Гортензия в огне

Роджер сжимал в руках песок что есть силы и кровь пошла из его уха, но пальцы вдруг разжались, а голубые глаза закрылись сами собой.

В тот день ни у кого больше не было ни сил, ни желания что-либо смотреть. Женщины клана Сильверстоунов бурно оплакивали потерю. И никто не смог не заплакать – Роджер Кардиф был тайной мечтой многих женщин и примером для многих мужчин. Он пробирался в сердца исподволь, незаметно, против воли. В последние годы он бесконечно поражал разумных империи своей волей к победе, своей яркой личностью, своей продолжающейся безответной любовью к Шерил Чедвик. Для каждого разумного находилось что-то своё, что трогало за душу в Роджере, его поступках, словах и песнях.

Через несколько дней отец сказал Эссе с большим облегчением, что Кардиф не умер, не оцепенел, а находится без сознания и тело его медленно чернеет. Но что есть надежда.

Лёгкой показалась череда несомненных побед, последовавших за смертью алмазного варлорда.

Конечно же, гибли крылатые и перевёртыши, космофлот также нёс потери, но каждый понимал, что смертей было бы в десять тысяч раз больше, если бы не принесённые в жертву лучшие мечники.

Впрочем, Колин Хант через несколько дней очнулся.



Когда всё закончилось, и Уоррен наконец-то смог обнять жену, то это было самое потрясающее событие из всех. Оно если не превзошло весть о победе, то слилось с ним и помогло засиять ярче. Уткнувшись носом в волосы жены, и вдыхая любимый запах, Уоррен сознавал, что готов свихнуться от счастья.

Но первые её слова были о…

– Кардиф будет жить? Что говорит Сапфир? Неужели это конец?

Помолчав несколько тактов и смирив своё разом вскипевшее возмущение, пережив за несколько тактов если не горе, то глубокую печаль, Уоррен отодвинулся и посмотрел в лицо Эссе. Она мгновенно поняла его и быстро, чуточку взволнованно проговорила:

– Теперь я при своём великолепном мужчине и полностью счастлива. Но мои подруги переживают. А ты ведь знаешь больше, чем знали мы на Соно-Мэйне, правда?

Уоррен постарался ответить как можно спокойнее:

– Он будет жить, конечно. Только ступни ему уже не вернуть. Я своими глазами видел, как такое сделал Санктуарий, и это было чудо. Но даже если бы он мог попытаться сделать что-то подобное, то он был слишком далеко. Сейчас Роджера каждый такт отравляют и слегка облучают изнутри осколки алмазного варлорда, так что стоит вооружиться терпением. Они буквально внутри мозга – эти осколки. С ним ещё придётся повозиться и на это уйдёт несколько лет. По предсказанию Сапфира.

– Хорошо, что он… и нет, он же никогда больше не сможет танцевать! Я так любила видеть его в танцевальных залах.

– Роджер не сможет танцевать? О, я бы на это не надеялся! Роджер будет танцевать! Научится на протезах. Чтобы Роджер не танцевал!.. Ха, я должен своими глазами увидеть, как он превратится в кучу серебра, чтобы гарантировать, что Роджер Кардиф не будет танцевать! Двигаться вместе с разными леди в одном ритме и не быть осуждаемым всеми подряд – где ещё такое можно найти? Роджер встанет и пойдёт на танцы, с протезами или без них.

– А уже существуют такие протезы? – Эсса выглядела так мило, искренне волнуясь за… другого мужчину.

– Для него изобретут. Народ империи обожает Роджера, не так ли?

Эсса не сразу поняла намёк, и сначала ответив утвердительно, долго смотрела ему в глаза.

– Дело в том, что мы видели его битву от начала и до конца, – пояснила Эсса. – Как и за Ханта, мы очень переживали за Кардифа.

– Ясно. Значит, вам присылали слепки…

– Необработанными, но Чайна Циан озвучила всё, что смогла. Я видела тебя с близнецами… твои волосы… – она нежно провела пальчиками по его вискам, затылку и шее и неожиданно спросила: – Что же ты теперь будешь нюхать?

Уоррен зажмурился и застонал:

– Ну почему все, кто провёл со мной больше пары дней, обращают на это внимание?! Именно на это?!

– Ты слишком идеален, ни одного лишнего движения! А это серьёзно выходит из ряда. У тебя же нет ни одного чёртового недостатка! И при этом ты не самоуверен и не важничаешь!..

