Гремучий ручей
Часть 26 из 46 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Но вернемся к нашему незаконченному разговору. Надеюсь, вы приняли правильное решение, фрау Хельга? – На слове «правильное» она сделала акцент.
– Конечно, фару Ирма, я приняла решение. Мы с Татьяной с радостью поживем в усадьбе Гремучий ручей.
– Бабушка… – Танюшка глянула на нее с недоумением.
– Молчи, – сказала Ольга со спокойной улыбкой и тут же перешла на немецкий: – Фрау Ирма оказала нам честь, позволив жить в своем доме.
Старуха удовлетворенно усмехнулась. Означало ли это, что Ольга прошла тонкий лед?
– В доме будете жить только вы, фрау Хельга. – Все-таки не прошла… – Ваша внучка отправится к остальным в домик для прислуги. Мой брат Отто не любит, когда под ногами путаются посторонние, и он не разделяет мою симпатию к вам. Он вообще считает меня слишком сентиментальной и добросердечной.
В свете их недавнего разговора про сердце это было похоже на насмешку. Ольга слушала старуху, а в ушах ее слышался хруст ломающегося под ногами льда. Она попала в западню. Попала сама и притащила в нее внучку. Для старухи они всего лишь диковинные игрушки, изучением которых можно занять себя в этой глуши. Игрушку можно разобрать на части, чтобы понять ее внутреннее устройство, а можно сломать. У Ольги не было сомнений, что, когда старухе наскучит, она их сломает. Во всяком случае, попытается. Но пока ей интересно. Пока ее интригует эта их способность противостоять гипнозу. Пока она не видит в них опасности. И это хорошо, это значит, что у нее еще есть немного времени, чтобы понять наконец, зачем она здесь, и где этот чертов ящик Пандоры.
– Идите, – сказала старуха, возвращаясь за стол. – Покажите своей маленькой фройляйн, как здесь все устроено. Надеюсь, вы понимаете, что она не может вести праздное существование? Все должны заниматься делом.
– Я все понимаю. Она будет работать. Татьяна, пойдем! – Ольга взяла внучку за руку, рука была ледяной. Как у мертвой Лизы…
– А когда решите все с девочкой, можете выбрать себе комнату. Думаю, вам стоит поселиться на первом этаже.
– Я понимаю, господин фон Клейст не любит, когда путаются у него под ногами.
– Надеюсь, ваша внучка окажется такой же понятливой, и мне не придется жалеть о своем решении. – Старуха бросила на Ольгу быстрый взгляд.
– Она старательная девочка. Уверена, вы не пожалеете.
Ольга говорила и почти силой тащила за собой к выходу Танюшку. Девочка пришла в себя, только когда за ними захлопнулась тяжелая дверь.
– Бабушка, прости. Они просто пришли в дом, велели собираться… Я так испугалась… – Она говорила быстрым шепотом, глаза ее лихорадочно блестели. – Я хотела сбежать, но потом подумала, что они могут сделать что-нибудь с тобой…
– Ты молодец, – сказала Ольга, крепко сжимая руку Танюшки. – Просто есть вещи, которые от нас не зависят. Придется немного потерпеть.
– Она что-то хочет от тебя? Эта старуха? – Как бы ни была Танюшка напугана, но ум ее был острый.
– Она хочет, чтобы я не покидала Гремучий ручей.
– Почему?
– Я хороший работник. – Ольга невесело усмехнулась. – К сожалению… – Она больше не позволила Танюшке продолжить этот разговор, сказала: – Пойдем, Татьяна, я покажу, как здесь все устроено. Познакомлю с остальными ребятами.
– Они здесь тоже не по своей воле?
– Нет, по своей, но ты не должна их за это осуждать.
– Я не осуждаю. – Танюшка понуро брела вслед за ней, кажется, сейчас она думала о чем-то своем, о чем-то очень важном. – Бабушка, я хотела спросить… – заговорила она уже на подступах к хозяйственному двору.
– Спрашивай. – Ольга замедлила шаг. Она уже понимала, о чем пойдет речь.
– Эта… старуха, – Танюшка испуганно обернулась через плечо, – она пыталась что-то со мной сделать. Она рылась в моей голове, бабушка.
– У нее получилось? – спросила Ольга.
