Гремучий ручей

– А ты? Ты завтра снова пойдешь в усадьбу?

– Я должна.

– Кому ты должна, бабушка?! – Танюшка сорвалась на крик. – Кому и что ты должна?! Вот Зося – наша соседка! Она мертвая лежит, убитая! И Митька пропал и никак не находится! Вот тут ты должна быть, на Зосиных похоронах! А этим гадам ты ничего не должна!

– Тише, – сказала Ольга мягко. – Тише, не надо кричать. Я буду на Зосиных похоронах. Я что-нибудь придумаю.

Танюшка хотела еще что-то сказать, но Ольга ей не позволила.

– Давай завтра все обсудим. Сегодня был очень тяжелый день, мы обе устали. Ложись спать, Татьяна. Утро вечера мудренее. Завтра все решится.

Верила ли она сама сказанному? Не верила, но очень хотела верить. А еще хотела спать. Так сильно, что, казалось, не сможет дойти до кровати.



Утро выдалось спокойным, совсем не таким, как прошлое. Ольга собиралась тихо, чтобы не разбудить спящую Танюшку. Блузку выбрала с высоким воротом, таким, чтобы не было видно раны. Никому не нужно знать, что на нее напал этот… зверь. Если бы было можно, она бы и Танюшке не сказала. Если бы было можно заставить внучку забыть…

Ефим уже ждал ее на краю села, стоял возле грузовика, курил папиросу. В ответ на приветствие молча кивнул и так же молча забрался в кабину.

– Ночь сегодня не спал, – заговорил уже после того, как завел мотор. – Как глаза закрою, так она передо мной.

Ольга не стала спрашивать, про кого он, лишь молча кивнула да украдкой потрогала рану. Кожа вокруг раны немного припухла, но очевидного воспаления не было. Как-нибудь заживет. Если обойдется без инфекции.

– Это не рысь. – Ефим скосил на нее взгляд. – Слышите, Ольга Владимировна? Это не рысь. Не смог бы зверь так…

– Как? – Ольга положила руки на колени.

– Я ж ее осмотрел. Ну, когда вез в деревню. Собрался с духом и посмотрел внимательно. Дикий зверь если на человека и нападает, то с одной целью, чтобы сожрать! Вы уж простите мою такую откровенность. А тут что же получается? Получается, напал, голову свернул, кровь пустил и все… Если ж он голодный был, так он бы не остановился, там бы раны и следы от когтей-зубов везде на теле были, а не только на шее. Ох, не знаю, Ольга Владимировна, что за зверь мог такое сотворить. – Ефим покачал головой, а потом добавил: – И еще вот какая странность… Крови на месте было не так чтобы сильно много. Ну, вы ж помните?

Ольга помнила, а хотела бы забыть.

– А тело этой несчастной, оно ж обескровленное почти совсем. – Ефим закашлялся, словно кашлем пытался замаскировать дикость сказанного.

– Как это – обескровленное? – спросила Ольга. В голове вдруг зашумело, как будто и ее собственное тело было обескровлено вчерашней ночью. Но ведь неправда. Чувствует она себя вполне сносно, только рана на шее побаливает. – Откуда вам это знать, Ефим?

– Да мне неоткуда, ясное дело! Это ваш доктор сказал. Дедок такой лысенький, на Ленина похожий… – Он снова запнулся, но, видимо, сильно тревожило его то, что случилось вчера, не мог носить весь этот ужас в себе.

– Зосимович, значит…

На самом деле Зосимовичу было на пять лет меньше, чем самой Ольге, но выглядел он на… старичком и выглядел. Уже лет двадцать, как минимум. Такая у него была специфическая обманчивая внешность. Но врачом Зосимович был отличным, про таких говорят «врач от Бога». На нем одном, считай, и держалась вся медицина в Видове и окрестных деревнях. И даже из райцентра к нему приезжали. И в мирное время, и во время войны. Во время войны стали наведываться и немцы – кто с хворями, кто с ранениями.

– Его староста ваш позвал, чтобы, значит, тело осмотрел, рассказал, что к чему. Ну, он и осмотрел. Сказал, что литров пять она крови потеряла. Это, считай, всю. Что-то там про бледность слизистых покровов и кожи говорил, да я особо не вслушивался. Стыдно признаться, мутило меня, Ольга Владимировна.

– Нечего стыдиться, Ефим, – сказала Ольга, снова осторожно ощупывая рану под блузкой.

