Год ведьмовства

Иммануэль начала ей отвечать, но Эстер перебила ее.

– Они обвинили его в заговоре и измене церкви.

– Мне очень жаль, – прошептала Иммануэль.

– Мне не нужны твои сожаления, – сказала она резким и высоким, как струна арфы, голосом. – Знай одно: если ты позволишь моему мальчику умереть, расплачиваясь за твои грехи, я сделаю все, чтобы ты отправилась следом за ним.

Иммануэль готова была сгореть со стыда.

– Эзра не умрет. Пророк мне сказал, что его помилуют. Он дал мне слово.

– Его слова ничего не значат, – желчно ответила Эстер. – Меньше, чем ничего. Но я не хочу ничего слышать о пустых надеждах и обещаниях. Я хочу услышать, как ты будешь спасать моего сына. Как ты его вызволишь?

Иммануэль действовала очень и очень осторожно, стараясь сохранить в секрете все до последней детали своего плана. Она никому ни словом не обмолвилась о своем намерении нанести обращающий сигил и прилежно исполняла роль кроткой и сломленной молодой невесты. Но когда Эстер стояла перед ней с таким разбитым и испуганным видом, совесть не позволила ей промолчать и не дать женщине намек, достаточный, чтобы она понимала, что Эзра не остался один.

– Я знаю, как его освободить – после моей церемонии. Но для этого мне понадобится ваша помощь.

Эстер оглянулась через плечо и взглянула на дверь. Она заговорила снова, на этот раз шепотом.

– Что от меня требуется?

– Скажите мне, где его держат. Мне нужно увидеть его сегодня, до вынесения приговора, чтобы, когда придет время, он был готов.

– Эзра в библиотеке, с дочерью Лии. Двери будут не заперты, но коридоры патрулируют двое стражников. Я могу отвлечь их, выиграть тебе немного времени.

– Это все, о чем я прошу.



Иммануэль дождалась, пока стихнет эхо шагов Эстер, после чего на цыпочках прокралась к выходу из спальни, накинула на плечи шаль и выскользнула в коридор. Сперва ей показалось странным, что дверь не запиралась на засов, тем более, что всего несколько часов назад она была цепями прикована к стене темницы, но потом Иммануэль вспомнила, что больше не является пленницей. Теперь она стала призовым агнцем, ценным артефактом, новой невестой пророка.

Да и потом, пророк прекрасно знал, что она не сбежит. Она связала себя с Обителью своим обещанием – обещанием пророку, пастве, Эзре. Время бегства осталось в прошлом. Все, что нужно было закончить, будет закончено в Вефиле.

Босиком Иммануэль шагала по главному коридору Обители, стараясь держаться теней. Когда она проходила мимо окон, темнота бросалась ей навстречу, угрожая разбить стекла и затопить все внутри. Она пыталась не обращать на тьму внимания, но ее зов гудел в голове, как колокольный звон, и она физически ощущала эту тягу в глубине своего чрева, подталкивающую ее в ночь.

Преодолев половину коридора, она остановилась перед высоким витражным окном и всмотрелась в тьму.

– Чего ты хочешь от меня?

Услышав ее голос, тьма заколыхалась, точно толща воды, пошла рябью и удвоилась, как бы проваливаясь внутрь себя. Иммануэль поднесла пальцы к окну и коснулась холодного стекла. Тени поднялись ей навстречу, и в них она увидела неожиданное отражение. У девушки, глядящей на нее оттуда, были ее черты: те же темные глаза и пухлые губы, крепкий нос и острый подбородок, но каждая деталь была подчеркнута, каждая линия – утончена. Девушка была красива и пленительна, и в том, как она стояла, расправив плечи и вздернув подбородок, читались сила и непреклонность. И нечто в ее взгляде придавало ей что-то… большее. Девушка во тьме воплощала в себе все, чем Иммануэль только мечтала стать.