– Нет. – Танюшка вздернула подбородок. – Я сначала испугалась, а потом разозлилась. Мне кажется, я сделала ей больно.
– Вполне возможно.
– Возможно? – Танюшка остановилась, встала напротив Ольги, заглянула ей в глаза. На мгновение показалось, что она пытается сделать то же, что до этого делала старуха, пытается увидеть, что у Ольги в голове. Как бы то ни было, но Ольга успела закрыться, мягко притворила внутреннюю дверцу, так, чтобы не зашибить девочку, не причинить ей боль, но что-то та все-таки успела заметить, потому что смертельно побледнела и отшатнулась.
– Что? – спросила Ольга, придерживая внучку за плечи. – Что случилось, Татьяна?
– Почему ты не позволяла мне спускаться в лощину? – вдруг спросила Танюшка.
– Потому что детям тут не место.
– А еще почему? Потому что тут… странно?
– Что ты имеешь ввиду?
– Этот звук. – Танюшка коснулась пальцами висков. – Может быть, я схожу с ума, но как только я оказалась в лощине, я начала это слышать.
– Ты не сходишь с ума. – Да, она не сходит с ума, просто теперь этому месту легче до нее дотянуться. Где-то здесь ретранслятор, а они с Танюшкой – приемники. Голос лощины слышат многие, даже Ефим, но они слышат его совершенно по-особенному. – На что похож этот звук?
– На шепот. Я пока не могу разобрать слова… – Танюшка поежилась, а потом спросила: – Бабушка, ты тоже это слышишь?
– Слышу. Это многие слышат. – Танюшке нет нужды чувствовать себя какой-то особенной, пока она не разберется, что именно с ними происходит. – Некоторые считают, что лощина и называется Гремучей именно из-за этого звука. Какая-то природная аномалия.
– Аномалия… – Кажется, Танюшку удовлетворило ее объяснение. Пока, по крайней мере. – Здесь холоднее, – сказала она задумчиво. – В Видове у нас уже растаял снег, а тут он еще есть. И как-то… темнее, что ли. За пределами лощины с самого утра светит солнце. Яркое-яркое, а тут… Лондон какой-то.
– Это низина, Татьяна. Тут так было всегда – сумрачно и туманно. Мы с тобой как-нибудь обсудим этот феномен, а пока я хочу тебе кое-кого показать.
Да, она вела Танюшку к Григорию. Пусть они встретятся без посторонних глаз, чтобы потом не было никаких… сюрпризов.
– Митьку?! – Девочка разом забыла про все природные аномалии. Оказывается, все это время она помнила про пропавшего мальчишку.
– Мы его еще не нашли.
– Мы?
– Я и Григорий, – Ольга без стука толкнула дверь, ведущую в сарай, позвала: – Гриня! Гриня, это я.
Он сидел на самодельном лежаке и правил лезвие топора, вид у него был сосредоточенный.
– Давно не виделись, – буркнул Григорий, не поднимая головы.
– Дядя Гриша? – Танюшка щурилась, пыталась разглядеть его получше. – Вы живы?
– Таня? – Все-таки он оторвался от своей работы, улыбнулся. – Я-то живой, а вот ты что тут делаешь?
– Я сейчас все расскажу. Так будет быстрее, – сказала Ольга, подходя к Григорию.
Она умела и рассказывать, и объяснять. Сказывалась многолетняя работа учителем. Оба поняли ее сразу.
– Для всех Григорий твой двоюродный дядя. Ясно, Татьяна?
– Ясно. – Танюшка кивнула и тут же спросила: – Значит, вы думаете, что Митя может быть в усадьбе? Поэтому вы здесь?
– Мы всякое думаем, – сказал Григорий уклончиво, – но тебе об этом знать совсем не обязательно.
– Но я могу помочь.
– Татьяна! – Ольга глянула на нее с досадой. – Григорию не нужно помогать, он прекрасно справится сам.
Девочка фыркнула, отвернулась. Вот она какая – с норовом. Помнится, Ольга и сама была такой много лет назад.
– Пойдем, я познакомлю тебя с остальными. – Она взяла Танюшку за руку, потянула к выходу. Думать о том, как остальные отнесутся к появлению ее внучки, не хотелось. По крайней мере, не сейчас. Это не самая главная их проблема. Их проблема, возможно, бродит где-то по лощине. А их боль лежит сейчас в старом котле водонапорной башни. А их надежда… надежду они с Григорием постараются найти в самое ближайшее время.
