучер и двое садовников. Неужели вы будете ждать, чтобы они вас вытолкали прямо на дорогу? У них у каждого дубинка, а хозяин, скорее всего, будет просто смотреть из окна гостиной, как они исполняют его приказ.

Садовники и кучер были уже во дворе, но и Линтон был с ними. Хитклиф, быстро прикинув свои шансы, предпочел не затевать драку с тремя слугами. Он схватил кочергу, взломал замок задней двери и выбежал наружу прежде, чем они ворвались в кухню.

Миссис Линтон, пребывая в состоянии крайнего возбуждения, приказала мне сопроводить ее наверх. Она не знала, что я передала ее разговор с Хитклифом хозяину, а я не собиралась ей об этом говорить.

– Я скоро ума лишусь, Нелли! – воскликнула она, кидаясь на диван. – В голове моей стучит тысяча молотов! Скажи Изабелле, чтобы остерегалась меня. Это она во всем виновата. Если она или кто-нибудь другой попробуют еще сильнее разозлить меня, то я точно впаду в бешенство. И еще, Нелли, скажи Эдгару, если ты его сегодня увидишь, что я могу опасно заболеть. Мне бы даже хотелось заболеть, потому что он до крайности удивил и расстроил меня! Хочу его напугать. Кроме того, он может сейчас прийти и начать укорять меня или жаловаться, я в ответ тоже начну обвинять его, и один Бог знает, чем это все у нас закончится! Ты ведь ему скажешь, Нелли, милая? Ты же знаешь, что я совершенно не виновата в том, что случилось. Что, скажи на милость, заставило его подслушать наш разговор? Хитклиф, когда ты ушла, наговорил Бог знает чего, он вел себя просто ужасно, но я бы убедила его оставить Изабеллу в покое, а остальное – не важно. А теперь все насмарку, и только из-за того, что один глупец решил услышать о себе плохое, прямо как будто его сам дьявол на это подталкивал! Если бы Эдгар не услышал, о чем мы говорили, хуже бы ему от этого не стало. Вспомни, он принялся выказывать мне свое неудовольствие, да так грубо – и это после того, как я до хрипоты кричала на Хитклифа, – что мне вдруг стало все равно, как они поступят друг с другом, особенно когда я поняла, что, вне зависимости от исхода этой ужасной сцены, мы с Хитклифом будем разлучены и неизвестно когда сможем свидеться! Что ж, если я не могу сохранить Хитклифа как друга, если Эдгар хочет быть гадким ревнивцем, я возьму и разобью сердца им, разбив себе на погибель свое собственное. Только так, доведя себя до последней крайности, я смогу быстро положить всему конец! Но такое средство я оставлю на самый крайний случай, когда Эдгара уже ничем будет не удивить. До сего дня он опасался моих приступов ярости, значит, ты должна сказать ему, чтобы опасался и впредь. И еще напомни ему, что мой бешеный нрав, моя горячность, если их не успокоить, могут перейти в безумие. И сотри же, наконец, со своего лица это безразличие, прояви хоть каплю тревоги за меня!

Без сомнения, невозмутимость, с которой я выслушала Кэтрин, могла вывести ее из себя, потому что она изливала мне душу со всей искренностью. Но я пребывала в убеждении, что тот, кто способен заранее загадывать, как обращать себе на пользу свои же приступы гнева, может, даже находясь в их власти, управлять собой одною силою воли. Также мне совсем не хотелось «запугивать» ее мужа в угоду ее себялюбивым целям, ведь он и так был взволнован и расстроен сверх меры. Вот почему я ничего не сказала хозяину, когда увидела его идущим в гостиную, но взяла на себя смелость задержаться у дверей, чтобы подслушать, не возобновится ли ссора между супругами. Первым заговорил мистер Линтон:

– Останься, Кэтрин, – сказал он без всякой злобы, но с печальной обреченностью. – Я не буду надоедать тебе своим присутствием. Я пришел не спорить и не мириться. Мне просто нужно знать, собираешься ли ты после того, что случилось сегодня, продолжать свою близкую дружбу с…

– Ох, ради всего святого! – прервала его Кэтрин, топая ногой в раздражении, – не хочу больше этого слышать! У тебя в жилах не кровь течет, а студеная вода, у тебя не душа – кусок льда! А я горю огнем и не в силах выдержать такую черствость!

– Тогда ответь на мой вопрос, и я не буду больше тебя тревожить, – настаивал мистер Линтон. – Ты должна ответить, и можешь не рассказывать, какая у тебя пламенная натура. Я понял, что когда тебе нужно, в тебе достаточно выдержки, как и в любом другом человеке. Отрекаешься ли ты с этого дня от Хитклифа или порываешь со мной? Ты не можешь одновременно быть моим и его другом, и ты должна ответить прямо сейчас, кого из нас ты выбираешь.

