Господин маг. Новые возможности

– И кем я буду в вашей команде числиться? – Петя не забыл, что без официальной должности оклад не платят.

Капитан задумался:

– Пожалуй, могу приравнять вас к мичману. Будете в одном чине с командирами катеров.

Спрашивать капитана, сколько это будет в деньгах, Птахин не стал. Узнает со временем. Излишнюю меркантильность демонстрировать не стоит. К тому же на самом деле денежный вопрос остро перед ним вовсе не стоял. Кормить-поить его тут будут бесплатно, а тратить деньги на корабле не на что.

После представления капитану Соловьев отвел его дальше по коридору и открыл одну из дверей (Петя устал поправлять себя на морские термины).

– Ваша каюта.

Вот это была уже действительно каморка. Узкие койка и шкаф, прикрепленные к стенам и полу намертво, и крохотная тумбочка, которую можно было использовать в качестве столика. Все. Больше мебели сюда все равно бы не влезло. Примерно столько же места было у Пети в казарме первого курса академии. Но тут его «пятачок» был отгорожен стенами и имел дверь. Интересно, у других мичманов такие же каюты?

Как впоследствии оказалось, такие же. Более того, условия для экипажа на «Князе Константине» считались райскими. На других судах младших офицеров по двое в такие кубрики селили. С одной койкой. Спать-то все равно только в разные смены можно.

Остальным офицерам Петю представили тем же вечером, прочей команде – на утреннем построении. Вообще экипаж оказался довольно большим – под сотню человек, из них десять офицеров (включая Птахина).

А потом якоря были подняты, и «Князь Константин» важно двинулся куда-то в море. На учения. Где к нему должен был подойти еще один минный носитель «Князь Ярослав» и крейсер «Князь Михаил».

«Что-то с разнообразием названий кораблей довольно туго, – подумал Петя. – Особенно если учесть, что в великокняжеской семье традиционно использовался ограниченный набор имен. Не было среди князей ни Прохоров, ни Ерофеев, ни Спиридонов. За всю историю – десяток славянских да греческих имен. Кораблей-то у великого княжества явно поболе будет. Или есть всякие «Александры Вторые» и «Владимиры Третьи»? Хотя еще женские имена имеются. Или их использовать не принято?..»

Флотом Птахин раньше совершенно не интересовался.

Корабль имел три мачты и громадную трубу посреди палубы. А вот колес по бокам, как это представлял себе Петя на основании виденной когда-то картинки, не было совсем. Какие-то «винты» сзади крутились.

Как будто мало было мачт, во все стороны от корабля торчали довольно длинные шесты. Саженей по восемь. Точнее, два из них торчали спереди, два сзади, а боковые лежали вдоль бортов. Тоже по две штуки с каждой стороны. Их, как выяснил Петя, только в бою выдвигали.

А вот когда Петя узнал, для чего эти шесты нужны, он испытал шок. Просветил один из мичманов – командиров катеров. Они к вахтам на «носители» только в случае авралов привлекались. Так вот, к концам шестов, оказывается, по мине крепится. И четверо матросов в бою эту мину должны под днище вражеского судна своим дрыном засунуть. После чего она там взрывается и делает в днище дырку.

Охренеть. Длинные шесты сразу перестали казаться таковыми. А если взрыв в воздухе произойдет, а не под водой? Что такое пять-шесть саженей, на которые матросы могут мину выдвинуть? Всего ничего. То-то капитан так целителю на корабле обрадовался.

Возникал, конечно, естественный вопрос: а почему бы столь опасное для самих себя орудие потопления кораблей не заменить на одного мага? Или хотя бы пушки, если магов на все суда не хватает?

Оказалось, пушки на корабле тоже есть. И даже новомодная митральеза имеется. Только их эффективность против сколько-нибудь бронированных судов очень мала. А наиболее серьезные корабли еще укрепляют магически. Так что «огненный шар» по борту растечется без вреда, а «ледяное копье» – отскочит.

Зато если мину под днище засунуть… совсем другое дело получается. Мощный взрыв – и дыра ниже ватерлинии. Конечно, и против таких атак защиту со временем придумают, но пока корабли успешно идут ко дну.

А Петя еще раз с ужасом подумал:

«Мощный взрыв в пяти саженях от собственного борта!.. Или даже ближе. И все так спокойно к этому относятся…»

Плавать Птахин в принципе умел. В море, говорят, это даже легче делать, чем в реке. А если берега не видно? Лучше о таких ужасах не думать. Приключение с прохождением практики на борту минного носителя перестало казаться Пете таким уж интересным.

