Глаз бури
Часть 7 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мать Агнесса пробуравила комиссара таким взглядом, которому позавидовал бы враг рода людского, но после требовательного жеста Саварелли неохотно приступила к рассказу. По ее словам, жизнь в приюте текла своим чередом ровно до полуночи, когда при обходе дежурная монахиня обнаружила, что девять девочек исчезли, а окна в их комнатах выбиты.
– А еще были какие-нибудь эксцессы? До этой ночи? Странное поведение, подозрительные разговоры, непонятные явления, может, кто-то пронес сюда необычные предметы?
– Вы намекаете, что диавол проник в стены, осененные благословением Иннокентия Восьмого?! – восшипела монахиня.
– А как благословение может этому помешать?
Кардинал кашлянул. Мать Агнесса залилась бледной краской.
– Где вы были в ту ночь и кто может это подтвердить? – спросил Бреннон.
– Я была в своей келье и молилась! – негодующе воскликнула монахиня.
– На какую сторону выходят окна вашей кельи?
– Я не понимаю, почему я должна подвергаться столь возмутительному допросу, когда такое несчастье…
– Отвечайте, – веско проронил Саварелли.
– На Большой канал.
– Ага, и при этом вы бодрствовали. Что слышали?
– Ничего! Я была погружена в молитвы Господу нашему…
– То есть когда несколько окон выпало в канал вместе с рамами и ставнями, а затем туда же отправилось девять тел – вы ничего не слышали, оглушенная силой истинной веры?
Мать Агнесса так крепко сжала губы, что кожа на остром подбородке и скулах туго натянулась.
– Я слышала плеск и звук падения, – сказала она наконец. – Тогда я вышла из кельи и была среди воспитанниц и монахинь, что могут подтвердить они все.
– Гм. Ранее вы утверждали, что тревогу подняла дежурная монахиня.
– Мне кажется, даже вы можете догадаться, что это произошло одновременно, – процедила мать Агнесса. – Я вышла из кельи и спустилась к комнатам воспитанниц, где встретила сестру Бенедику. Это произошло около полуночи, и, разумеется, после никто уже не смог уснуть.
– Когда вы вызывали полицию?
– Около шести часов утра.
– Почему так поздно?
– Потому что мы молились! – в ярости рявкнуло тощее создание, и Натан удивленно поднял брови.
– Что, не меньше пяти-шести часов? Допустим, час на то, чтобы угомонить панику, я согласен, но потом-то?
Кардинал снова покашлял, намекая на пресловутую силу веры.
– Я оказывала моим монахиням и воспитанницам духовную поддержку, – прошипела мать Агнесса.
– Шесть часов? Пока трупы ваших девочек плавали у вас под окнами?
– Они не плавали!
– А куда ж они делись?
Настоятельница замолчала и после долгой паузы буркнула:
– Их унесло течением.
– В вашей… – Натан чуть не сказал «вонючей канаве», – вашем канале такое сильное течение, что сносит девять тел за несколько минут?
– Я не смотрела вниз.
– То есть вы увидели пустые постели, выбитые окна, но вниз не посмотрели? Ладно, а дежурная монахиня сестра Бенедика догадалась это сделать?
– Она тоже ничего не видела.
– Гм-м-м? Что ж, полагаю, об этом она и сама нам расскажет. – Бреннон захлопнул блокнот и встал. – Мне потребуется комната, где я смогу допросить всех монахинь и воспитанниц.
– Ни за что! – взвилась мать Агнесса. – Это совершенно недопустимо в стенах нашей обители! Даже полицейские проявили больше уважения к дому Божьему и нашим чадам!
– При допросах буду присутствовать я, – властно изрек кардинал и пристально посмотрел на настоятельницу: – Вы ведь не считаете, что общение со мной нанесет духовный вред воспитанницам и монахиням?
После короткой внутренней борьбы мать Агнесса сдалась и сквозь зубы сказала:
– Я распоряжусь насчет комнаты.
– Вы напрасно настроили мать Агнессу против себя, – вполголоса заметил Саварелли, когда они спускались к комнатам погибших девочек. Настоятельница выделила им помещение на том же этаже, и Натан решил заодно посмотреть, как дела у Лонгсдейла.
– Завоевать ее любовь и симпатию мне бы все равно не удалось. К тому же ее поведение еще ничего не значит. Уйма людей, совершенно ни в чем не виновных, относится к полиции крайне неприязненно. Тем более что для нее я и полицейским-то не являюсь.
Кардинал нахмурился:
– Вам не кажется, что в ее показаниях что-то не сходится?
– Конечно, – хмыкнул комиссар. – Уверен, что она высунулась из окна и прекрасно разглядела трупы… или их отсутствие. Или присутствие нежити. А это вполне могло напугать ее настолько сильно, что теперь она не хочет об этом говорить.
– Или она сама к этому причастна.
– Тоже вариант, – согласился Бреннон и с некоторым удивлением оглядел дверные проемы, закрытые ширмами. – Что это такое?
– Двери полностью сгнили, – донесся до него голос Лонгсдейла, – как и все предметы внутри.