Она прижалась ладонью к ладони Иммануэль, и теперь их не разделяло ничего, кроме стекла. Иммануэль шагнула ближе к окну, и девушка во тьме почти кокетливо указала ей на оконную задвижку. Иммануэль потянулась к задвижке, и девушка вплотную прижалась к окну, так что ее губы слегка касались стекла.

Иммануэль опустила железную ручку, и окно распахнулось. Порыв зимнего ветра ворвался в коридор, задув лампы и свечи. Ночь затекла в открытое окно, и коридор погрузился во тьму.

Вдалеке послышались шаги. Голос:

– Кто здесь?

Повернувшись спиной к тьме, Иммануэль бросилась бежать, подальше от стражников, коридора и девушки, обитающей во мраке ночи.

Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы найти старый собор, где находилась библиотека. Легко ступая по холодному каменному полу, она выглянула в коридор из-за угла, чтобы убедиться, что двери никто не охраняет. Коридор был пуст.

Вздохнув с облегчением, Иммануэль пошла вперед. Она была уже на полпути к входу в библиотеку, когда услышала за спиной шаги. Обернувшись, она увидела перед собой стражника с длинным клинком, заткнутым за пояс. Он смотрел на нее в упор.

– Спокойно, – сказал он. Когда он вышел под свет факелов, Иммануэль узнала в нем одного из стражников, которые сопровождали ее по дороге в Вефиль. Единственный из всех, кто относился к ней с толикой доброты. Он перевел взгляд с нее на двери библиотеки и обратно. Затем тихим, поторапливающим шепотом сказал: – Иди.

– Спасибо, – выдавила она, запинаясь.

Он даже не представлял себе, как сильно она была благодарна ему за этот акт милосердия. Она повернулась к дверям библиотеки и скользнула в темноту.

– Эзра? – шепнула она в темноту. – Ты здесь?

Послышался скрежет железа по камню – кандалы заскользили по плитке.

– Иммануэль?

Она пошла на звук его голоса, лавируя между книжными шкафами, спотыкаясь о рассыпанные по полу книги.

– Да, это я.

А потом он оказался рядом, обнимая ее, и она обнимала его в ответ. Они долго стояли так и молчали, не отпуская друг друга. Ладони Эзры скользили по ее спине, и линии его тела совпадали с ее, словно образуя целое.


– Ты ранен? – в конце концов тихо спросила ему в плечо Иммануэль.

– Нет, – ответил он, и Иммануэль поняла, что он лжет.

Ничего не было видно, но она бережно приподняла край его рубахи. Под тканью она наткнулась на бинты, перетягивающие его живот и грудную клетку. Бинты оказались влажными на ощупь, и когда она прикоснулась к ним, он зашипел.

Она шумно втянула воздух.

– Эзра.

– Хорошо, – сдался он и слабо захрипел. – Не исключено, что мне пришлось поймать собой парочку пуль, но я в порядке. А ты?

– Со мной все хорошо.

Если откровенно, то в первую ночь покаяния ей пришлось перенести сильные побои, и впоследствии по ней несколько раз проходились плетью, но она не стала беспокоить его такими мелочами. Не сейчас, когда он казался таким слабым, таким хрупким в ее объятиях.

– Зачем ты пришла?

Он не знал, догадалась она. Да и откуда ему было знать? Его ведь не было в соборе. Он не слышал ее последней исповеди.

– Сегодня мне вынесли приговор, – шепотом начала она. – Пророк постановил освободить меня.

– Как такое возможно? Меня еще даже не судили.

– Слушай меня внимательно, – Иммануэль взяла обе его руки в свои. – По поводу твоего приговора. Ты должен перед всеми покаяться в своих грехах. Поклянись, что сделаешь это.

– Я тебя не понимаю.

Она услышала эхо шагов вдалеке и машинально пригнулась, прячась за ближайшим книжным шкафом.

– Я заключила сделку с твоим отцом.

– Какую еще сделку, Иммануэль? – спросил Эзра, напрягшись. – Что ты наделала?

