Голоса из подвала
Часть 9 из 56 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Егор аккуратно обходил снимки, чтобы не наступать на счастливые лица, а его новые друзья пинали все, что попадалось под ноги, поднимая тучи пыли.
– Так вот, – уже на улице сказал Ревякин, – ты в нашей школе недавно, мы тебя не знаем. Хочешь к нам в компанию – прояви себя. Покажи, что не трус. Нам трусы не нужны.
– Что надо сделать? – предчувствуя что-то нехорошее, поинтересовался мальчик.
– Пустяк. В конце дороги, если направо свернуть, будет ДК, а возле него статуя пионерки. В постаменте есть дыра, мы там прошлый раз пачку «Парламента» спрятали. Принесешь нам пачку, покурим вместе и домой пойдем.
Егор замялся, устремил взгляд на убегающую вдаль улицу. Пес, возившийся в мусоре, испарился.
«Потому что был один, – подсказал маленький мальчик в голове Егора. – Здесь нельзя ходить одному».
– Ну, так что? Шевелишь поршнями?
– Ага, – промолвил Егор.
В компанию ему хотелось. Не так сильно, как хотелось жить, но достаточно сильно, чтобы он оторвал подошвы от потрескавшегося асфальта.
– И поторапливайся, – приказал Генка, – мы вечно ждать не будем.
Егор кивнул и засеменил вдоль пустых домов. В компьютерных играх у него всегда было оружие: мощные лазерные пушки, штурмовые винтовки. На какую кнопку жать, если вон из того здания с размашистой надписью «Здесь прошло мое детство» выберется мутант-переросток?
Чтобы успокоить расшалившиеся нервы, Егор заговорил сам с собой:
– Нашли чем пугать… девочка с крюком! Таким только в яслях пугают. Еще бы про гробик на колесах рассказали или про черную руку.
Стало легче, но, когда он обернулся и не увидел приятелей, дрожь в коленях усилилась.
«Вернись! Вернись! – умолял маленький мальчик. – Все шкафы открыты, темнота смотрит на нас из щелей!»
Но повзрослевшего Егора мучил еще один страх: быть осмеянным.
Он перепрыгнул через поваленный столб и свернул направо. Улица уперлась в небольшую площадь. Кусты сирени охватывали ее зеленым воротником, сходясь возле двухэтажного Дома культуры. По фундаменту из желтого кирпича змеился дикий плющ. На пороге, прямо между колоннами, вырос орех.
В центре площади стояла гипсовая фигура на голову выше Егора. Надя Красилина, некогда белоснежная, а теперь рыжая от пыли с рудников, поднимала руку в пионерском салюте. Ноги расставлены, подбородок задран. В позе столько решительности, что Егор, лишенный этого качества, нехотя залюбовался, хотя даже в своем возрасте понимал, что это не настоящий памятник, а поточная, ничего не стоящая, продукция вроде садово-парковых скульптур.
Лицо условной пионерки, галстук, юбочка до колен – вот и готова героиня Надя.
Егор не спеша приблизился к статуе.
Метровая тумба-постамент придавала ей роста. Девочка глядела сверху, и ее взгляд был грозным из-за чуть нахмуренных бровей и глазных впадин. На лице, казавшемся издалека схематичным, проступал характер. Не жизнерадостное по-пионерски, а осунувшееся, истощенное лицо принадлежало человеку, который запросто лишил бы жизни. Пускай не всякого, пускай только фашиста…
Мальчик пригляделся к трещинам, опоясывающим ноги статуи, и удивился, что она до сих пор стоит. Надежные здания обтрепались за десятилетия, а хрупкая скульптура лишь потрескалась и порыжела…
От мыслей Егора отвлек хруст ветки в кустах за сгнившей лавочкой. Он подпрыгнул на месте и с минуту всматривался в зеленые заросли.
«Просто ветер», – сказал он себе и заторопился.
Трещина обнаружилась сразу. Постамент был полым внутри, и сквозь дыру мальчик видел глубокую нишу вроде пещеры.
«Оно там! – подал голос иррациональный страх. – Беги, беги, пока не поздно!»
– Ну уж нет, – процедил Егор и опустил пальцы в трещину. Пусто. Он нагнулся, просунул в каменную тумбу кисть.
Второе Я, боявшийся темноты и веривший в привидений ребенок, зажмурился, ожидая, что вот-вот острые клыки вопьются в плоть.
– Еще немного…
Рука по локоть ушла в трещину. Пальцы нашарили затянутый в пленку предмет.
