Глазами волка

– А что ему тут делать?

– А что ты здесь делаешь?

– Как всегда. Выясняю.

– У тебя не получится, – усмехнулся Лик, – Мы знаем ещё меньше, чем ты.

– В Совете большое брожение, – вполголоса сказал Ихневмон, – Евдокс говорит, что нельзя разбрасываться солдатами. Может быть, вам предложат остаться союзниками и пошлют куда-нибудь на разведку.

– Если нам заплатят – я не против, – Лик принял позу, которая, по его мнению, подходила начинающему полководцу, – Мы пока не решили, к кому поступим на службу. Может быть, мы совершим несколько подвигов и город опять откроет нам ворота.

– Совет не станет отменять своё же решение.

– Геракла и Конана тоже прогоняли из города, – произнёс Лик бесстрастным голосом, – А потом звали обратно. Но глупые горожане так и не дождались спасения. За годы приключений эти великие герои и без того завоевали себе по царству.

– Я тоже слышал одну историю, – отозвался Ихневмон, – Не про героев, а про обычных людей. Не знаю, правдива она или нет, но к твоему случаю отлично подходит.

Далеко, за Гирканским морем, жил один сармат из племени аорсов. А аорсы, как ты знаешь, до сих пор не признают городов. Они живут шатрах, ходят за стадами, и имущество считают в овцах и лошадях.

И вот этот аорс посватался к девице из другого племени и пожелал кочевать с её семьёй. Родичи невесты согласились, сыграли свадьбу по сарматскому обряду – я, если что, не знаю, как у них свадьба устроена – потом жених забрал своих овец, сел на коня и поскакал в стан невесты.

Но один вопрос не давал ему покоя. Какую славу он о себе оставил? Вдруг родня, когда он уже не может услышать, называет его дураком и рабом женщин?

К вечеру сармат уже не мог терпеть. Он сказал жене, что собирается совершить в горах жертвоприношение Аресу, вскочил на коня – и поскакал к стоянке своей прежней семьи.

Когда вдали показались знакомые шатры, он спешился и пешком подкрался к стоянке. Собаки узнали его и не стали поднимать шум. Вот сармат подкрался совсем близко, спрятался за шатром и стал слушать, что говорят.

Он угадал правильно. Говорили о нём.

– Какой он смелый, – говорила его бабушка, – Не побоялся уйти в семью чужаков, чтобы новыми подвигами показать, что он настоящий мужчина.

– Какой он красивый, – говорила его мать, – Он уговорил выйти за себя такую красавицу.

– А ещё он бестолковый, – сказала маленькая двоюродная сестра, – Однажды ночью вышел в поле, но, наверное, о невесте задумался. Поэтому не заметил, что мочится прямо на шатёр. Я просыпаюсь, трогаю – а у меня под лежанкой уже мокро, и ещё и ещё подтекает…

Тут сармат не выдержал. Выскочил из-за шатра, схватил девочку за шиворот и как начнёт её трясти!..

– Следи за своим языком, мелкая! – кричал он. – Какая разница, куда и как я мочился? Ты что – не видишь, что меня больше здесь нет?!

– Вот ты – как тот сармат, пусть ещё и не женатый, – пояснил Ихневмон, – Думаешь, что если уберёшься из города, тебя тут немедленно забудут. Не забудут! И мятеж припомнят, и всё остальное. Гераклу до самой смерти не простили его безумие, сколько подвигов он не совершил. А вам, волкам, тем более ничего не простят. Слышал наверное, что нельзя с волками и медведями заключать мира?





Глава 18. Как Лик оторвал себе голову





56


Изгнанники шли через дикие горы Таврии.

Тропа извивалась, словно пойманная змея. Иногда она пропадала и им приходилось продираться через кустарники и карабкаться, хватаясь за нагретые солнцем камни.

Лето всё ближе. Над безлюдными горами трепетало марево. Кривые корни крошили белые, как кости, скалы. И невидимое море шумало за отрогами острых хребтов.

Горный ветер и тяжёлый жар солнца беспощадно сдирали с изгнанников городской лоск. Почти все шагали в волчьем виде. Так легче охотиться на сусликов и хорьков, разгрызать их жёсткое мясо и спать на голой земле. Все уставали страшно, сил на метаморфозы не оставалось.

Только Лик, Маэс и дежурные по обозу оставались в человеческом облике. Здесь без городских теней, жар колючего солнца не позволяли ни раздеться, ни одеться – так и ехали, без нижних рубах, обернувшись задубевшими дорожными плащи. Тощие быки боязно косятся на серых спутников, но всё равно тянут обоз. Видимо, они догадываются, что волки – не совсем настоящие.

Они устроили привал возле скального обломка, похожего на плавник исполинской акулы. Внизу – тощая долина, тоненькая лента ручья сверкает на полуденном солнце, словно лезвие стального кинжала.

Телеги поставили вокруг костра, чтобы получилось простейшая крепость. Волки набились внутрь и разлеглись, навострив уши. Теперь Лик и Маэс могли обозреть своё воинство – может и не грозное, но вполне опасное.

Никто не говорил, но все понимали – летом легче выжить, и войны тоже начинаются летом. Скифская кровь бурлила в сердцах и щипала горло. Каждый изгнанник понимал, что что он хочет войны – но пока к ней не готов.

Маэс сначала посмотрел в долину, потом на другую сторону. Он по прежнему не видел места для волчьего города.

Сами боги создали Таврийские горы словно в насмешку над человеческими притязаниями.


