Глаз бури
Часть 34 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Бреннон помрачнел еще больше: видимо, эта мысль мучила и его.
– Если бы их было достаточно, – угрюмо произнес он, – тех, кто отследил бы ритуальные убийства, выловил сообщников этого Бартоломео, до такого бы дело не дошло.
– Очень приятно, что вы наконец-то признали мою правоту. До меня, впрочем, тоже дошло не сразу. Все эти годы я один…
– А что вам мешало не быть одному? – проворчал Натан. – Ангельский нрав, не иначе. Лонгсдейл до сих пор не пришел в себя. С ним Валентина, но я беспокоюсь…
– Не беспокойтесь, – отмахнулся Редферн. – Консультанты нуждаются во сне, чтобы восстановить силы. Дайте ему поспать сутки-двое, и только. Вы сказали консультантам о Молоте?
– Сказал. Эта идея никому не понравилась.
– Еще бы, – хмыкнула Маргарет. – Если все консультанты сядут в кружок и совместно его применят, то от города останется одна большая дыра в земле. Фессандрея, в которой Гидеон впервые зачитал свое заклинание, превратилась в кратер с горсткой пыли по центру.
– Да этот ваш Гидеон был полоумный почище брата Бартоломео!
– Ну нет, – фыркнул Редферн, – чернокнижнику далеко до его непревзойденной гениальности.
– Ни черта себе гений! Нашел что изобрести! А если от удара Молотом станет хуже – провал расширится, например?
– Это маловероятно, – нахмурился наставник. – Я проводил расчеты и не предложил бы вам Молот, если бы такой риск был слишком велик. Кстати, что говорит ваша жена?
– Насчет провала? Говорит, что город в относительной безопасности. Я так понимаю, что попытка прокрутить в городе вторую дыру на ту сторону могла привести к усилению провала на острове?
– Не совсем. В Фаренце из-за наличия провала грань между нашим миром и той стороной слишком тонка. Представьте натянутую до предела тонкую ткань, уже заштопанную в одном месте. Где она порвется в первую очередь, если натянуть ее еще сильнее?
– Понял, – кивнул дядя. – Однако брат Бартоломео не сможет за сутки приготовить новый портал?
– Нет, – сказала Маргарет. – Только если он держит где-то в подвале еще от девяти до одиннадцати жертв.
– То есть этот тип близок к отчаянию. – Дядя поскреб бородку. – Даже не знаю, хорошо это или плохо…
– Он должен знать, что теперь вы без труда поймаете его след, – заметил Энджел. – Одиннадцать жертвоприношений оставляют мощный отпечаток. А поскольку портал так и не открылся, то отпечаток оказался очень отчетливым. Эманации той стороны его почти не затронули.
Комиссар оживился:
– Надеюсь, консультанты вернутся с добычей уже к вечеру!
– Но даже если мы наконец возьмем этого недоноска, с дырой на Лиганте нужно что-то решать, – покачал головой Энджел. – Пока не объявилась еще какая-нибудь шайка чернокнижников или тип вроде Ройзмана. У нас будет шанс, если Саварелли уговорит дожа на эвакуацию.
– Шанс, – повторил дядя. – Но вы же сами сказали, что Фаренца будет стерта до основания. Если б речь шла о Блэкуите, я бы никогда не согласился. И думаю, что жители Фаренцы тоже окажутся против.
– Жители, – фыркнул Редферн. – Пусть радуются, что вообще уцелели!
– Они не могут радоваться тому, что спасены от угрозы, о которой они вообще не в курсе. Вот именно потому вам и нужно официально сотрудничать с властями. А не создавать очередной тайный орден борцов за все хорошее против всего плохого!
– Дядя, ты что, уже подал рапорт об увольнении? – удивленно спросила Маргарет. Комиссар осекся, пробурчал что-то на прощание и погасил зеркало.
– Вот такие пирожки, – заключил Бреннон. – И хоть мне эта идея не нравится, я прекрасно понимаю, почему пироман настаивает на применении Молота.
– В каком-то смысле он прав, – согласилась Валентина. – К тому же износ купола и защитного периметра – это вопрос времени. Очень большого времени в сравнении с человеческой жизнью, но даже если здесь останется консультант и будет их подлатывать, то лет через сто пятьдесят – двести…
– Ты уверена? – с тревогой спросил Натан. Перспективка не радовала.