Хорошо хоть, как выяснилось, сам носитель идет на таран с минами наперевес только в крайнем случае. За него это катера делают. У тех тоже по одному шесту на борту имеется. Но ими предпочитают не пользоваться. Мину спускают сзади катера на длинной привязи, разгоняют до приличной скорости, после чего катер отворачивает и предоставляет мине возможность добираться дальше до вражеского корабля самостоятельно. Но тут тоже важно, чтобы мина не по волнам прыгала, а под водой шла и взрывалась уже под днищем атакуемого судна. В общем, мастерство требуется.

Вот эти маневры на учениях и будут отрабатывать.

А, возможно, с шестами тоже работать будут. Это как командир крейсера решит. Может, стоит самому на крейсер попроситься?





Глава 10

Морская служба




До места учений шли неожиданно долго – больше двух суток. Зато у Пети появилось время освоиться на судне и перезнакомиться с членами экипажа. Последнее было особенно легко сделать, так как молодому целителю прямо на юте, рядом с последней мачтой (она бизанью называется) оборудовали рабочее место. По указанию старпома матросы натянули тент из куска парусины, принесли и прикрепили к палубе раскладное кресло для практиканта и скамью для пациентов, после чего вся команда, начиная с офицеров, стала подходить по одному для прохождения медицинского осмотра. В общем, сразу запрягли в работу.

Ничего особенного не было, но несколько простуд, ушибов и даже один перелом понадобилось залечить. А также вывести чирьи у полудюжины матросов. Пришлось повозиться, и объема собственного хранилища у Пети на это не хватило. Хорошо накопитель у него большой емкости и основательно заряжен. Надо надеяться, больше так тратиться не придется.

Заодно продолжил учить морские термины. Задняя приподнятая часть корабля, где находилась его каюта и где он проводил медицинский осмотр на палубе, называется ютом. Передняя (тоже приподнятая) – баком, а середина – шкафутом. Слова явно иностранного происхождения.

Иностранные языки Птахин в академии учить начал, но был в них откровенно слаб. Из любопытства спросил Соловьева, который прилично говорил по-французски. Так вот оказалось, что «шкафут» происходит вовсе не от «шкафа», а от «эшафота». Это что, такой морской юмор? И после этого они еще всерьез говорят, что «как судно назвали, так оно и поплывет»…

Зато «ют» означает всего-навсего «каюта». Правда, слово не французского происхождения, а голландского. А «бак» по-голландски и вовсе значит «козел». Дальше Петя решил не расспрашивать.

«Князь Константин» не относился к особо скоростным судам, но, на Петин взгляд, шел довольно ходко. Как он узнал, крейсерская скорость – пятнадцать узлов в час. Это сколько же в верстах? Принялся вычислять. Один узел – это примерно одна и три четверти версты. Получается, пятнадцать узлов – чуть более двадцати шести верст. Конечно, идут они немного медленнее, но за сутки верст четыреста – пятьсот должны проходить. Это в какую же даль они отправились?

На второй день увидели над морем два дымовых столба. Волнений это никаких не принесло, офицеры как-то сразу определили, что это те два «князя» подходят, с которыми у них совместные учения. Но как же эти пароходы небо коптят! Подкрасться к противнику незаметно не получится ни у кого.


Никаких празднеств по поводу успешной встречи в открытом море не проводилось. Суда, не сбавляя хода, выстроились треугольником – впереди крейсер, за ним два минных носителя – и продолжили свой путь как ни в чем не бывало. Понятно, что корабль – не человек. При встрече ему руку не пожмешь и по спине не похлопаешь (последнее так и вовсе чревато нехорошими последствиями), но Птахин не ожидал, что все будет так рутинно. С мачты крейсера (у него их всего две, зато труб – целых три) помахал матрос какими-то флажками, и все. Вроде так морской телеграф работает, но послание было совсем недлинным. Нет чтобы: «рад приветствовать» – или что-нибудь такое, а тут, скорее, как Левашов на плацу академии, буркнули: «Встаньте в строй». Все-таки минный носитель – не кадет. Впрочем, не Пете судить.

Вскоре после встречи на горизонте появился берег, и суда сбавили ход, а потом и вовсе остановились (легли в дрейф?). Энтузиазм кадета по поводу изучения морской терминологии окончательно угас. Бред какой-то. Придумали себе особый язык и этим гордятся. Толку-то от новых названий?! Свойства ведь не меняются. Какая матросу разница, чем его выпороли – линьком или веревкой с узлами? А лично Пете через дверь проходить естественнее, чем через люк. Люк, по его представлению, в полу или на потолке должен находиться. Или таким странным способом моряки себе боевой дух повышают?