– Может и так, но я ж бывалый, первую мировую прошел, всякое видал, а тут как мальчишка, честное слово! А он, доктор ваш, мне и говорит: «Там, где вы ее нашли, крови должно быть очень много, потому что в теле крови почти не осталось». А я ж помню, была кровь, но не так, чтобы очень много. Или снегом замело, и мы не заметили? Как думаете, Ольга Владимировна?

– Не знаю, Ефим. Света было мало, может, и не заметили.

– Так это света мало было, когда мы с вами ее нашли, а когда я ее забирал, уже рассвело. – Ефим покачал головой, сказал уверенно: – Нет, не было там столько крови. Одежа только в крови была да статуя эта. Вот я и думаю, что тогда, а? – Он снова посмотрел на Ольгу, и она снова сказала, что не знает, что и думать.

Дальше ехали молча до самой усадьбы. Проезжая мимо однорукой нимфы, Ефим притормозил, и Ольга решила, что он снова захочет обследовать место. Но нет, передумал, нажал на газ. Наверное, это правильно. Сейчас там уже никаких следов не найти. А на том месте, где напали на нее саму? Какие следы остались там? Чьи следы?

– А что это там? – Ефим вытянул шею, пытаясь получше рассмотреть то, что лежало перед воротами усадьбы.

А перед воротами, прямо на снегу лежало с головой укрытое солдатской шинелью тело. Крупное тело, очевидно, мужское. Сердце Ольги дрогнуло – неужели, кто-то из ее ребят… Не послушались, выбрались в темноте за границу усадьбы. Но нет, присмотревшись, Ольга заметила выглядывающие из-под шинели армейские сапоги, у ребят таких не было. Да и большой размер обуви вкупе с немалым ростом, говорили о том, что на земле лежит мужчина взрослый, крепкий, возможно, военный.

Дежуривший у ворот солдат предупреждающе вскинул автомат, жестом велел Ефиму выйти. Тот послушно выбрался из кабины, Ольга открыла дверцу со своей стороны. Она запомнила этого солдата, вчера он сопровождал их с фон Клейстом к месту, где нашли Зосю.

– Что случилось? – спросила она.

Солдат был еще совсем молодой, едва ли старше ее ребят. Сейчас лицо его было бледным и напуганным, он то и дело косился на тело.

– Кто это? Что-то случилось?

Наверное, при других обстоятельствах он не стал бы разговаривать с Ольгой, но сейчас немец был растерян настолько, что позволил ей подойти почти вплотную. Ольге хватило мгновения, чтобы нащупать петельку…

– Это Гюнтер. Его искали весь вчерашний день, а нашли вот только что…

– Где?

– Прямо здесь. Он пришел… – Солдат говорил медленно, чувствовалось, что ему не хочется вспоминать, что ему страшно. – Он пришел сам. Держался рукой за горло, пошатывался. Мы подумали, что он был в какой-нибудь деревне, что напился и вернулся пьяным, а потом увидели кровь.


Ольга тоже видела кровь. Она проступала на шинели, черной кляксой расползалась по грубой шерстяной ткани.

– Он упал. Стоял, шатался, а потом рухнул лицом в снег. Мы с Генрихом попытались его поднять, а там… – Солдат икнул, зажмурился, словно был не солдатом, а напуганным мальчиком. – Генрих побежал за помощью, а я остался с этим…

– Я посмотрю, – сказала Ольга мягко.

– Вам не стоит.

– Я попробую. – Она потянула за край шинели.

Гюнтер смотрел в небо широко открытыми голубыми глазами. Его мощная шея была сплошной рваной раной. Точно так же выглядела шея несчастной Зоси. Вот только у великана Гюнтера, несмотря на смертельную рану, хватило сил дойти до ворот. А у того, кто на него напал, наверное, не хватило сил или времени на то, чтобы сломать его бычью шею.

Ольга чуть склонилась над телом. Рядом что-то испуганно пробормотал Ефим, кажется, попытался оттащить ее в сторонку, но она раздраженно дернула плечом. Ей нужно видеть, рассмотреть в деталях все то, что не удалось рассмотреть вчера. Бледность слизистых и кожных покровов, сказал Зосимович. Где-то должно было пролиться много крови. Где? Одежда Гюнтера залита кровью, но это не пять литров, вовсе не пять. Даже с учетом вот той кровавой дорожки, которая наверняка приведет их к месту нападения и убийства.

– Что вы творите? – прошипел над ухом Ефим. – Отойдите от него, вернитесь в машину.