– Не могу сказать точно, – вздохнула вивене. – Я не очень хорошо разбираюсь в магии.
Натан подошел к тому, кто разбирался. Лонгсдейл все еще был без сознания, но комиссар с удивлением отметил, что цвет лица у него не такой бледный, как обычно. Теперь тон кожи куда скорее походил на человеческий. Бреннон взял Лонгсдейла за руку – теплая.
– Он выздоравливает? – с надеждой спросил комиссар. – По-моему, он выглядит намного лучше.
– Да, – довольно сказала жена. – То, что делало его неживым и немертвым, исчезло. Правда, душа пока не хочет возвращаться в тело, но она здесь, и ее связь с плотью не нарушена. Я, правда, еще не придумала, как ей помочь, но, полагаю, смогу ее вернуть на положенное место.
– Слава богу! – обрадовался Натан: у него просто гора с плеч свалилась. – Может, пусть лучше все идет своим чередом? Хотя я не отказался бы увидеть Лонгсдейла поскорее.
– Но… – Валентина вдруг нахмурилась. – Но, Натан, ты его никогда больше не увидишь.
– Чего?! Почему это?!
– Потому что когда в тело вернется душа, то очнется тот человек, о котором ты мне говорил. Родич мистера Редферна.
– А Лонгсдейл?! – взвыл Бреннон. – Он-то куда денется?!
– Никуда, – недоуменно отозвалась Валентина. – Он просто исчезнет.
– Нет! – задохнулся комиссар. – Не может быть!
Он вдруг понял, что никогда не задумывался на самом деле о том, что произойдет, когда душа вернется в тело. Ему и не приходило в голову считать Лонгсдейла какой-то неполноценной химерой, потому что… потому что…
– Это несправедливо, – глухо проговорил Бреннон. – Он же человек! Такой же человек, как и тот!
Валентина коснулась его руки:
– Мне жаль, Натан. Я знаю, что ты к нему привязан…
– Привязан, – еще глуше повторил комиссар. Горе закипало в нем вместе со злостью на самого себя. Как он мог даже не подумать! Он ведь даже не простился – сначала и в голову не приходило, что придется, а теперь… уже не успел. – Кто знал, что ему придется умереть, – сказал Бреннон. Все снова, как во время революции и гражданской, – полное бессилие: никогда не успеваешь проститься, потому что те, кто с тобой, всегда умирают внезапно. И только сейчас понимаешь, что Лонгсдейл посреди портала на ту сторону – последнее воспоминание, которое у тебя остается. – Не успел, – прошептал комиссар. – А теперь… уже ничего.
Валентина обняла его, но он пробормотал:
– Скажи Джен.
Жена ушла. Натан молча стоял в ногах кровати. Лонгсдейл казался спящим, и лицо у него было таким умиротворенным, словно он наконец стал по-настоящему счастлив. Бреннон долгие минуты смотрел на него и старался не думать о том, каким окажется тот, кто займет место знакомого уже консультанта.
Дверь распахнулась, и в спальню ворвалась Джен.
– Умер?! – пронзительно вскрикнула она.
– Выходит, что так. Валентина сказала – исчезнет.
– Неправда! – Ведьма метнулась к кровати. – Так нечестно! Так нельзя! Он же… он ведь… – Она обернулась к Бреннону. – Вот пусть другой и сидит в своей собаке! Так… так неправильно!
Комиссар покачал головой. В глазах Джен блеснули слезы.
– Я не хочу! – выдохнула она. – Не хочу другого!
Натан обнял ее. Ему на рукав упало несколько капель, горячих, как кипяток.
– Нечестно, – прошептала Джен. – Так нечестно! Он ведь был настоящим!
– Да, – тихо сказал Бреннон, – очень.
18 октября
Комиссар сидел в кабинете, за столом, заваленным бумагами, как и его стол в блэукитском департаменте. Ведьма свернулась в клубок на окне, уткнувшись подбородком в колени и глядя на город. Губы у нее иногда начинали дрожать; тогда она зажмуривалась.
«Почему Редферн считает, что у них нет души? – отстраненно подумал Бреннон. – Если признак души – способность любить, то, значит, она есть и у ведьм…»
Это этой мысли стало еще поганей. С душой или без души – но Лонгсдейл был для него таким же человеком, как и все. Кто бы ни занял его место в теле, пусть даже и законный владелец, – для Натана он все равно оставался чужим.
