Гортензия в огне

– Понимаю. Влечение уничтожает восприятие святости в большинстве разумных. Это так ужасно, что я бы назвал это парадоксом, доказывающим правомерность всех прежних претензий Уоррена к догматам веры.

– Что, простите? Уоррен… и претензии… к вере?!

– Да. Ни за что не скажешь этого по нему, но у нашего замечательного Уоррена очень критический взгляд на вещи. И никто так беспощадно не разбирал священные тексты, как он прежде. Но посмотрите, в кого он превратился теперь? Пожалуй, единственный вывод, который можно сделать на данный момент будет примерно таким: все мы, наши мысли и желания – абсолютное ничто перед волей Единого.

Уоррен, прислушиваясь к разговору, уже призвал два похожих креста и остановился, собираясь с мыслями. Как творить чудеса, когда ревнуешь? Всё дело в Роджере. Он же уводил женщин у сыновей и уважаемых им друзей с такой лёгкостью, что это было даже смешно. Стоило только Роджеру поманить, как леди бежали к этому ласковому гаду. А тут он улыбается Эссе во всю свою голодную пасть и присматривается к ней. Уоррен попытался успокоиться и вспомнил тот день, когда между ним и Морганой вспыхнуло особенное чувство, похожее на влечение и любовь, готовое помочь сблизиться. Это было что-то болезненное и неизведанное, опасное и разрушительное. Тогда с ними был Брайан, пребывающий в идеальной форме святости. Друзья понимали, что у отца церкви, старающегося построить столицу и успеть короновать Эрика Бесцейна до своей смерти, не может быть отношений с красавицей эскортесс. Но Уоррен осознавал, что Моргана принадлежит Брайану. И чувства этих двоих сильны, чисты и вовсе не так саморазрушительны, как у него. И он отступил, хотя Морганой потом втайне грезил десятки лет. Роджеру надо аккуратно намекнуть… кому и чем конкретно он обязан… наедине.

Уоррен зашагал вперёд, но снова вернулось то, что пугало его. Страх вдруг вышиб из него всякую уверенность. Тьма, которой он не видел, но ощущал, слабо коснулась его. Нечто положило ему руку на плечо и внезапно сильно навалилось, будто это был Роджер. Но затем жуткие пальцы принялись подбираться к самому его горлу и так больно сжимать тело, что Уоррен заскрипел зубами, не в силах сдержаться. Это впервые так. Он попытался вырваться, но только натолкнулся другим плечом на что-то невидимое, но совершенно точно ощутимое. Поднял руки и коснулся чего-то, на ощупь похожего на стволы деревьев, с иссушенной, растрескавшейся корой, но всё тут же продавилось под его руками в пустоту. Уоррен и не думал, что страх может проникать даже сквозь кончики пальцев, и в это было сложно поверить, но он это почувствовал, и сомнений больше не было: Единый открывает всё больше и больше.

– Уоррен, что происходит? – вдруг громко спросил Роджер.

– Я… не могу сказать.

В полнейшей тишине, такой идеальной, что Уоррен услышал шум собственной крови в ушах, оглушительно и зловеще зашелестели, перемежая свой странный говор сухими щелчками, маленькие аппараты, заключённые в форму, подобную перевёрнутой стекающей капле. Уоррен их раньше не замечал, но сейчас различил значки Рашингавы на них. Правильно, принц-перевёртыш Рицка Рашингава – учёный, и, как Уоррену говорили недавно, больше всех продвинулся в изучении проклятых мест именно этот лидер. С его исследованиями связана уже не одна тёмная история, но он хотя бы не подвержен суевериям, страхам и вере и сможет, возможно, однажды что-то разъяснить с позиции измеримых научных фактов.

– Я позову Брайана, – прошёл мимо Роджер, по пути вложив ладошку Эссы в руку Уоррена. – Мне это не нравится.

– Что происходит? – спросила принцесса своего жениха, подняв к нему побледневшее лицо.

В её глазах ни страха, ни ужаса, только обеспокоенность. Она прижалась к нему или это он так отчаянно близко притянул её к себе?

– Я хочу быть с тобой откровенным, но лучше не сейчас.