Вся степь знает, что проще добраться от Новой столицы до пределов Гипербореи, где свернувшееся моря и вечная ночь, чем пройти от неё же на юг, через Таврийские горы к морю.

Гаваней здесь мало. Туда легче попасть с моря, чем с суши. Есть несколько больших и удобных, в открытых долинах, туда ведут удобные дороги. Но в этих уже стоят высокие стены Херсонеса, Калиены и Пантикапея. Приблудным волкам там не рады. А кроме этих бухт, по всему побережью – скалы, скалы и скалы.

Между тем в животах словно камни поворачиваются. Все уже привыкли пусть к бросовой, но городской пище. И все хотят рыбы. Но к солёной воде не подойти. Там, за хребтом, высокие скалы обрываются в море. Волны пенятся и облизывают бесплодные россыпи гальки и валунов.

День за днём изгнанники плутают между степью и морем, мимо складчатых белых скал и головокружительные обрывы. Где-то здесь есть деревеньки народа тавров, но им пока не встретилась ни одна. Наверное, это к лучшему.

Тавры – тоже скифского рода, их наречие похоже на говоры южных пастбищ. Но жизнь на бесплодных кручах слишком высушила и закалила это племя. В маленьких деревушках, что притаились среди топких зелёных долин, едят рыбу с козьим сыром и презирают спокойную жизнь горожан.

Обычный скиф – мирный скотовод, пока не упьётся мёдом или не найдёт повод для набега. А тавр постоянно воюет, это стало его привычкой. Если не нужно прятаться, и не на кого нападать, деревни воюют друг с другом.

К счастью для степных, царских скифов, у тавров плохо с оружием. Цари Метории под страхом смерти запретили продавать им руду из пантикапейских рудников, а на гирканские мечи нет денег. Но пиратствовать у берегов и грабить на Рыбной и Новой Дорогах можно и с деревянным оружием.

Конечно, захватывать эти места – мелкая и утомительная работа, словно вшей ловить. Даже гордый Палак не станет тратить на это время. Наверное, среди раскрашенных скал можно найти несколько удобным бухточек. И к ним можно проложить удобные дороги, если пригнать достаточно рабов и ждать десяток лет. Но проще захватить Херсонес, Ольвию или Калимену. Туда уже проложены дороги, удобные для торговцев и армий, там обустроены порты и нет нужды выжигать соседние разбойничьи деревеньки.

– Не видно что-то места для твоего города, – заметил Лик.

Маэс мотнул рыжими кудрями.

– Нам теперь нигде нет места, – процедил он, – Вот увидишь, меотийцев тоже предупредили. Одна дорога – в степь.

– Ты знаешь, что в степь нельзя. Там – смерть.

– Тут, похоже, тоже смерть.

– Здесь смерть идёт за нами. А в степи она уже победила.

– Можно… поднять мятеж. Вот увидишь, этот Палак не только неврийцев раздражает.

– Мы уже подняли один мятеж.

Маэс перевёл взгляд на юг, словно надеялся разглядеть за стеной скал синий морскую гладь.

– Не будет у нас счастья на этом проклятом полуострове, – сказал он, – Может, за море пойдём? За морем есть и другие города, там тоже нужны наёмники.

Лик тоже думал, не отплать ли прочь. Куда-нибудь в Асию. Асия – это интересно, но плаванье внушало тревогу.

Море окружает полуостров с запада и юга. Га востоке гниют заболоченные берега и мутные воды Меотийского озера. Пройти по суше можно только северными перешейками, где Песчаные мысы. Ещё с киммерийских времён там просто так не пройдёшь. Так что единственный путь прочь – по воде, и Лику этот путь не нравился.

Юный невриец никогда не был в море, и не доверял этой стихии. Вода красивая, а пить нельзя. Уже это пугает. Искупаться – нормально. Но плыть куда-то на хрупком кораблике, когда зависишь от течений и бурь, – это совсем не по-человечески. И дажемудрый Анахарсис сомневался, к живым или мёртвым отнести матросов и путешественник..

– Говорить не о чем, – отрезил Лик, – Даже море нас сейчас не спасёт. Кораблей у нас всё равно нет. Что бы мы не решили, корабли у нас от этого не появится.

– Вдруг кто-то согласится нас перевести?

– Ты знаешь этого человека?

– Мало ли… Сейчас у всех друг к другу обиды.

– Хорошо, пусть мы доплывём. Лапками грести будем. Вышли на берег – что дальше? Куда мы там пойдём? К твоим любимым геополитам? Если они уцелели, то только в горах вроде этих. И живут там не лучше, чем здешние тавры.

Маэс задумался. Потом, словно смирившись с неизбежным, произнёс:

– Я думаю, у них даже этого не получилось. Горы заняты. Там галаты.

– Это кто такие? Драконы какие-то?

– Не знаю, я только про них слышал. К сожалению, это не драконы, а люди, – победить не получится. Чуть белобрысые, как наш Ихневмон, говорят на непонятном языке. Головорезы жуткие, и тоже полно ликантропов. Когда нужны наёмники, нанимают всегда галатов. В Асии неврийцы не нужны.

– Кто нам эти галаты – союзники или враги?

– Они пока не знают о нашем существовании. А когда узнают – думаю, станут врагами.





57


Выспавшись на жаре, волки разбредались в поисках охоты. Лик и Маэс остались в тени у телеги. Жевали сыр, смотрели по сторонам и пытались придумать, куда идти дальше.

Направлений было по-прежнему мало. Ни одно из них не нравилось. Оставалось сидеть в сухой тени и выбирать наименьшее зло.