Где-то через час после того как суда остановились, на воду спустили весельную шлюпку. На «Князе Константине» и такие есть. Спустили самую маленькую, две большие остались стоять. Были они поменьше катеров, но тоже крупные.

«Впрочем, – подумал Петя, – на то он и носитель». Вон сколько малых судов на себе носит. Весь шкафут ими заставлен».

На весла сели шестеро матросов, один – к рулю. После чего бодро умчали капитана к крейсеру. Доложиться? Или совещание?

Птахин тоже с удовольствием на крейсере побывал бы, но его не пригласили. Боевые корабли ему раньше видеть не доводилось. Он вообще корабли впервые только в Тмутаракани увидел. Через его родной Пест речка протекала, но совсем не широкая, кроме лодок, по ней ничего не плавало. А в Баяне так и вовсе только пруды были. С утками и гусями.

Ничего. На практике он здесь до конца лета. Повод посетить флагман их небольшой флотилии еще найдется.

На следующий день начались учения. Петя было напрягся, но тут выяснилось, что настоящие мины никто взрывать не собирается. Вместо них деревянные муляжи используются. Так что он притащил на бак складное кресло и разместился с комфортом – наблюдать за бесплатным зрелищем.

Впрочем, зрелище оказалось не слишком захватывающим, хоть и любопытным. На воду спустили несколько буев, между которыми натянули белые канаты с поплавками. Всей конструкции придали форму вроде как следа судна на воде. Весьма условно. Хорошо погода была тихая, волн почти нет, и то буи совсем на месте не стояли. Но при некотором воображении… Сойдет, короче. Лучше сделать все равно не получается, а больше часа провозились.

Да, буи ставили матросы с гребных шлюпок.

Потом дело до паровых катеров дошло. Их тоже спустили на воду, и они стали по одному атаковать контур «вражеского корабля». То есть подплывали к буям и подсовывали шестом муляж мины под ограничительный канат так, чтобы он внутри оказался. После чего отходили на исходную позицию, стараясь не задеть по дороге буи или канат-ограничитель.

Не такое простое упражнение оказалось, так как делать это все приходилось на максимальной скорости.

Тут выяснилось, что и скорость у катеров разная. Половина – довольно быстрые; как пояснил Пете стоявший рядом у борта старпом – двенадцать узлов в час. Не то чтобы запредельная, но на такой скорости вражеский корабль не успевает на катер пушки направить и прицельный выстрел произвести. Так, по крайней мере, считается.

Петя не поверил, что все так просто. Это что же – получается, какой-то мелкий катер без проблем может любой линкор потопить? Ведь наиболее ловкие экипажи успевали, проносясь вдоль контура корабля, ему не одну, а две мины «под брюхо» подсунуть. Даже если сам катер при этом потонет, размен явно выгоден.

Естественно, оказалось, что противодействие ищут. На крупных кораблях стали ставить пушки-картечницы, стоящие не на обычном лафете, а на хитром устройстве, с помощью которого стволом можно хоть «восьмерки» выписывать.

Из такой попасть проще. Но, во-первых, перезарядка долгая. А во-вторых, картечины – это фактически обычные пули. Такими потопить катер непросто. Так что атаки минных катеров пока остаются хоть и рискованными, но эффективными.

Тут начали на цель заходить оставшиеся катера. И оказалось, что они – медленные. Узлов пять дают, не больше. В такие и из обычной пушки попасть можно, если канонир опытный.

Но оказалось, что эти катера – для ночного боя. Маломощная машина скорости не дает, но и шуму меньше производит. В темноте враги их могут просто не заметить. А если и заметят – поди, выстрели точно…

Неизвестно, как такие катера в темноте атакуют, но при свете дня мины ловко закидывали. Что при их скорости неудивительно.

Ну а потом началось веселье. Скоростные катера стали мины на веревке разгонять. Тут уже промахи пошли. Один раз муляж аж до крейсера долетел.

– Ну, достанется теперь Егорычеву на орехи! – с некоторой долей злорадства сообщил Соловьев. Экипаж был с другого носителя – «Князя Ярослава».

В завершение учений вместо контура корабля катера атаковали плот. Откуда он взялся, Петя, честно сказать, не заметил. С какого-то из кораблей спустили, вроде не с «Князя Константина». Впрочем, это не так важно. Обычный деревянный настил, а что под ним – не видно. Может, понтоны, а может, и просто пара бревен. Явно ничего дорогого, так как выяснилось, что плот – одноразовый, и атаковали его настоящей миной.