«Натан, – сказала ему Валентина, – ты же понимаешь, что мутации, которым он подвергся, никогда не исчезнут? Он все равно останется не вполне человеком. Я даже не могу сказать, сколько лет он проживет после этого».
Бреннон вздохнул и придвинул к себе кипу бумаг. Они касались истории открытия приюта, но это уже не имело никакого значения. Комиссар принялся листать их, только чтобы отвлечься и скоротать время до возвращения консультантов или мисс Эттингер.
– Это несправедливо, – пробормотала Джен. – И я не должна была его отпускать! Если бы я вошла туда с ним!
– Ты защищала нас от чумных мертвецов, – мягко сказал Бреннон. – Никто из нас не знал, насколько это опасно даже для него.
– Я должна была догадаться! – упрямо прошептала ведьма. – Но я почему-то забыла, что он тоже человек, как и вы…
Комиссар сжал зубы и отвернулся. На глаза ему попался портрет брата Бартоломео, и, глядя на рисунок, Бреннон ощутил укол такой жгучей ненависти, какой не чувствовал лет с тридцати, когда дрался с имперскими солдатами на улицах Блэкуита.
– Пора, – сказал Натан. – Запустим в дело портрет. Пусть им размахивают на каждой улице и в каждой пивной. Этот выродок зашел с козырей, попытавшись открыть портал, значит, мы все-таки загнали его в угол. Пусть подергается и…
Зеркало на столе вдруг зазвенело и засветилось. Бреннон, почти машинально вспомнив заклинание, с первой попытки включил связь и, к своему удивлению, увидел не пиромана и не кардинала, а консультанта – дона Луиса Монтеро, как ему представила его мисс Эттингер. Он был из Эсмераны и явился на ее зов одним из первых.
– Добрый вечер, – сказал консультант, тоже несколько удивленно. Изображение было немного расплывчатым, но за спиной дона Монтеро Натан различил покрытые копотью стены и обугленную мебель.
– Добрый. Вы в приюте?
– Да. Мы позаимствовали зеркало из соседнего дома. – Консультант помолчал, немного растерянно глядя на комиссара, потом, видимо, пришел к какому-то решению, кашлянул и сказал: – К нашей общей радости, могу сообщить, что благодаря синьоре… вашей… кгхм… Благодаря вивене распространение чумы остановлено, очаг заразы уничтожен. Мы ликвидировали остатки портала и сейчас заканчиваем со сбором улик, коих, увы, осталось немного. Здание почти полностью выгорело.
– Возможно, это и к лучшему, – сказал комиссар. – Если учесть, какой пакостью был переполнен этот монастырь.
– Я тоже так считаю, – кивнул дон Монтеро. – Я бы предпочел вообще ничего не выносить из здания, осмотреть все на месте, а потом сжечь.
– Если бы их было достаточно, – угрюмо произнес он, – тех, кто отследил бы ритуальные убийства, выловил сообщников этого Бартоломео, до такого бы дело не дошло.
– Очень приятно, что вы наконец-то признали мою правоту. До меня, впрочем, тоже дошло не сразу. Все эти годы я один…
– А что вам мешало не быть одному? – проворчал Натан. – Ангельский нрав, не иначе. Лонгсдейл до сих пор не пришел в себя. С ним Валентина, но я беспокоюсь…
– Не беспокойтесь, – отмахнулся Редферн. – Консультанты нуждаются во сне, чтобы восстановить силы. Дайте ему поспать сутки-двое, и только. Вы сказали консультантам о Молоте?
– Сказал. Эта идея никому не понравилась.
– Еще бы, – хмыкнула Маргарет. – Если все консультанты сядут в кружок и совместно его применят, то от города останется одна большая дыра в земле. Фессандрея, в которой Гидеон впервые зачитал свое заклинание, превратилась в кратер с горсткой пыли по центру.
– Да этот ваш Гидеон был полоумный почище брата Бартоломео!
– Ну нет, – фыркнул Редферн, – чернокнижнику далеко до его непревзойденной гениальности.
– Ни черта себе гений! Нашел что изобрести! А если от удара Молотом станет хуже – провал расширится, например?
– Это маловероятно, – нахмурился наставник. – Я проводил расчеты и не предложил бы вам Молот, если бы такой риск был слишком велик. Кстати, что говорит ваша жена?