– Я согласилась стать его женой, ради спасения твоей и моей жизни, – сказала она, и слова оставили горький вкус у нее во рту. – В будущую субботу я приму его печать.

– Нет.

Эзра до боли стиснул ее пальцы своими, и в его голосе звучало такое отвращение – и ярость, – что Иммануэль невольно отпрянула.

– Выбор стоял между пророком и костром, – поспешила объясниться Иммануэль. – Он сказал, что сохранит тебе жизнь, если я выйду за него замуж, и я согласилась – мне нужно было выиграть время, нужно было спасти тебя.

– Он солгал, – произнес Эзра так тихо, что его слова были едва слышны. – Я заключил с ним точно такую же сделку. Он сказал, если я признаю свою вину, он позаботится о том, чтобы тебе сохранили жизнь, и отпустит тебя на волю.

Выходит, пророк лгал им обоим. На самом деле его не интересовали ничьи жертвы – ни ее, ни Эзры. Пророк утверждал, что исполняет Отцову волю, но на самом деле он думал только о власти. Власти очищать, карать, контролировать. Это единственное, что его заботило.

– Иммануэль, не делай этого, – взмолился Эзра. – Он причинит тебе боль. Он раздавит тебя, как давил всех остальных.

Она закрыла глаза, и в этот момент увидела проблески той роковой ночи, когда пророк поднял руку на ее мать, а ее мать подняла руку на него.

– Он больше не тронет ни меня, ни тебя, ни кого-либо еще. Мы отыщем способ остановить его, и прекратить все это, но ты мне нужен живым и здоровым, мне нужно, чтобы ты был рядом, иначе я не справлюсь.

– Это чистой воды безумие, – сказал Эзра. – Неужели недостаточно просто спастись самим? Ты уже однажды проходила через ворота, мы можем сделать это снова. Мы можем бежать сегодня же. Я знаю, как покинуть Обитель тайными коридорами. Если ты сможешь снять с меня эти цепи, мы выберемся прежде, чем нас успеют хватиться. А отсюда мы пойдем своей дорогой.

Иммануэль позволила себе задуматься над его словами. Она вообразила, как покидает Вефиль, закрывая глаза на все его беды, убегает вместе с Эзрой и за воротами города начинает новую жизнь. Это была приятная мечта, но не более того – в этом Иммануэль не сомневалась ни капли. Она отказывалась проживать свою жизнь в бегах.

– Спасения нас самих недостаточно, – твердо сказала Иммануэль. – В Вефиле есть люди кроме нас, которые тоже страдают, и они заслуживают лучшей участи. Мы должны им помочь. Им всем.

В ответ на это Эзра долго молчал. И наконец спросил:

– И ты вот так запросто пойдешь на это? Отдашь свое тело в пользование тирану?

– Да. Именно это я и сделаю. А потом, после того, как приму печать, я покончу со всеми бедствиями раз и навсегда.

– Каким образом?

Иммануэль подумала про сигил, про жертву, которую ей придется принести, чтобы воспользоваться его силой.

– Лучше тебе не знать. Тогда, если тебя вдруг станут допрашивать, ты можешь честно сказать, что тебе ни о чем не известно.

Эзра вздохнул и прижался лбом к ее лбу. Иммануэль вдруг отчетливо осознала, что они впервые находились в такой близи друг от друга. Но все время, пока они стояли, обнявшись, в темной библиотеке, она могла думать только о том, как бы ей хотелось, чтобы он был еще ближе.

– Мне это совсем не нравится, – сказал Эзра, щекоча ее теплом своего дыхания. – Мне не нравится, что я сижу тут в цепях. Что не могу тебе ничем помочь. Что я буду торчать в этих кандалах, когда он будет ставить на тебе свое клеймо.

– Что сделано, то сделано, – прошептала Иммануэль. – На этот раз позволь мне помочь тебе. Дай мне побороться за тебя.