Грешница

— Почему вас донимает «Одна Земля»? — поинтересовалась Риццоли. — Выпрашивают пожертвования?

— Это не имеет никакого отношения к «Одной Земле».

— Тогда в чем дело? — не унималась Риццоли. — Этот парень преследует вас?

— Просто я избегаю его.

— Похоже, он чересчур настойчив.

— Вы даже себе не представляете.

— Хотите, я мигом отошью его? Пошлю куда следует? — В Риццоли уже говорил не полицейский, а женщина, которая терпеть не могла назойливых мужчин.

— Это личное дело, — сказала Маура.

— Если вам нужна помощь, только скажите.

— Спасибо, я сама справлюсь. — Маура прижала лезвие скальпеля к коже. Больше всего ей сейчас хотелось закончить этот разговор. Она глубоко вдохнула и, по иронии судьбы, запах мертвой плоти показался ей не таким отвратительным, как одно лишь упоминание о Викторе Бэнксе. Она подумала о том, что живые причиняют ей больше страданий, чем мертвые. В морге ее никто не мог ни обидеть, ни предать. В морге она была сама себе хозяйкой.

— Так кто этот парень? — напрямую спросила Риццоли.

Она озвучила вопрос, который в этот момент был у всех на уме. Вопрос, на который Мауре пришлось бы рано или поздно ответить.

Она вонзила скальпель в тело и теперь наблюдала за тем, как подобно белому занавесу расползалась кожа.

— Мой бывший муж, — произнесла она.





* * *


Маура сделала привычный Y-образный надрез и откинула лоскуты бледной кожи. Йошима с помощью обычного секатора прорезал ребра, потом поднял треугольник из ребер и грудины, под которым открылись нормальное сердце и легкие, здоровая печень, селезенка и поджелудочная железа. Чистые, не пораженные болезнями органы молодой женщины, которая не злоупотребляла ни табаком, ни алкоголем, и прожила так мало, что ее сосуды не успели сузиться и закупориться. Маура давала скупые комментарии, извлекая органы и выкладывая их в металлический контейнер, и с нетерпением ожидала следующего этапа: изучения органов малого таза.

Тотальную тазовую экзентерацию она проводила лишь в случаях изнасилования со смертельным исходом, поскольку эта операция предполагала полное иссечение половых органов, не предусмотренное обычным вскрытием. Процедуру нельзя было назвать приятной, учитывая то, что речь шла о содержимом таза. Поэтому ее нисколько не удивила реакция Фроста, который отвернулся, когда они с Йошимой принялись пилить лонную кость. Но и Риццоли шарахнулась от стола. Теперь уже никто не вспоминал о звонках бывшего мужа Мауры, никто не выуживал у нее подробности личной жизни. Вскрытие зашло слишком далеко и стало чересчур мрачным фоном для разговоров, чему Маура втайне радовалась.

Она извлекла весь блок тазовых органов, наружные гениталии, лонную кость и выложила все это на препаровочный столик. Ей хватило одного взгляда на матку, чтобы понять: худшие опасения подтвердились. Орган был увеличен, дно поднималось гораздо выше уровня лонной кости, а стенки были губчатыми. Она раскрыла матку, обнажая эндометрий, еще толстый и напитанный кровью.

Она взглянула на Риццоли. И резко спросила:

— Эта женщина покидала аббатство в течение последней недели?

— Камилла уезжала из монастыря в марте, чтобы навестить родных на Кейп-Коде. Во всяком случае так сказала мне Мэри Клемент.

— Тогда вам придется обыскать территорию. Немедленно.

— Зачем? Что мы ищем?

— Новорожденного.

Риццоли словно током ударило. Побелев, она уставилась на Мауру. Потом перевела взгляд на труп Камиллы Маджинес.

— Но… она была монахиней.

— Да, — сказала Маура. — И на днях родила.