Элайн не чувствовал себя в безопасности. Тьма, сгустившись, сейчас стояла вокруг. Тьма, которую только он чувствовал. Роджер не знал, на сколько шагов от креста нельзя отводить Эссу и завёл её далеко. Они стояли уже почти у ступеней. Здесь и в прошлый раз на него налип жуткий страх. А сейчас, теперь… Пугающее нечто, казалось, окружило их. Уоррен вглядывался в пространство вокруг, но ничего не мог увидеть. Только чувствовал, что ему в глаза заглядывает тот, кто настойчиво вызывает в его мыслях наслаждение от того покоя, который наступит, если свернуть шею Эссы одним быстрым движением. Всё будет просто. Она такая жестокая, развратная, такая хитрая, заслуживает этого и…

Уоррен глубоко вдохнул вдруг очень горький воздух, и, закрыв глаза, ощутил внутри чужое сердце, бьющееся так, словно подгоняет тело к свершению убийства.

– Поцелуй меня, – шёпотом попросил он, и Эсса легко и невинно коснулась его щеки губами.

Эта невинность и лёгкость предназначалась для зрителей – за оградой, окружающей Три-Алле, наверняка найдутся подданные её отца. Но в поцелуе было что-то особенное. Какая-то нежность, которой не находилось раньше. И вот она-то и не была наигранной.

Вернулись оба близнеца Си:

– Как вы?

И, пока Уоррен думал над ответом, внимание всех привлекла Эсса. Она сняла свою руку с его плеча и смотрела на неё, испуганно пытаясь выговорить какое-то слово. В конце концов, она просто показала свою ладонь. Вымазанная кровью крылатого, она уже начинала поблескивать золотом.

Уоррен молча стёр свою кровь с ладони Эссы, тронул плечо и поднял руки, чтобы исцелиться, но нахмурившийся Роджер остановил его:

– Есть время, давай посмотрим. Идём внутрь.

Они зашли в первую же гостиную, Элайн призвал крест и спустил одежду с плеч. По лицам близнецов и Эссы понял, что раны выглядят пугающе. Брайан подошёл ближе:

– Не знаю, на что это похоже.

– А я знаю, – тоже придвинувшись, сказал Роджер. – Это похоже на следы древнего пыточного устройства людей. Лет семьсот назад видел гравюру и читал статьи об этой штуке, но не помню ничего точно. Кажется, я видел её мимоходом в музее на севере. Думаю, Дан-на-Хэйвины что-то могут знать об этом.

– Оставь, – покачал головой Брайан. – Это не имеет значения. Ни её высочество, ни Уоррен не смогли бы не заметить, если бы на них свалилось что-то подобное, а затем снова исчезло.

– Так это что-то сверхъестественное?

– Ты знаешь хоть что-то невидимое и не сверхъестественное?

– Тебе правда интересно? – притворно обрадовался Роджер и заговорил быстрее: – Легко! Вот: магнитное поле, например… и вообще большинство активных излучений. Твоя любовь к собственной жене тоже подходит – её совсем не видно, хотя она вроде как существует. Понятия сублимации и диспозиции, все междометия, воздух, справедливость, интеллект Катеньки Райенгот, деятельность целого ряда парламентариев, ближайшая чёрная дыра… Продолжать?

– Хватит. Парню больно, а ты цепляешься к словам, – всего лишь немного недовольно отчитал брата Брайан.

– Вот так больно? – Роджер тыкнул пальцем прямо в одну из сочащихся кровью ранок.

– Сволочь ты, – втянул воздух Уоррен.

– Уоррен, исцеляйся немедленно! – зазвенел голос Эссы. – Они могут целый год издеваться и наблюдать, как ты истекаешь кровью, а вот я не могу!

– Простите, ваше высочество! – одновременно воскликнули близнецы и исцелили Уоррена.

Он вздохнул глубже.

– Так что это было, дорогой? – серьёзно посмотрел на него Роджер.

Теперь он выглядел как заботливый папочка.

– Оно не представилось. И надеюсь, что только мне выпала честь познакомиться с этой штукой, но если нет и это всего лишь предупреждение, то Эссе тут не место. Да и вам тоже.


– Думаю, что не место и тебе, – мягко сказала принцесса, подойдя ближе и взяв его за руку.

Элайн сжал её пальчики в своей ладони, но её прикосновение и забота только вдохновили его. Он придёт сюда один и получит много времени и концентрации, чтобы разобраться со всем.

– Ладно, краткая экскурсия, и уходим, – решил Уоррен. – Ты разобралась в себе или тебе не хватило времени?

– Я не думаю, что у меня получится достичь того, зачем пришла, Уоррен. Сначала ты произвёл на меня слишком сильное впечатление, а теперь чересчур волнуюсь за твою сохранность. Может, уйдём прямо сейчас?