– Есть! – воскликнул мальчик.
И оно схватило его за кисть.
На этот раз он не завизжал. Лишь выпустил из легких воздух и дернулся назад. Существо-из-постамента крепко держало его, тянуло к себе, и он вжался лицом в ступню пионерки. Прикосновение к нагретому гипсу отрезвило, странным образом придало сил. Он снова рванулся, и то, что сидело под статуей, отпустило его. Егор полетел назад, успел почувствовать, как нога проваливается куда-то в пустоту. Он рухнул на груду веток, и земля поглотила его.
На площадь выбежал Ревякин.
– Что ты наделал, идиот?
– Я? – недоуменно спросил Генка, вылезая из ниши в постаменте. – Я только держал его за руку, как договаривались. А где он? Смылся?
Генка ойкнул, увидев открытый канализационный люк, раньше замаскированный ветками.
– Он что?.. Вот блин!
Приятели встали над люком.
– Казотов! Не дури, отзовись! Мы не хотели…
Ревякин достал карманный фонарик и посветил вниз. Луч расплескал темноту, обнаружив дно. Пролетевший не меньше четырех метров Егор лежал лицом вниз с вывернутыми под пугающим углом руками и ногами.
– Казотов! – отчаянно вскрикнул Генка. – Ты живой? Скажи, что ты живой!
– Мертвый наверняка. Ревякин был бледным как мел, но его голос звучал ровно: – Пошли отсюда, быстро!
– Что? – не понял Генка. – Куда?
– По домам, – прошипел Ревякин. – Мы ничего не видели, расстались на въезде в Южный. Куда делся, не знаем. Понял?
Генка мотал головой, по трясущимся щекам бежали слезы.
Ревякин сжал его плечо, вдавил ногти в кожу.
– У тебя папка сидел?
– Д-да…
– Брат сидит?
– Д-да…
– Хочешь к брату?
Генка замотал головой сильнее.
– Тогда слушай меня, Полено! Быстро! Домой!
И Полено повиновался.
* * *
Когда Егор очнулся, окончательно стемнело. Он вырыл лицо из листвы, покрывающей дно колодца толстым одеялом. Закашлялся. Пришло осознание того, что с ним случилось. Первым чувством было облегчение: никакого монстра в Южном нет, это дурак Генка обогнал его короткой дорожкой и устроил засаду. В результате он упал в канализацию и чудом не свернул себе шею. Все обошлось, теперь ребята помогут ему выбраться. А там уж он подумает, стоит ли с ними дружить.
Егор сел и ощупал себя. На лбу обнаружилась шишка, которая при нажатии заставила его издать протяжный стон.
А вот потрогав ногу, он уже вскрикнул в голос. Не сломана, но, вполне возможно, вывихнута.
«Мама меня убьет», – подумал Егор, представив, как явится домой, грязный, побитый, хромающий.
«А надо бы убить Ревякина и Поленова. Где они, кстати?»
Он задрал голову к фиолетовому кругу вверху и позвал:
– Пацаны! Долго вы там! Я сам не вылезу!
Стены каменной трубы впитали крик, приглушили его. Листва, спасшая жизнь, зашуршала.
– Ой-ой! – Егор вскочил, заныл от резкой боли. Подтянул под себя раненую стопу и вновь заорал:
– Саня! Гена! Это уже не смешно! Я ногу сломал!
Кажется, внизу его слышали лучше, чем наверху. Листья, как поверхность болота, пошли рябью, мелькнуло в темноте вытянутое тельце размером с котенка. Длинный хвост.
Егор не боялся грызунов, у него самого жила домашняя крыса по имени Матильда. Но канализационные крысы… Он мало что знал об их поведении, тем более о том, сколько их здесь и насколько они голодны.
Его посетила вызвавшая тошноту мысль: колодец – лишь вершина айсберга. Под ним многие метры спрессованной листвы и тысячи кровожадных крыс. Образ заставил вновь и вновь звать на помощь. Он кричал, пока не охрип, но результат оставался нулевым.
«Они меня бросили, – подумал мальчик, – решили, что я умер, и сбежали, трусы несчастные».
Злость на людей, с которыми он так хотел подружиться, взбодрила.
Он принялся шарить в темноте ладонями, балансируя на здоровой ноге.
– А это у нас что? – спросил он, дергая за торчащую из стены железку. Такие же железки вели к свободе двумя параллельными рядами. Все, что осталось от лестницы. Егор прикинул свои шансы сорваться с ненадежного уступа. Шансы были высоки. Но примерно такими же были шансы просидеть в крысиной норе до утра.