– А ты должен прямо сейчас оставить меня в покое! – вскричала Кэтрин в страшной ярости. – Я требую этого! Разве ты не видишь, что я еле держусь на ногах. Эдгар, ты… уходи сейчас же!

Она дернула за шнур звонка так, что порвала его, и звонок жалобно задребезжал. Я вошла неторопливо и спокойно. Ее приступы бессмысленного и дикого гнева вывели бы из себя и святого! Она упала на диван и забилась в судорогах, так скрежеща зубами, что, казалось, они вот-вот раскрошатся! Мистер Линтон стоял и смотрел на нее с внезапным раскаянием и страхом. Он велел мне принести воды. Она задыхалась и не могла вымолвить ни слова. Я принесла полный стакан воды, но поскольку пить она не стала, то я брызнула ей в лицо. Через несколько секунд она резко вытянулась и замерла, глаза ее закатились, а щеки побелели и запали как у мертвеца. Линтон выглядел потрясенным до глубины души.

– У нее кровь на губах, – содрогаясь, промолвил он.

– Не обращайте внимания, – ответила я язвительно. И я рассказала ему о том, что его жена перед его приходом решила разыграть припадок. Я говорила слишком громко, и она услышала – она вскочила на ноги, волосы ее разметались по плечам, глаза горели, а все мышцы на руках и шее вздулись от напряжения. Я решила, что сейчас она накинется на меня с такой яростью, что может мне все кости переломать, но она только обвела все вокруг безумным взглядом и ринулась вон из комнаты. Хозяин велел мне следовать за ней, что я и сделала, но в спальню Кэтрин меня не пустила, заперев дверь изнутри.

Поскольку на следующее утро она не соизволила спуститься к завтраку, я поднялась наверх, чтобы узнать, не желает ли она поесть в спальне. Ее ответом было категорическое «Нет!». С тем же вопросом я обратилась к ней в обед и в то время, когда у нас подавали чай, а потом и на следующий день, и ответ всегда был один и тот же. Мистер Линтон, со своей стороны, почти не выходил из библиотеки и не интересовался, чем занимается его жена. Он почти час расспрашивал Изабеллу, ожидая, что та выскажет приличествующее случаю возмущение ухаживаниями Хитклифа, но он ничего не понял из ее уклончивых ответов и был вынужден прекратить допрос, так ничего и не выяснив, но предупредив сестру со всей серьезностью, что, если она будет настолько слепа, чтобы поощрять своего недостойного поклонника, это приведет к полному разрыву родственных отношений между ней и братом.





Глава 12




Пока мисс Линтон бродила по парку и саду, вскармливая непролитыми слезами свою печаль, пока ее брат сидел, запершись в библиотеке среди книг, которые он даже не открывал, лелея призрачную надежду на то, что искренне раскаявшаяся Кэтрин придет умолять его о прощении и мириться, – в то время как сама Кэтрин по-прежнему отказывалась от еды, чтобы Эдгар страдал от ее отсутствия за столом, будучи уверена, что только отчаянная гордость не позволяет ему немедля броситься к ее ногам, – я как ни в чем не бывало продолжала свои хлопоты по хозяйству, все больше убеждаясь, что в стенах усадьбы «Скворцы» разумная душа живет в одном-единственном теле – моем собственном. Я решила не тратить времени, утешая юную мисс в ее горе и уговаривая госпожу поесть, равно как и не обращала особого внимания на вздохи моего хозяина, который в глубине души жаждал поговорить о своей жене, коль скоро он не слышит ее голоса. Я сказала себе: «Пусть каждый из них идет своим путем и на меня не рассчитывает», и решила твердо придерживаться этой линии поведения. И вот на горизонте забрезжили первые признаки успеха на выбранном мною пути – во всяком случае, мне так показалось.

На третий день миссис Линтон отперла дверь спальни: у нее кончилась вода в кувшине и в графине. Она потребовала наполнить эти сосуды и принести ей тарелку каши, потому что она, кажется, умирает. Мне подумалось, что эти слова предназначены для ушей Эдгара, потому и не поверила ей, однако оставила свои мысли при себе и как ни в чем не бывало принесла ей чаю с тостами. Она жадно поела и попила, а затем со стонами откинулась на подушки, ломая руки и восклицая: «Ах, я умираю! Умираю, потому что никому нет до меня дела! Раз так, то я хочу умереть… Не нужно мне было есть и пить вовсе…» Через некоторое время я услышала ее шепот: «Нет, назло ему не умру… иначе он только обрадуется… он меня совсем не любит… он не будет по мне скучать…»