– Насчет провала? Говорит, что город в относительной безопасности. Я так понимаю, что попытка прокрутить в городе вторую дыру на ту сторону могла привести к усилению провала на острове?
– Не совсем. В Фаренце из-за наличия провала грань между нашим миром и той стороной слишком тонка. Представьте натянутую до предела тонкую ткань, уже заштопанную в одном месте. Где она порвется в первую очередь, если натянуть ее еще сильнее?
– Понял, – кивнул дядя. – Однако брат Бартоломео не сможет за сутки приготовить новый портал?
– Нет, – сказала Маргарет. – Только если он держит где-то в подвале еще от девяти до одиннадцати жертв.
– То есть этот тип близок к отчаянию. – Дядя поскреб бородку. – Даже не знаю, хорошо это или плохо…
– Он должен знать, что теперь вы без труда поймаете его след, – заметил Энджел. – Одиннадцать жертвоприношений оставляют мощный отпечаток. А поскольку портал так и не открылся, то отпечаток оказался очень отчетливым. Эманации той стороны его почти не затронули.
Комиссар оживился:
– Надеюсь, консультанты вернутся с добычей уже к вечеру!
– Но даже если мы наконец возьмем этого недоноска, с дырой на Лиганте нужно что-то решать, – покачал головой Энджел. – Пока не объявилась еще какая-нибудь шайка чернокнижников или тип вроде Ройзмана. У нас будет шанс, если Саварелли уговорит дожа на эвакуацию.
– Шанс, – повторил дядя. – Но вы же сами сказали, что Фаренца будет стерта до основания. Если б речь шла о Блэкуите, я бы никогда не согласился. И думаю, что жители Фаренцы тоже окажутся против.
– Жители, – фыркнул Редферн. – Пусть радуются, что вообще уцелели!
– Они не могут радоваться тому, что спасены от угрозы, о которой они вообще не в курсе. Вот именно потому вам и нужно официально сотрудничать с властями. А не создавать очередной тайный орден борцов за все хорошее против всего плохого!
– Дядя, ты что, уже подал рапорт об увольнении? – удивленно спросила Маргарет. Комиссар осекся, пробурчал что-то на прощание и погасил зеркало.
– Вот такие пирожки, – заключил Бреннон. – И хоть мне эта идея не нравится, я прекрасно понимаю, почему пироман настаивает на применении Молота.
– В каком-то смысле он прав, – согласилась Валентина. – К тому же износ купола и защитного периметра – это вопрос времени. Очень большого времени в сравнении с человеческой жизнью, но даже если здесь останется консультант и будет их подлатывать, то лет через сто пятьдесят – двести…
– Ты уверена? – с тревогой спросил Натан. Перспективка не радовала.
– Не могу сказать точно, – вздохнула вивене. – Я не очень хорошо разбираюсь в магии.
Натан подошел к тому, кто разбирался. Лонгсдейл все еще был без сознания, но комиссар с удивлением отметил, что цвет лица у него не такой бледный, как обычно. Теперь тон кожи куда скорее походил на человеческий. Бреннон взял Лонгсдейла за руку – теплая.
– Он выздоравливает? – с надеждой спросил комиссар. – По-моему, он выглядит намного лучше.
– Да, – довольно сказала жена. – То, что делало его неживым и немертвым, исчезло. Правда, душа пока не хочет возвращаться в тело, но она здесь, и ее связь с плотью не нарушена. Я, правда, еще не придумала, как ей помочь, но, полагаю, смогу ее вернуть на положенное место.
– Слава богу! – обрадовался Натан: у него просто гора с плеч свалилась. – Может, пусть лучше все идет своим чередом? Хотя я не отказался бы увидеть Лонгсдейла поскорее.
– Но… – Валентина вдруг нахмурилась. – Но, Натан, ты его никогда больше не увидишь.
– Чего?! Почему это?!
– Потому что когда в тело вернется душа, то очнется тот человек, о котором ты мне говорил. Родич мистера Редферна.
– А Лонгсдейл?! – взвыл Бреннон. – Он-то куда денется?!
– Никуда, – недоуменно отозвалась Валентина. – Он просто исчезнет.
– Нет! – задохнулся комиссар. – Не может быть!
Он вдруг понял, что никогда не задумывался на самом деле о том, что произойдет, когда душа вернется в тело. Ему и не приходило в голову считать Лонгсдейла какой-то неполноценной химерой, потому что… потому что…
– Это несправедливо, – глухо проговорил Бреннон. – Он же человек! Такой же человек, как и тот!
