Горе от ума

Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;

Французские романсы вам поют

И верхние выводят нотки,

К военным людям так и льнут,

А потому, что патриотки.

Решительно скажу: едва

Другая сыщется столица, как Москва.





Скалозуб


По моему сужденью,

Пожар[53] способствовал ей много к украшенью.





Фамусов


Не поминайте нам, уж мало ли крехтят!

С тех пор дороги, тротуары,

Дома и всё на новый лад.





Чацкий


Дома новы́, но предрассудки стары.

Порадуйтесь, не истребят

Ни годы их, ни моды, ни пожары.





Фамусов


(Чацкому)



Эй, завяжи на память узелок;

Просил я помолчать, не велика услуга.



(Скалозубу.)



Позвольте, батюшка. Вот-с — Чацкого, мне друга,


Андрея Ильича покойного сынок:

Не служит, то есть в том он пользы не находит,

Но захоти — так был бы деловой.

Жаль, очень жаль, он малый с головой,

И славно пишет, переводит.

Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом…





Чацкий


Нельзя ли пожалеть об ком-нибудь другом?

И похвалы мне ваши досаждают.





Фамусов


Не я один, все также осуждают.





Чацкий


А судьи кто? — За древностию лет

К свободной жизни их вражда непримирима,

Сужденья черпают из забыты́х газет

Времён Очаковских и покоренья Крыма;[18]

Всегда готовые к журьбе,

Поют все песнь одну и ту же,

Не замечая об себе:

Что старее, то хуже.

Где? укажите нам, отечества отцы,

Которых мы должны принять за образцы?

Не эти ли, грабительством богаты?

Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,

Великолепные соорудя палаты,

Где разливаются в пирах и мотовстве,

И где не воскресят клиенты-иностранцы[54]

Прошедшего житья подлейшие черты.

Да и кому в Москве не зажимали рты

Обеды, ужины и танцы?