– Хорошо. – Она укрыла мертвого Гюнтера шинелью, выпрямилась, подошла к солдату, снова нащупала петельку, шепнула: – Забудь. Я не выходила из машины, не подходила к телу, ни о чем тебя не расспрашивала.

Солдат моргнул, потом кивнул. Ольга вернулась в кабину, рукавом вытерла выступивший на лбу пот. Ефим остался стоять рядом с грузовиком. А из ворот в сопровождении двух солдат вышел Отто фон Клейст.

Он бросил быстрый взгляд на Ефима, приветственно кивнул Ольге и решительным шагом направился к мертвому Гюнтеру. По его приказу один из солдат сдернул шинель, фон Клейст склонился над телом точно так же, как всего минуту назад сама Ольга. Осмотр длился недолго, как будто фон Клейст уже заранее знал, что увидит.

Когда фон Клейст выпрямился, на его лице читалась досада.

– Уберите это, – велел он, стягивая с рук перчатки. – На территорию не заносите, закопайте где-нибудь там… – Он махнул перчаткой в сторону лесных зарослей, а потом, как ни в чем не бывало улыбнулся Ольге: – Доброе утро, фару Хельга! Где вы, там покойники. Я смотрю, это уже становится традицией.

– Простите, господин фон Клейст… – Ольга растерянно улыбнулась в ответ. Растерянно и немного беспомощно, как и положено напуганной женщине.

– Нет, это вы меня простите. – Он растянул тонкие губы в улыбке. – Признаю, это была грубая шутка. Просто, в связи с последними событиями все мы тут немного на взводе. Это животное начинает доставлять неприятности.

– Животное?

– То, которое напало на вашу крестьянку и моего садовника. – Фон Клейст бросил быстрый взгляд на тело. – Придется устроить охоту. Я давно не охотился. Это будет даже забавно.

– На кого? – спросила Ольга, борясь с желанием потрогать рану. – На какое животное?

– Узнаем в ходе охоты, фрау Хельга. – фон Клейст снова улыбнулся. Улыбка его была жуткой. Так улыбались инквизиторы своим жертвам. Наверное. – Идите в дом. Ирма вас ждет. Она не спала всю ночь из-за всех этих неприятностей.

Неприятности. Вот, значит, что это для фон Клейста и старухи. Всего лишь досадные неприятности.





* * *


Старуха ждала ее в кухне за чашкой кофе. Все три пса были с нею. Фобос и Деймос лежали у ног, Гармония держалась особняком. Вошедшую Ольгу они встретили настороженными взглядами, но не зарычали. Начинали принимать за свою? Особенно Фобос.

– Что там? – спросила фрау Ирма вместо приветствия. – Что на сей раз? – В голосе ее и в самом деле была тревога. И, кажется, страх.

– Там Гюнтер, ваш садовник. Он мертв.

– Гюнтер?! – К тревоге прибавилось изумление. Старуха сделала большой глоток кофе, наверняка обжигающе горячего, но даже не поморщилась. – Как его убили?

Почему она решила, что садовника убили, почему сразу же исключила несчастный случай? Не потому ли, что знала о происходящем больше остальных?

– Точно так же, как ту женщину. – Ольга не стала произносить имя Зоси, понимала, что старухе плевать. Старуху волновало другое.

– Ему перегрызли горло? – спросила она, делая еще один глоток.

– Да, но какое-то время он еще оставался в сознании, сумел дойти до ворот усадьбы.

– Гюнтер всегда был крепким малым. – Фрау Ирма осторожно поставила чашку на блюдечко, с досадой посмотрела в окно. – Как некстати. У нас столько работы, нужно восстанавливать парк, а садовнику перегрызли горло.

Это прозвучало так буднично, что Ольгу замутило.

– Придется искать нового садовника. – Старуха перевела взгляд на Ольгу, спросила: – Фрау Хельга, у вас есть на примете достойный кандидат? Уверена, вы сможете мне помочь.

– Я постараюсь найти подходящего человека. – Ольга еще не знала, кого и как, но кожей чувствовала, что отказывать старухе нельзя. Она помнила про доверие, которое трудно заслужить и легко потерять. А еще она помнила о данном Танюшке обещании. – Фрау Ирма, могу я попросить вас об одолжении?

– Говорите.

– Та погибшая женщина была моей соседкой. Сегодня похороны. Могу я отлучиться из усадьбы на несколько часов?