– Так вот, – уже на улице сказал Ревякин, – ты в нашей школе недавно, мы тебя не знаем. Хочешь к нам в компанию – прояви себя. Покажи, что не трус. Нам трусы не нужны.
– Что надо сделать? – предчувствуя что-то нехорошее, поинтересовался мальчик.
– Пустяк. В конце дороги, если направо свернуть, будет ДК, а возле него статуя пионерки. В постаменте есть дыра, мы там прошлый раз пачку «Парламента» спрятали. Принесешь нам пачку, покурим вместе и домой пойдем.
Егор замялся, устремил взгляд на убегающую вдаль улицу. Пес, возившийся в мусоре, испарился.
«Потому что был один, – подсказал маленький мальчик в голове Егора. – Здесь нельзя ходить одному».
– Ну, так что? Шевелишь поршнями?
– Ага, – промолвил Егор.
В компанию ему хотелось. Не так сильно, как хотелось жить, но достаточно сильно, чтобы он оторвал подошвы от потрескавшегося асфальта.
– И поторапливайся, – приказал Генка, – мы вечно ждать не будем.
Егор кивнул и засеменил вдоль пустых домов. В компьютерных играх у него всегда было оружие: мощные лазерные пушки, штурмовые винтовки. На какую кнопку жать, если вон из того здания с размашистой надписью «Здесь прошло мое детство» выберется мутант-переросток?
Чтобы успокоить расшалившиеся нервы, Егор заговорил сам с собой:
– Нашли чем пугать… девочка с крюком! Таким только в яслях пугают. Еще бы про гробик на колесах рассказали или про черную руку.
Стало легче, но, когда он обернулся и не увидел приятелей, дрожь в коленях усилилась.
«Вернись! Вернись! – умолял маленький мальчик. – Все шкафы открыты, темнота смотрит на нас из щелей!»
Но повзрослевшего Егора мучил еще один страх: быть осмеянным.
Он перепрыгнул через поваленный столб и свернул направо. Улица уперлась в небольшую площадь. Кусты сирени охватывали ее зеленым воротником, сходясь возле двухэтажного Дома культуры. По фундаменту из желтого кирпича змеился дикий плющ. На пороге, прямо между колоннами, вырос орех.
В центре площади стояла гипсовая фигура на голову выше Егора. Надя Красилина, некогда белоснежная, а теперь рыжая от пыли с рудников, поднимала руку в пионерском салюте. Ноги расставлены, подбородок задран. В позе столько решительности, что Егор, лишенный этого качества, нехотя залюбовался, хотя даже в своем возрасте понимал, что это не настоящий памятник, а поточная, ничего не стоящая, продукция вроде садово-парковых скульптур.
Лицо условной пионерки, галстук, юбочка до колен – вот и готова героиня Надя.
Егор не спеша приблизился к статуе.
Метровая тумба-постамент придавала ей роста. Девочка глядела сверху, и ее взгляд был грозным из-за чуть нахмуренных бровей и глазных впадин. На лице, казавшемся издалека схематичным, проступал характер. Не жизнерадостное по-пионерски, а осунувшееся, истощенное лицо принадлежало человеку, который запросто лишил бы жизни. Пускай не всякого, пускай только фашиста…
Мальчик пригляделся к трещинам, опоясывающим ноги статуи, и удивился, что она до сих пор стоит. Надежные здания обтрепались за десятилетия, а хрупкая скульптура лишь потрескалась и порыжела…
От мыслей Егора отвлек хруст ветки в кустах за сгнившей лавочкой. Он подпрыгнул на месте и с минуту всматривался в зеленые заросли.
«Просто ветер», – сказал он себе и заторопился.
Трещина обнаружилась сразу. Постамент был полым внутри, и сквозь дыру мальчик видел глубокую нишу вроде пещеры.
«Оно там! – подал голос иррациональный страх. – Беги, беги, пока не поздно!»
– Ну уж нет, – процедил Егор и опустил пальцы в трещину. Пусто. Он нагнулся, просунул в каменную тумбу кисть.
Второе Я, боявшийся темноты и веривший в привидений ребенок, зажмурился, ожидая, что вот-вот острые клыки вопьются в плоть.
– Еще немного…
Рука по локоть ушла в трещину. Пальцы нашарили затянутый в пленку предмет.
– Есть! – воскликнул мальчик.
И оно схватило его за кисть.