* * *
Тане было страшно. Страшно с того самого момента, как два фашиста переступили порог их с бабушкой дома и велели собираться. Потом было страшно, когда старуха пыталась рыться у нее в мозгу. А еще от того, что у нее как-то получилось вышибить эту немецкую ведьму из своей головы. От шепота лощины ей не то чтобы было страшно, но чувствовала она себя не в своей тарелке. Наверное, к этому можно привыкнуть. Наверное, ко всему можно привыкнуть, если очень постараться.
А бабушка уже вела ее по чисто выметенной дорожке к стоящему особняком одноэтажному домику. На крыльце домика стояли три парня. На Таню они смотрели с ленивым интересом, а один – высокий, светловолосый – почему-то с презрением. Или с презрением это не на нее, а на бабушку? Таня скосила взгляд. Точно, на бабушку. Что она сделала такого? Чем заслужила вот этот полный тихой ярости взгляд?
– Я должна тебя предупредить, Татьяна, – сказала бабушка шепотом. – Будет нелегко.
– Я уже догадалась. – Она вздернула подбородок, с вызовом посмотрела на этого… светловолосого, заносчивого.
– Нужно потерпеть.
– Я справлюсь.
– Но если возникнут проблемы…
– Я справлюсь, – упрямо повторила она.
Конечно, она справится! Что ей эти пацаны, после всего, что случилось за сегодняшний день?!
– Новенькая? – спросил светловолосый с нарочитой небрежностью. Даже непонятно, у кого спросил – у бабушки или у самой Тани.
– Новенькая. – Бабушка кивнула. – Всеволод, вы уже закончили свои дела в оранжерее?
Значит, Всеволод. Имя красивое, а сам заносчивый урод.
– Обеденный перерыв. – Всеволод сунул руки в карманы куртки. – Даже рабов иногда кормят.
– Ты здесь не по своей воле, мальчик? – Бабушка поднялась на первую ступеньку. Она смотрела на парня снизу вверх, а все равно казалось, что свысока. Вот бы и ей так уметь!
– Конечно, фару Ирма, я приняла решение. Мы с Татьяной с радостью поживем в усадьбе Гремучий ручей.
– Бабушка… – Танюшка глянула на нее с недоумением.
– Молчи, – сказала Ольга со спокойной улыбкой и тут же перешла на немецкий: – Фрау Ирма оказала нам честь, позволив жить в своем доме.
Старуха удовлетворенно усмехнулась. Означало ли это, что Ольга прошла тонкий лед?
– В доме будете жить только вы, фрау Хельга. – Все-таки не прошла… – Ваша внучка отправится к остальным в домик для прислуги. Мой брат Отто не любит, когда под ногами путаются посторонние, и он не разделяет мою симпатию к вам. Он вообще считает меня слишком сентиментальной и добросердечной.
В свете их недавнего разговора про сердце это было похоже на насмешку. Ольга слушала старуху, а в ушах ее слышался хруст ломающегося под ногами льда. Она попала в западню. Попала сама и притащила в нее внучку. Для старухи они всего лишь диковинные игрушки, изучением которых можно занять себя в этой глуши. Игрушку можно разобрать на части, чтобы понять ее внутреннее устройство, а можно сломать. У Ольги не было сомнений, что, когда старухе наскучит, она их сломает. Во всяком случае, попытается. Но пока ей интересно. Пока ее интригует эта их способность противостоять гипнозу. Пока она не видит в них опасности. И это хорошо, это значит, что у нее еще есть немного времени, чтобы понять наконец, зачем она здесь, и где этот чертов ящик Пандоры.
– Идите, – сказала старуха, возвращаясь за стол. – Покажите своей маленькой фройляйн, как здесь все устроено. Надеюсь, вы понимаете, что она не может вести праздное существование? Все должны заниматься делом.
– Я все понимаю. Она будет работать. Татьяна, пойдем! – Ольга взяла внучку за руку, рука была ледяной. Как у мертвой Лизы…
– А когда решите все с девочкой, можете выбрать себе комнату. Думаю, вам стоит поселиться на первом этаже.