– Ты и сам всё понимаешь, – мимоходом шепнул ему Брайан, когда они расходились.

Уоррен прекрасно понимал. Господь не допустил бы ничего этого, если бы не хотел показать своему народу границы между мирами. И это значит, что выйдя из Три-Алле, Уоррен должен рассказывать налево и направо о том, что пережил. Но Уоррен не мог даже говорить о том, что чувствует и не представлял, как сможет поделиться хотя бы с кем-нибудь.

Возможно, это слишком плохая идея, одному прийти туда и принять на себя, без всякой подстраховки, всю ярость потусторонних существ. Но только так он сможет разобраться в том, насколько плохи дела и сколько силы нужно ему самому, чтобы выдерживать натиск дьявола. И как будет страшно, и сойдёт ли он с ума? Справится ли?

Стыд владеет им – вот что понял Уоррен спустя пару дней. Невозможно рассказать обо всём, ведь это значит, что надо признаваться в страхе. Крылатые не боятся – они не поймут. У остальных страх – это слабость и проигрыш. Как в этом признаться?

Однажды ночью он вернулся, как и задумал, но наткнулся на необыкновенное зрелище. Во дворе Три-Алле разместилось шестнадцать полукровок. Там, где большинство сходило с ума и пыталось покончить с собой, эти полукровки… танцевали. Это был экзотический танец, какого Уоррен ещё не видел. В руках этих существ, вполне реальных, были жезлы с бубенчиками и длинными лентами, овивающими в танце руки и ноги, стелящимися по земле и взмывающими к небу.

Элайн некоторое время смотрел на это действо, ожидая чего угодно, но они продолжали и продолжали танцевать и ничто, казалось, им не мешало.

Двор Три-Алле был хорошо освещён принесённой откуда-то аппаратурой.

Похоже, что нет смысла выбирать время суток для визита сюда.

– Элайн! – позвал его кто-то с улицы справа.

Это был один из крылатых древнейших – принц Стефан Вир. – Почему ты решил вернуться?

– Вы тоже занимаетесь вопросом проклятых мест? – подошёл к его высочеству Уоррен.

– Я как всегда хочу всё знать. И если что-то мне недоступно, то спать перестаю. Так что у тебя?

– Ничего особенного. Всего лишь ещё одно испытание духа. А вы знаете, что здесь происходит? – и Уоррен кивнул в сторону танцующих.

– Это полнокровные. Большинство из них – потомки принца Рашингавы. Он принялся за эксперимент по их разведению после того, как родился Феррон Элстрэм. Стало, видите ли, интересно исследовать смешение крови всех четырёх видов. В результате… возможно для тебя это будет некоторым потрясением, Элайн… И я поражён тому, что честь поведать тебе об этом выпала именно мне… Трагедия полнокровных в том, что часть из них ощущает ту же нечисть что и вы с Тайлером Сидмором. Теперь об этом стало широко известно. Собственно, Сидмор и Дануин – тоже полнокровные, разве что в них нет крови Рицки Рашингавы.

Уоррен ускоренно заморгал. Он совсем не ожидал услышать это. Обрывки разговоров о полнокровных доносились до него, но он даже не догадывался о чём-то подобном тому, что говорил ему сейчас принц Вир.

– …Авалон, помнится… – медленно проговорил Стефан Вир, – так зовут одну из старших полнокровных… решила, что если её родня будет очищать такие места беспорядочно, то это будет выглядеть глупо. Потому она решила придать очищению форму танца. И это красиво.

– Очищение?

– Если приглядишься, то заметишь в их руках жезлы. Они замаскированы лентами и бубенцами, но это что-то вроде устройства, очищающего пространство. Рашингава создал. Сапфир запретил ему использовать эту технологию повсеместно, но в таких редких случаях и в таком небольшом объёме, считаю, это вполне безопасно. Я разбирал их танец… так вот, они последовательно и точно очищают пространство, якобы размахивая этими жезлами. Танец вообще недооценён разумными. Как молитва – по сути всего лишь слова – имеют силу, так и особенный танец, связанный со сверхъестественным, обязательно должен быть найден. Умница, Авалон. Прекрасная идея.