5




Когда Маура вышла из морга, снова шел снег. Кружевные снежинки, порхая мотыльками, мягко ложились на припаркованные автомобили. Сегодня она подготовилась к непогоде, обувшись в поношенные полусапожки на рифленой подошве. Но все равно была предельно осторожна, пока шла через автостоянку: она аккуратно ступала по припорошенному снегом льду, сгруппировавшись на случай внезапного падения. Наконец добравшись до своей машины, она с облегчением вздохнула и полезла в сумку за ключами. Увлеченная поисками, она не обратила внимания, как хлопнула дверь соседнего автомобиля. Только услышав шаги, она обернулась и увидела приближавшегося к ней мужчину. Преодолев расстояние в несколько шагов, он остановился рядом, не говоря ни слова. Просто стоял и смотрел на нее, держа руки в карманах своей кожаной куртки. Снежинки ложились на его светлые волосы, липли к аккуратно подстриженной бородке.

Он посмотрел на ее «Лексус» и сказал:

— Я так и думал, что черная — это твоя. Ты всегда тяготела к черному. Предпочитаешь держаться темной стороны. И кто еще может содержать машину в такой чистоте?

Маура наконец обрела дар речи. Голос прозвучал хрипло и даже ей показался чужим.


— Что ты здесь делаешь, Виктор?

— Похоже, это был единственный способ наконец встретиться с тобой.

— Устраиваешь мне засаду?

— У тебя такие ассоциации?

— Ты сидел в машине, караулил меня. Как это еще назвать?

— Ты не оставила мне выбора. Ты мне так и не перезвонила.

— Мне некогда.

— Ты даже не оставила мне своего нового номера телефона.

— Ты и не просил.

Он задрал голову вверх, полюбовался снегом, похожим на конфетти, и вздохнул.

— Хорошо. Как в старые добрые времена, правда?

— Слишком похоже. — Она повернулась к машине и щелкнула кнопкой на пульте. Замки открылись.

— Ты не хочешь узнать, почему я здесь?

— Мне нужно ехать.

— Я так долго летел в Бостон, а ты даже не спросишь, зачем.

— Хорошо. — Она подняла на него взгляд. — Зачем?

— Три года, Маура.

Он приблизился к ней, и она уловила его запах. Кожи и мыла. Снега, таявшего на теплой щеке. Три года, подумала она, а он совсем не изменился. Все так же по-мальчишески вздернут подбородок, те же лучики вокруг смеющихся глаз. И даже в декабре его волосы выглядят выгоревшими — не искусственно осветленные пряди, а по-честному выцветшие от долгого пребывания на солнце. Виктор Бэнкс обладал какой-то особой силой притяжения, устоять перед которой было совершенно невозможно. Вот и сейчас она ощутила забытое влечение.

— Неужели ты ни разу не задумывалась: может, это было ошибкой? — спросил он.

— Развод? Или наш брак?

— Разве непонятно, что я имею в виду? Уж если я стою сейчас перед тобой.

— Ты слишком долго ждал, чтобы сказать мне об этом. — Она отвернулась к машине.

— Ты ведь еще не вышла замуж.

Она помолчала. Потом обернулась к нему.

— А ты не женился?

— Нет.

— Тогда, наверное, мы оба не годимся для семейной жизни.

— Тебе некогда было разобраться в этом.

Она рассмеялась. Смех получился горьким.

— Это ты вечно опаздывал в аэропорт. Всегда бежал прочь из дома, чтобы спасать мир.

— Но я не бежал от семьи.

— Ну, а я не крутила романов на стороне. — Она открыла дверцу автомобиля.

— Черт возьми, ты не можешь задержаться на минуту? Выслушай меня.

Он схватил ее за руку, и ее поразило, как много злости было в этом жесте. Маура холодно взглянула на него, давая понять, что он зашел слишком далеко.

Он отпустил ее руку.

— Извини. Господи, я совсем не так представлял нашу встречу.

— А на что ты рассчитывал?