– Я понимаю, господин фон Клейст не любит, когда путаются у него под ногами.
– Надеюсь, ваша внучка окажется такой же понятливой, и мне не придется жалеть о своем решении. – Старуха бросила на Ольгу быстрый взгляд.
– Она старательная девочка. Уверена, вы не пожалеете.
Ольга говорила и почти силой тащила за собой к выходу Танюшку. Девочка пришла в себя, только когда за ними захлопнулась тяжелая дверь.
– Бабушка, прости. Они просто пришли в дом, велели собираться… Я так испугалась… – Она говорила быстрым шепотом, глаза ее лихорадочно блестели. – Я хотела сбежать, но потом подумала, что они могут сделать что-нибудь с тобой…
– Ты молодец, – сказала Ольга, крепко сжимая руку Танюшки. – Просто есть вещи, которые от нас не зависят. Придется немного потерпеть.
– Она что-то хочет от тебя? Эта старуха? – Как бы ни была Танюшка напугана, но ум ее был острый.
– Она хочет, чтобы я не покидала Гремучий ручей.
– Почему?
– Я хороший работник. – Ольга невесело усмехнулась. – К сожалению… – Она больше не позволила Танюшке продолжить этот разговор, сказала: – Пойдем, Татьяна, я покажу, как здесь все устроено. Познакомлю с остальными ребятами.
– Они здесь тоже не по своей воле?
– Нет, по своей, но ты не должна их за это осуждать.
– Я не осуждаю. – Танюшка понуро брела вслед за ней, кажется, сейчас она думала о чем-то своем, о чем-то очень важном. – Бабушка, я хотела спросить… – заговорила она уже на подступах к хозяйственному двору.
– Спрашивай. – Ольга замедлила шаг. Она уже понимала, о чем пойдет речь.
– Эта… старуха, – Танюшка испуганно обернулась через плечо, – она пыталась что-то со мной сделать. Она рылась в моей голове, бабушка.
– У нее получилось? – спросила Ольга.
– Нет. – Танюшка вздернула подбородок. – Я сначала испугалась, а потом разозлилась. Мне кажется, я сделала ей больно.
– Вполне возможно.
– Возможно? – Танюшка остановилась, встала напротив Ольги, заглянула ей в глаза. На мгновение показалось, что она пытается сделать то же, что до этого делала старуха, пытается увидеть, что у Ольги в голове. Как бы то ни было, но Ольга успела закрыться, мягко притворила внутреннюю дверцу, так, чтобы не зашибить девочку, не причинить ей боль, но что-то та все-таки успела заметить, потому что смертельно побледнела и отшатнулась.
– Что? – спросила Ольга, придерживая внучку за плечи. – Что случилось, Татьяна?
– Почему ты не позволяла мне спускаться в лощину? – вдруг спросила Танюшка.
– Потому что детям тут не место.
– А еще почему? Потому что тут… странно?
– Что ты имеешь ввиду?
– Этот звук. – Танюшка коснулась пальцами висков. – Может быть, я схожу с ума, но как только я оказалась в лощине, я начала это слышать.
– Ты не сходишь с ума. – Да, она не сходит с ума, просто теперь этому месту легче до нее дотянуться. Где-то здесь ретранслятор, а они с Танюшкой – приемники. Голос лощины слышат многие, даже Ефим, но они слышат его совершенно по-особенному. – На что похож этот звук?
– На шепот. Я пока не могу разобрать слова… – Танюшка поежилась, а потом спросила: – Бабушка, ты тоже это слышишь?
– Слышу. Это многие слышат. – Танюшке нет нужды чувствовать себя какой-то особенной, пока она не разберется, что именно с ними происходит. – Некоторые считают, что лощина и называется Гремучей именно из-за этого звука. Какая-то природная аномалия.
– Аномалия… – Кажется, Танюшку удовлетворило ее объяснение. Пока, по крайней мере. – Здесь холоднее, – сказала она задумчиво. – В Видове у нас уже растаял снег, а тут он еще есть. И как-то… темнее, что ли. За пределами лощины с самого утра светит солнце. Яркое-яркое, а тут… Лондон какой-то.
– Это низина, Татьяна. Тут так было всегда – сумрачно и туманно. Мы с тобой как-нибудь обсудим этот феномен, а пока я хочу тебе кое-кого показать.