– Я раздражительный.

– А ещё?

– Я… недостаточно умён, недостаточно хорош, чтобы…

– Чтобы что?

– Чтобы взять на себя твои проблемы, чтобы дать тебе хоть немного той веры, которая меня переполняет.

– Это не недостатки, это грёзы. Знаешь, что меня больше всего поразило?

– Что же?

– Шерил тоже оплакивала Роджера, когда мы думали, что он умер. Она сбежала на поверхность из предела и долго бродила где-то одна. Её веки потемнели от слёз. Я знаю, что так бывает у чистокровных крылатых.

– Ох…

– Ну что!

– Ты опять о Роджере… Я запрещаю тебе говорить о нём в моём присутствии.

– Я говорю не о нём, а о Шерил.


– И тем не менее.

– Но я…

– Это уже переходит в ревность. А потом перейдёт в буйное помешательство.

– Ладно-ладно. Но она тоже любит его. И как ей удавалось…

– Может ли быть, что её чувство похоже на твоё к Классику? – очень осторожно повёл разговор Уоррен. – Только так можно годами любить, но держаться в стороне – если понимаешь, насколько губительно позволить такому парню влезть к себе в душу.

– Да, но масштаб личности, роль и характер – всё совершенно разное. Если бы Классик готовился к бою с более сильным противником, я бы гордилась им и следила за его сражением, а не сбежала куда глаза глядят. Как думаешь, когда Роджер поправится, она придёт к нему?

– Нет. Брайан как-то шепнул мне, что она никогда не придёт к нему сама. Она взяла на себя роль его наказания за грехи, за разбитые сердца других женщин. Из принципа будет отрицать свою любовь к нему. Не смотря на нежный вид, она довольно волевая леди.

– Ну а вдруг он решит использовать тот подарок Сапфира и вынудит её?..

– Уже не сможет.

– Почему?

Уоррен не позволил себе рассказать, не смотря ни на какие уговоры. Вообще вся эта ситуация с Роджером порядком раздражала.

День за днём всё постепенно теряло свою праздничность. Эсса снова принялась скрытничать и много притворяться. Только один вечер выбился из ряда.

В честь окончания Защиты, в честь принцев и Сапфира, император повелел провести триумфальное шествие, заказал оперу, восславляющую главкомов, танцы и пиры, и тем на один вечер вернул Уоррена в состояние почти ненормального счастья быть с Эссой.

Днём она шла по триумфальному пути перед главкомами и усыпала их путь лепестками цветов. Затем вдруг остановилась и расцеловала Джулиана Дарка в обе щёки. Уоррен этого не видел, ему кто-то передал.

– И что это был за приступ нежности к Дарку? – спросил Уоррен у Эссы во время танцев вечером.

– Я выразила ему благодарность за то, что ты жив.

Затем она улыбнулась, рассмеялась, схватила Уоррена за руки и закружила его. Уоррен и сам довольно засмеялся. Надо же! Его жена благодарна главкому за сохранность какого-то несчастного Уоррена Элайна! Просто чудо какое-то!.. Продуманный жест благодарности не включал бы в себя поцелуй. Нет, в этом слишком много порывистости и чувства.



– Так тебя бесит, что твой друг изранен и нуждается в постоянном моём присутствии? – не глядя спросил Брайан, занятый уходом за своим близнецом. Сейчас он вытирал полумёртвому Роджеру слёзы, иногда текущие из-под закрытых век. Роджера снова заставили спать из-за мучительной, никак не проходящей боли, но выглядел он чуть лучше под присмотром лекарей и древнейших клана, включая Рэйна Росслея, написавшего пару мелких заклятий для очистки крови от инфекции и создавшего охлаждающее постельное бельё для постели будущего шурина. Благодаря такой заботе Роджера сейчас окутывало жемчужное сияние. На подушке – серебряная пыль. В закрытой наглухо спальне светло, гуляет лёгкий, приятный волшебный ветерок.

– Нет, походы в Три-Алле тут ни при чём, – поморщился Уоррен. – Ты где витаешь? Я говорю тебе о том, что моя жена больше интересуется твоим братом, а не мной. За исключением редких, редчайших моментов!

– Переживёшь, – холодновато произнёс Брайан.