Вот тут Петя и получил своих первых пациентов. Нет, экипаж катера, на непросвещенный взгляд, отработал все замечательно. Подошел практически идеально, мину матросы сунули шестом под плот тоже очень ловко. И взорвалась она штатно. Только дальше не самый маленький плот (саженей пять в длину и пара в ширину) от взрыва встал на дыбы, засыпал весь катер щепками, а потом и вовсе перевернулся в его сторону. Похоже, даже зацепил. Выглядело все эффектно, но немного жутковато.

– Эх, глубоко мину сунули, – прокомментировал произошедшее Соловьев. – Хотели подальше от себя ее подорвать, а вес цели не учли. Да и в бою так делать тоже не стоит. Считай, бортом чужой корабль зацепили.

Петя поддакнул:

– Да, в бою все по-другому, – чем заработал быстрый взгляд старпома, но вопросов или замечаний не последовало.

Катер был с «Князя Константина», так что пострадавших от взрыва переправили прямиком к Пете. Точнее, к его приемному пункту под парусиновым тентом на палубе, сам он туда тоже немедленно подошел.

В общем, ничего особо страшного. Без серьезных травм обошлось. Посекло только тех матросов, что шестом орудовали. Воткнувшиеся щепки (к счастью, не в глаза) Птахин извлек, ранки «малым исцелением» залечил. На пару треснувших ребер (матроса собственным шестом приложило) «среднее исцеление» потратил. Еще у всего экипажа катера разной степени контузия была, но при наложении «малого исцеления» ее последствия у большинства почти полностью проходили. Только у одного координация реально нарушена была. Сотрясение мозга? Или что похуже? Хорошо было бы еще всем по «малой регенерации» наложить, но банально жалко стало магической энергии. Это пока ее в накопителе много (спасибо сидению в давилке), а сейчас кадет-целитель тратит ее больше, чем накапливает.

Работал Петя под наблюдением старпома Соловьева, который то ли взялся его опекать, то ли охранял как собственный трофей. По крайней мере, степень необходимого целительского вмешательства при лечении матросов сам определял на глаз. И попытки получить лишнее – решительно пресекал.

Капитан тоже подошел, постоял некоторое время молча, посматривая на то, как у матросов ранки затягиваются. Судя по выражению лица, был работой целителя доволен. Потом вдруг резко куда-то ушел, буркнув на ходу:

– Заканчивайте быстрее. И приведите себя в божеский вид.

Старпом и мичман (командир катера) тоже подобрались. Оказалось, заметили, что от крейсера к «Князю Константину» шлюпка направилась.

Петя эту суету как-то пропустил мимо себя, так как заинтересовался изменениями в энергетических каналах, возникающих вследствие контузии. По большому счету лечение он закончил, и энергетическую систему наиболее пострадавшего от контузии матроса стал изучать больше из любопытства. И тут оказалось, что если с основными каналами все было, как обычно, то более тонкие, которые Петя для себя называл капиллярами, смешались и перепутались. Как это с волосами под ветром бывает. Вроде все на месте, а на голове чуть ли не колтун образовался. Вот он и стал эти тончайшие каналы расправлять, что оказалось совсем непростым делом. Новые вырастить проще, чем старые распутать.

Однако постепенно нашел подход. Как всегда, методом тыка. Оказалось, если в капилляры капельку темной энергии направить, они сразу же перестают сопротивляться любым перемещениям. Более того, сами собой выпрямляются. Только капелька должна быть совсем маленькой. Тогда ее дальше уже можно не убирать, а проталкивать энергией жизни. И потихоньку вся энергосистема в порядок приходит. Только медленно. И концентрация требуется полнейшая.

В результате, что обстановка изменилась, Петя понял только тогда, когда обрабатываемый им матрос неожиданно вскочил и, разрывая каналы-манипуляторы, которыми кадет-экспериментатор его лечил, куда-то рванул.

Кстати, это было больно. Не физически, но очень неприятные чувства возникли, и на секунду пропала ориентация в пространстве. Птахин не просто завалился, а шмякнулся носом о палубу. Что тоже было больно. Считается, что клин клином вышибают, и подобное воздействие должно прочищать мозги. Оказалось – заблуждение. Взгляд Петя смог сфокусировать только после того, как на самого себя «малое исцеление» наложил. Хорошо, что наготове его держал, в его плачевном состоянии сформировать заклинание с нуля было бы непросто.

Обнаружил себя сидящим прямо на досках палубы рядом с парусиновой койкой под навесом, где он только что лечил вырвавшегося от него матроса, а самого матроса – в ровной шеренге, в которую выстроился экипаж катера «Новик» (катера в честь князей не называли – слишком маленькие, что ли), а перед ними целую группу командиров. Включая командира крейсера и всей эскадры капитана Макарова. Это по мундиру можно было догадаться, так-то Птахин его раньше не видел.