– Я тоже так считаю, – сказала красивая девушка-перевёртыш, спрыгнувшая с большой металлической пластины, подлетевшей к ограде слева. Длинные чёрные волосы девушки подчёркивали идеальную осанку. Тёмная форма кроем и нашивками не напоминала ни одно из известных военных подразделений. Рядом с девушкой вдруг возникли ещё три тёмные фигуры. Один из мужчин, однако, словно светился. Его пепельно-белые волосы, три небольших пера прямо по центру лба, указывающих на чистокровного крылатого и что-то неуловимое в чертах лица и фигуре прямо указывали на потомка Стефана Вира.

– Герцог Рего, мой сын, – вдруг сказал Вир, уловив взгляд Уоррена. – Подойди, познакомься с Элайном.

И молодой герцог подошёл. Куда стройнее и тоньше отца, Рего казался более совершенным и красивым, но в нём нельзя было даже заподозрить то обаяние и ту неповторимость принца Вира, которые Уоррен узнал ещё в войну Севера и Юга.

– Меня зовут Мартин. Я служу городу рядовым доспешником, – сказал Рего, – и при дворе я не пользуюсь успехом. Возможно, именно потому мы до сих пор не познакомились.

– Что ж, успех и достоинства личности не всегда идут рука об руку, – ответил Уоррен. – А это ваши друзья?

– Друзьями нас назвать сложно, но мы поддерживаем друг друга. Это что-то вроде небольшого антиполитического союза, – улыбнулся в свою очередь Мартин Рего.

– Рэй Рашингава, – представил длинноволосую девушку Рего, – последняя из чистокровных дочерей принца Рашингавы. Возможно, она будет вести войска его предела на предстоящей защите.

– Не просто "возможно", а обязательно буду! – высокомерно и немного гневно заявила гордая девушка, блеснув алыми искрами в тёмных глазах.

– Конечно-конечно, – мягко протянул подошедший спутник Рего и Рашингавы. – Но назначения ещё не было, не так ли?

– Это Габриэль Накханский, действующий главнокомандующий новых войск. Удача на защите сделает его принцем Грином.

– В честь Лейменгриновских?..

– Нет, в честь одной из разработок моей матери, – быстро сказал Габриэль Накханский. – Это слишком долгая история.

В глаза Уоррена вперил взгляд самый, пожалуй, не блещущий внешностью полукровка в империи, а может и в группе ближайших Вселенных. Обычно темнокрылые – те, в ком смешалась в равной степени кровь крылатых и перевёртышей – были красивы, но Габриэлю Накханскому выпала другая доля. Сильверстоунски длинное лицо и длинный, крупный нос немного напомнили Роджера с Брайаном, тяжеловатый подбородок воскресил в памяти лицо Джулиана Дарка, а хищные жёлтые глаза в чёрных ободках, маленькие, но с очень запоминающимся острым взглядом, врезались в душу и память. Ничто не смягчало его черт, за исключением небрежной причёски с несколькими выбившимися прядями. Он, казалось, совсем не походил на своего отца, Колина Ханта, принца Накханского. В отце было больше изящества, лёгкости, романтизма, но и скрытности, и чего-то ещё, присущего только перевёртышам. В сыне – прямота, крепость и приземлённость, интеллект и эмоциональная отстранённость. Нет, этому парню не нужно быть красивым. Он и без того завоюет себе всё, что угодно, когда захочет. Ему никак не может быть больше шестидесяти – он выглядит на двадцать пять, но уже возглавляет новый род войск. И это лучше всего говорит в его пользу.

– А это Виктория Хоакина, – представили Уоррену выступившую из темноты невысокую девушку.

Ни одно, пожалуй, юное существо, имеющее родными отцом и матерью перевёртышей, не могло оказаться столь невысокого роста. Она походила на человека – худенькая и хрупкая миловидная девушка. Даже её коротко обрезанные чёрные волосы напоминали человеческие – их свободно шевелил ветерок, тогда как локоны другой леди-герарды, Рэй Рашингавы, были так тяжелы, что непоколебимо и ровно струились по спине. А ещё Уоррена обеспокоил взгляд Виктории, потому что такие, как она, не проронят ни одного лишнего слова. Они сперва так жестоки к себе, а потом и к другим, едва появляется шанс вылить эмоции… Если она – действительно родная дочь Классика, то её душу, возможно, выжигает тот же огонь, что царит в душе Эссы. Но Виктория спасается союзом с прямолинейными Рэй Рашингавой и Габриэлем Накханским, а так же наверняка очень правильным и независимым Мартином Рего. Ей повезло.

– Так вы тоже интересуетесь проклятиями? – спросил Уоррен у яркой четвёрки наследников.