Натан отодвинул ширму и вошел. Пятна плесени на стенах и потолке, прогнившие потолочные балки, остатки кроватей, матрасов и постельного белья… Лонгсдейл уже снял доски с окон, и Бреннон перегнулся через подоконник. Под ним до самой воды тянулась длинная широкая полоса чего-то вроде морской губки. Но комиссар сразу понял и еще кое-что. Когда в комнату заглянула монахиня, он резко повернулся к ней и сердито гавкнул:
– Кто посмел убраться в комнатах?!
Женщина отшатнулась:
– Чт-т-то? Здесь? Мать Агнесса велела… помыть пол и всякое… постели сложить, ну что осталось…
– До или после приезда полиции?
– До…
Лонгсдейл, который стоя на коленях, что-то изучал под окном, поднял голову и сказал:
– Тогда это многое объясняет.
– Еще как, – процедил Бреннон. Неудивительно, что полицейские не нашли никаких следов убийства. Намеренно или нет, но настоятельница постаралась уничтожить все улики.
– Будете снова ее допрашивать? – с интересом осведомился кардинал.
– Да, но позже. Пусть пока помаринуется. Где вещи девочек? – повернулся он к монахине.
– У наших воспитанниц нет вещей, – прошелестела та. – Только одежда и обувь. Мать Агнесса велела сжечь.
– Почему?
– Она сказала, на них скверна. Ведь если они самоубийцы, то… то… – Женщина запнулась.
– Часто у вас тут сразу девятеро девочек решают, что лучше самоубиться, чем так жить?
Монахиня затравленно на него посмотрела.
– Чьи это кровати?
– Магдалы и Каталины, – прошептала она.
– Вы что-нибудь слышали? – спросил Лонгсдейл, поднимаясь с колен. Женщина испуганно уставилась круглыми глупыми глазами на его пса, потом на него. Кардинал шепотом пояснил, что сестра Бенедика, выросшая в приюте, умственно не слишком развита.
– Это ты присматривала за ними в ту ночь? – уже помягче спросил комиссар. – Твоя была смена?
Женщина сперва кивнула, а потом отрицательно замотала головой:
– Нет, я поменялась. С сестрой Анной. Она должна была, но попросила поменяться, потому что… – Она наморщила лоб. – Не помню почему. Я согласилась. Мать Агнесса не запретила.
– А обычно запрещает? Обычно вам можно меняться?
– Ну, иногда.
Кардинал недоумевающе перевел взгляд с монахини на комиссара. А вот на морде Клыка появилось очень понимающее выражение, как и на лице Лонгсдейла.
– Вы видели что-то странное той ночью? – спросил консультант. Сестра Бенедика облизнула подрагивающие губы и перекрестилась. – Может, не видели, но слышали?
– А еще были какие-нибудь эксцессы? До этой ночи? Странное поведение, подозрительные разговоры, непонятные явления, может, кто-то пронес сюда необычные предметы?
– Вы намекаете, что диавол проник в стены, осененные благословением Иннокентия Восьмого?! – восшипела монахиня.
– А как благословение может этому помешать?
Кардинал кашлянул. Мать Агнесса залилась бледной краской.
– Где вы были в ту ночь и кто может это подтвердить? – спросил Бреннон.
– Я была в своей келье и молилась! – негодующе воскликнула монахиня.
– На какую сторону выходят окна вашей кельи?
– Я не понимаю, почему я должна подвергаться столь возмутительному допросу, когда такое несчастье…
– Отвечайте, – веско проронил Саварелли.
– На Большой канал.
– Ага, и при этом вы бодрствовали. Что слышали?
– Ничего! Я была погружена в молитвы Господу нашему…
– То есть когда несколько окон выпало в канал вместе с рамами и ставнями, а затем туда же отправилось девять тел – вы ничего не слышали, оглушенная силой истинной веры?
Мать Агнесса так крепко сжала губы, что кожа на остром подбородке и скулах туго натянулась.
– Я слышала плеск и звук падения, – сказала она наконец. – Тогда я вышла из кельи и была среди воспитанниц и монахинь, что могут подтвердить они все.
– Гм. Ранее вы утверждали, что тревогу подняла дежурная монахиня.
– Мне кажется, даже вы можете догадаться, что это произошло одновременно, – процедила мать Агнесса. – Я вышла из кельи и спустилась к комнатам воспитанниц, где встретила сестру Бенедику. Это произошло около полуночи, и, разумеется, после никто уже не смог уснуть.
– Когда вы вызывали полицию?
– Около шести часов утра.
– Почему так поздно?
– Потому что мы молились! – в ярости рявкнуло тощее создание, и Натан удивленно поднял брови.
– Что, не меньше пяти-шести часов? Допустим, час на то, чтобы угомонить панику, я согласен, но потом-то?
Кардинал снова покашлял, намекая на пресловутую силу веры.
– Я оказывала моим монахиням и воспитанницам духовную поддержку, – прошипела мать Агнесса.
– Шесть часов? Пока трупы ваших девочек плавали у вас под окнами?
– Они не плавали!
– А куда ж они делись?