Да, она вела Танюшку к Григорию. Пусть они встретятся без посторонних глаз, чтобы потом не было никаких… сюрпризов.
– Митьку?! – Девочка разом забыла про все природные аномалии. Оказывается, все это время она помнила про пропавшего мальчишку.
– Мы его еще не нашли.
– Мы?
– Я и Григорий, – Ольга без стука толкнула дверь, ведущую в сарай, позвала: – Гриня! Гриня, это я.
Он сидел на самодельном лежаке и правил лезвие топора, вид у него был сосредоточенный.
– Давно не виделись, – буркнул Григорий, не поднимая головы.
– Дядя Гриша? – Танюшка щурилась, пыталась разглядеть его получше. – Вы живы?
– Таня? – Все-таки он оторвался от своей работы, улыбнулся. – Я-то живой, а вот ты что тут делаешь?
– Я сейчас все расскажу. Так будет быстрее, – сказала Ольга, подходя к Григорию.
Она умела и рассказывать, и объяснять. Сказывалась многолетняя работа учителем. Оба поняли ее сразу.
– Для всех Григорий твой двоюродный дядя. Ясно, Татьяна?
– Ясно. – Танюшка кивнула и тут же спросила: – Значит, вы думаете, что Митя может быть в усадьбе? Поэтому вы здесь?
– Мы всякое думаем, – сказал Григорий уклончиво, – но тебе об этом знать совсем не обязательно.
– Но я могу помочь.
– Татьяна! – Ольга глянула на нее с досадой. – Григорию не нужно помогать, он прекрасно справится сам.
Девочка фыркнула, отвернулась. Вот она какая – с норовом. Помнится, Ольга и сама была такой много лет назад.
– Пойдем, я познакомлю тебя с остальными. – Она взяла Танюшку за руку, потянула к выходу. Думать о том, как остальные отнесутся к появлению ее внучки, не хотелось. По крайней мере, не сейчас. Это не самая главная их проблема. Их проблема, возможно, бродит где-то по лощине. А их боль лежит сейчас в старом котле водонапорной башни. А их надежда… надежду они с Григорием постараются найти в самое ближайшее время.
* * *
Тане было страшно. Страшно с того самого момента, как два фашиста переступили порог их с бабушкой дома и велели собираться. Потом было страшно, когда старуха пыталась рыться у нее в мозгу. А еще от того, что у нее как-то получилось вышибить эту немецкую ведьму из своей головы. От шепота лощины ей не то чтобы было страшно, но чувствовала она себя не в своей тарелке. Наверное, к этому можно привыкнуть. Наверное, ко всему можно привыкнуть, если очень постараться.
А бабушка уже вела ее по чисто выметенной дорожке к стоящему особняком одноэтажному домику. На крыльце домика стояли три парня. На Таню они смотрели с ленивым интересом, а один – высокий, светловолосый – почему-то с презрением. Или с презрением это не на нее, а на бабушку? Таня скосила взгляд. Точно, на бабушку. Что она сделала такого? Чем заслужила вот этот полный тихой ярости взгляд?
– Я должна тебя предупредить, Татьяна, – сказала бабушка шепотом. – Будет нелегко.
– Я уже догадалась. – Она вздернула подбородок, с вызовом посмотрела на этого… светловолосого, заносчивого.
– Нужно потерпеть.
– Я справлюсь.
– Но если возникнут проблемы…
– Я справлюсь, – упрямо повторила она.
Конечно, она справится! Что ей эти пацаны, после всего, что случилось за сегодняшний день?!
– Новенькая? – спросил светловолосый с нарочитой небрежностью. Даже непонятно, у кого спросил – у бабушки или у самой Тани.
– Новенькая. – Бабушка кивнула. – Всеволод, вы уже закончили свои дела в оранжерее?
Значит, Всеволод. Имя красивое, а сам заносчивый урод.
– Обеденный перерыв. – Всеволод сунул руки в карманы куртки. – Даже рабов иногда кормят.
– Ты здесь не по своей воле, мальчик? – Бабушка поднялась на первую ступеньку. Она смотрела на парня снизу вверх, а все равно казалось, что свысока. Вот бы и ей так уметь!