На этот раз он не завизжал. Лишь выпустил из легких воздух и дернулся назад. Существо-из-постамента крепко держало его, тянуло к себе, и он вжался лицом в ступню пионерки. Прикосновение к нагретому гипсу отрезвило, странным образом придало сил. Он снова рванулся, и то, что сидело под статуей, отпустило его. Егор полетел назад, успел почувствовать, как нога проваливается куда-то в пустоту. Он рухнул на груду веток, и земля поглотила его.
На площадь выбежал Ревякин.
– Что ты наделал, идиот?
– Я? – недоуменно спросил Генка, вылезая из ниши в постаменте. – Я только держал его за руку, как договаривались. А где он? Смылся?
Генка ойкнул, увидев открытый канализационный люк, раньше замаскированный ветками.
– Он что?.. Вот блин!
Приятели встали над люком.
– Казотов! Не дури, отзовись! Мы не хотели…
Ревякин достал карманный фонарик и посветил вниз. Луч расплескал темноту, обнаружив дно. Пролетевший не меньше четырех метров Егор лежал лицом вниз с вывернутыми под пугающим углом руками и ногами.
– Казотов! – отчаянно вскрикнул Генка. – Ты живой? Скажи, что ты живой!
– Мертвый наверняка. Ревякин был бледным как мел, но его голос звучал ровно: – Пошли отсюда, быстро!
– Что? – не понял Генка. – Куда?
– По домам, – прошипел Ревякин. – Мы ничего не видели, расстались на въезде в Южный. Куда делся, не знаем. Понял?
Генка мотал головой, по трясущимся щекам бежали слезы.
Ревякин сжал его плечо, вдавил ногти в кожу.
– У тебя папка сидел?
– Д-да…
– Брат сидит?
– Д-да…
– Хочешь к брату?
Генка замотал головой сильнее.
– Тогда слушай меня, Полено! Быстро! Домой!
И Полено повиновался.
* * *
Когда Егор очнулся, окончательно стемнело. Он вырыл лицо из листвы, покрывающей дно колодца толстым одеялом. Закашлялся. Пришло осознание того, что с ним случилось. Первым чувством было облегчение: никакого монстра в Южном нет, это дурак Генка обогнал его короткой дорожкой и устроил засаду. В результате он упал в канализацию и чудом не свернул себе шею. Все обошлось, теперь ребята помогут ему выбраться. А там уж он подумает, стоит ли с ними дружить.
Егор сел и ощупал себя. На лбу обнаружилась шишка, которая при нажатии заставила его издать протяжный стон.
А вот потрогав ногу, он уже вскрикнул в голос. Не сломана, но, вполне возможно, вывихнута.
«Мама меня убьет», – подумал Егор, представив, как явится домой, грязный, побитый, хромающий.
«А надо бы убить Ревякина и Поленова. Где они, кстати?»
Он задрал голову к фиолетовому кругу вверху и позвал:
– Пацаны! Долго вы там! Я сам не вылезу!
Стены каменной трубы впитали крик, приглушили его. Листва, спасшая жизнь, зашуршала.
– Ой-ой! – Егор вскочил, заныл от резкой боли. Подтянул под себя раненую стопу и вновь заорал:
– Саня! Гена! Это уже не смешно! Я ногу сломал!
Кажется, внизу его слышали лучше, чем наверху. Листья, как поверхность болота, пошли рябью, мелькнуло в темноте вытянутое тельце размером с котенка. Длинный хвост.
Егор не боялся грызунов, у него самого жила домашняя крыса по имени Матильда. Но канализационные крысы… Он мало что знал об их поведении, тем более о том, сколько их здесь и насколько они голодны.
Его посетила вызвавшая тошноту мысль: колодец – лишь вершина айсберга. Под ним многие метры спрессованной листвы и тысячи кровожадных крыс. Образ заставил вновь и вновь звать на помощь. Он кричал, пока не охрип, но результат оставался нулевым.
«Они меня бросили, – подумал мальчик, – решили, что я умер, и сбежали, трусы несчастные».
Злость на людей, с которыми он так хотел подружиться, взбодрила.
Он принялся шарить в темноте ладонями, балансируя на здоровой ноге.
– А это у нас что? – спросил он, дергая за торчащую из стены железку. Такие же железки вели к свободе двумя параллельными рядами. Все, что осталось от лестницы. Егор прикинул свои шансы сорваться с ненадежного уступа. Шансы были высоки. Но примерно такими же были шансы просидеть в крысиной норе до утра.