Настоятельница замолчала и после долгой паузы буркнула:
– Их унесло течением.
– В вашей… – Натан чуть не сказал «вонючей канаве», – вашем канале такое сильное течение, что сносит девять тел за несколько минут?
– Я не смотрела вниз.
– То есть вы увидели пустые постели, выбитые окна, но вниз не посмотрели? Ладно, а дежурная монахиня сестра Бенедика догадалась это сделать?
– Она тоже ничего не видела.
– Гм-м-м? Что ж, полагаю, об этом она и сама нам расскажет. – Бреннон захлопнул блокнот и встал. – Мне потребуется комната, где я смогу допросить всех монахинь и воспитанниц.
– Ни за что! – взвилась мать Агнесса. – Это совершенно недопустимо в стенах нашей обители! Даже полицейские проявили больше уважения к дому Божьему и нашим чадам!
– При допросах буду присутствовать я, – властно изрек кардинал и пристально посмотрел на настоятельницу: – Вы ведь не считаете, что общение со мной нанесет духовный вред воспитанницам и монахиням?
После короткой внутренней борьбы мать Агнесса сдалась и сквозь зубы сказала:
– Я распоряжусь насчет комнаты.
– Вы напрасно настроили мать Агнессу против себя, – вполголоса заметил Саварелли, когда они спускались к комнатам погибших девочек. Настоятельница выделила им помещение на том же этаже, и Натан решил заодно посмотреть, как дела у Лонгсдейла.
– Завоевать ее любовь и симпатию мне бы все равно не удалось. К тому же ее поведение еще ничего не значит. Уйма людей, совершенно ни в чем не виновных, относится к полиции крайне неприязненно. Тем более что для нее я и полицейским-то не являюсь.
Кардинал нахмурился:
– Вам не кажется, что в ее показаниях что-то не сходится?
– Конечно, – хмыкнул комиссар. – Уверен, что она высунулась из окна и прекрасно разглядела трупы… или их отсутствие. Или присутствие нежити. А это вполне могло напугать ее настолько сильно, что теперь она не хочет об этом говорить.
– Или она сама к этому причастна.
– Тоже вариант, – согласился Бреннон и с некоторым удивлением оглядел дверные проемы, закрытые ширмами. – Что это такое?
– Двери полностью сгнили, – донесся до него голос Лонгсдейла, – как и все предметы внутри.
Натан отодвинул ширму и вошел. Пятна плесени на стенах и потолке, прогнившие потолочные балки, остатки кроватей, матрасов и постельного белья… Лонгсдейл уже снял доски с окон, и Бреннон перегнулся через подоконник. Под ним до самой воды тянулась длинная широкая полоса чего-то вроде морской губки. Но комиссар сразу понял и еще кое-что. Когда в комнату заглянула монахиня, он резко повернулся к ней и сердито гавкнул:
– Кто посмел убраться в комнатах?!
Женщина отшатнулась:
– Чт-т-то? Здесь? Мать Агнесса велела… помыть пол и всякое… постели сложить, ну что осталось…
– До или после приезда полиции?
– До…
Лонгсдейл, который стоя на коленях, что-то изучал под окном, поднял голову и сказал:
– Тогда это многое объясняет.
– Еще как, – процедил Бреннон. Неудивительно, что полицейские не нашли никаких следов убийства. Намеренно или нет, но настоятельница постаралась уничтожить все улики.
– Будете снова ее допрашивать? – с интересом осведомился кардинал.
– Да, но позже. Пусть пока помаринуется. Где вещи девочек? – повернулся он к монахине.
– У наших воспитанниц нет вещей, – прошелестела та. – Только одежда и обувь. Мать Агнесса велела сжечь.
– Почему?
– Она сказала, на них скверна. Ведь если они самоубийцы, то… то… – Женщина запнулась.
– Часто у вас тут сразу девятеро девочек решают, что лучше самоубиться, чем так жить?
Монахиня затравленно на него посмотрела.
– Чьи это кровати?
– Магдалы и Каталины, – прошептала она.
– Вы что-нибудь слышали? – спросил Лонгсдейл, поднимаясь с колен. Женщина испуганно уставилась круглыми глупыми глазами на его пса, потом на него. Кардинал шепотом пояснил, что сестра Бенедика, выросшая в приюте, умственно не слишком развита.
– Это ты присматривала за ними в ту ночь? – уже помягче спросил комиссар. – Твоя была смена?
Женщина сперва кивнула, а потом отрицательно замотала головой:
– Нет, я поменялась. С сестрой Анной. Она должна была, но попросила поменяться, потому что… – Она наморщила лоб. – Не помню почему. Я согласилась. Мать Агнесса не запретила.
– А обычно запрещает? Обычно вам можно меняться?
– Ну, иногда.
Кардинал недоумевающе перевел взгляд с монахини на комиссара. А вот на морде Клыка появилось очень понимающее выражение, как и на лице Лонгсдейла.
– Вы видели что-то странное той ночью? – спросил консультант. Сестра Бенедика облизнула подрагивающие губы и перекрестилась. – Может, не видели, но слышали?