– Наверное, но это…

– Неприятно, понимаю. Но дело-то всего лишь заключается в том, что ты вплотную столкнулся с тем же, с чем чуть более туманно столкнулась половина мужчин, вернувшихся к жёнам с защиты. Слишком многим леди интересно, что же там с Роджером. Сапфир, как-никак, придушил его, чтобы парализовать. Сам не видел, но говорят, что выглядело так, будто по-настоящему прикончил. Так ты всё-таки хочешь пойти в Три-Алле?

– Три-Алле сейчас меня волнует меньше всего, поверь. Как ты умудрился не увидеть этой сцены? По всем трансляторам крутят. Эсса постоянно картинно ахает, когда смотрит на Сапфира с Роджером.

– Нет времени на просмотры. Знаешь что странно? До защиты возле тебя что-то бродило. Я бы на твоём месте сразу взял с собой двойняшек Росслеев и ринулся к воротам Три-Алле. Ты был с ними близок до своих путешествий за рубежи империи.

– И за кого нас принимали?.. Эсса спрашивала о возможности романа Шерил и Роджера.

– Ну…

– …Он грезил, что станет героем в её глазах, и она наконец-то упадёт к его ногам.

– Но теперь не к чему падать, – Брайан посмотрел туда, где когда-то должны были быть ступни брата и тихонько выругался, что для почти святого Брайана было невероятно. – Я сам смириться не могу, а уж каким ударом это будет для Роджера…

– Он сказал тебе о подарке Сапфира?

– Сразу же. Так радовался. Я и представить не мог… Сапфир всё говорил о том, останется Роджер жив или погибнет, но увечий не предсказывал – маловероятно. А тут такое. И именно теперь.

– Именно теперь, – печальным эхом повторил Уоррен. Когда-то, в войну севера и юга, Роджеру оторвали крылья, и он чудом выжил при падении. Но крыльям нужен век, чтобы вернуться, и любую часть тела, как было с оторванной рукой, можно отзеркалить соответствующим призывом, но вот симметричные лишения реальных конечностей не поддаются восстановлению, сколько тысячелетий не жди.

А подарок Сапфира заключался в информации о том, что больше всего возбуждает Шерил. И именно эту леди, оказывается, приводят в восторг мужчины в высоких, плотно облегающих сапогах, и, соответственно, секс в одежде. И Хайнек Вайсваррен как раз начал вводить в моду чёртовы сапоги. Сапоги, а не протезы!.. У Роджера наверняка был готов план соблазнения. Он был намерен доставить такое удовольствие своей обожаемой Шерил, чтобы у неё духу не хватало отказывать ему. И чтобы она пришла к необходимости выйти за него хотя бы для того, чтобы узаконить связь. Роджера ожидает не менее двух кругов ада, когда он очнётся.

– Мы с тобой везунчики в сравнении с ним, – сказал Брайан, явно подумавший о том же.

Имел в виду он вовсе не увечье, а взаимность любви, которой Роджер не имел. Только вот Уоррен ещё крепче сжал кулаки в карманах. Эсса мастерски притворялась любящей женщиной, и Брайан конечно же думал, что ревность друга из-за существования обаятельного и популярного Роджера явная глупость. Брайан говорит, что все мужчины слегка ревнуют из-за самого существования потрясающего парня, способного при желании если не увести любимую жену, то хотя бы занять её мысли на долгое время. И Уоррен не стал объяснять Брайану остроту своей проблемы – не мог.

Уходя из Нью-Лайта, он всё думал о том, почему сама невозможность рассказать другу о глубине своих чувств так задевает его. Заметил, что стоит посреди одной из вторых улиц и смотрит прямо перед собой. А его по широчайшему кругу обходят разумные. Все думают, что здесь, в воздухе перед ним, нечисть. Просто потому, что Элайн стоит и смотрит в пустоту. И хоть это не так, Уоррен усмехнулся мысленно отмеченной параллели с фактом, о котором пытался хоть что-то понять. Одна параллель мгновенно привела к другой.

Искренность, да?

– Я не мог объяснить Брайану, почему меня так сильно задевает твой интерес к Роджеру, – говорил Уоррен Эссе спустя пару свечей. – Но вспомнил, что так же никак не мог никому рассказать о своём страхе перед силой, которую чувствовал. Молчал, когда она впервые ранила меня в Три-Алле, и позволил бы себе истечь кровью, если бы ты не заметила её. Всё потому, что твоя любовь и все нюансы наших отношений для меня так же глубоко касаются, как и моя вера. Иначе говоря, я люблю тебя почти так же сильно, насколько верю в Единого и его замысел. Это, знаешь, абсолютная величина.