Валентина коснулась его руки:
– Мне жаль, Натан. Я знаю, что ты к нему привязан…
– Привязан, – еще глуше повторил комиссар. Горе закипало в нем вместе со злостью на самого себя. Как он мог даже не подумать! Он ведь даже не простился – сначала и в голову не приходило, что придется, а теперь… уже не успел. – Кто знал, что ему придется умереть, – сказал Бреннон. Все снова, как во время революции и гражданской, – полное бессилие: никогда не успеваешь проститься, потому что те, кто с тобой, всегда умирают внезапно. И только сейчас понимаешь, что Лонгсдейл посреди портала на ту сторону – последнее воспоминание, которое у тебя остается. – Не успел, – прошептал комиссар. – А теперь… уже ничего.
Валентина обняла его, но он пробормотал:
– Скажи Джен.
Жена ушла. Натан молча стоял в ногах кровати. Лонгсдейл казался спящим, и лицо у него было таким умиротворенным, словно он наконец стал по-настоящему счастлив. Бреннон долгие минуты смотрел на него и старался не думать о том, каким окажется тот, кто займет место знакомого уже консультанта.
Дверь распахнулась, и в спальню ворвалась Джен.
– Умер?! – пронзительно вскрикнула она.
– Выходит, что так. Валентина сказала – исчезнет.
– Неправда! – Ведьма метнулась к кровати. – Так нечестно! Так нельзя! Он же… он ведь… – Она обернулась к Бреннону. – Вот пусть другой и сидит в своей собаке! Так… так неправильно!
Комиссар покачал головой. В глазах Джен блеснули слезы.
– Я не хочу! – выдохнула она. – Не хочу другого!
Натан обнял ее. Ему на рукав упало несколько капель, горячих, как кипяток.
– Нечестно, – прошептала Джен. – Так нечестно! Он ведь был настоящим!
– Да, – тихо сказал Бреннон, – очень.
18 октября
Комиссар сидел в кабинете, за столом, заваленным бумагами, как и его стол в блэукитском департаменте. Ведьма свернулась в клубок на окне, уткнувшись подбородком в колени и глядя на город. Губы у нее иногда начинали дрожать; тогда она зажмуривалась.
«Почему Редферн считает, что у них нет души? – отстраненно подумал Бреннон. – Если признак души – способность любить, то, значит, она есть и у ведьм…»
Это этой мысли стало еще поганей. С душой или без души – но Лонгсдейл был для него таким же человеком, как и все. Кто бы ни занял его место в теле, пусть даже и законный владелец, – для Натана он все равно оставался чужим.
«Натан, – сказала ему Валентина, – ты же понимаешь, что мутации, которым он подвергся, никогда не исчезнут? Он все равно останется не вполне человеком. Я даже не могу сказать, сколько лет он проживет после этого».
Бреннон вздохнул и придвинул к себе кипу бумаг. Они касались истории открытия приюта, но это уже не имело никакого значения. Комиссар принялся листать их, только чтобы отвлечься и скоротать время до возвращения консультантов или мисс Эттингер.
– Это несправедливо, – пробормотала Джен. – И я не должна была его отпускать! Если бы я вошла туда с ним!
– Ты защищала нас от чумных мертвецов, – мягко сказал Бреннон. – Никто из нас не знал, насколько это опасно даже для него.
– Я должна была догадаться! – упрямо прошептала ведьма. – Но я почему-то забыла, что он тоже человек, как и вы…
Комиссар сжал зубы и отвернулся. На глаза ему попался портрет брата Бартоломео, и, глядя на рисунок, Бреннон ощутил укол такой жгучей ненависти, какой не чувствовал лет с тридцати, когда дрался с имперскими солдатами на улицах Блэкуита.
– Пора, – сказал Натан. – Запустим в дело портрет. Пусть им размахивают на каждой улице и в каждой пивной. Этот выродок зашел с козырей, попытавшись открыть портал, значит, мы все-таки загнали его в угол. Пусть подергается и…
Зеркало на столе вдруг зазвенело и засветилось. Бреннон, почти машинально вспомнив заклинание, с первой попытки включил связь и, к своему удивлению, увидел не пиромана и не кардинала, а консультанта – дона Луиса Монтеро, как ему представила его мисс Эттингер. Он был из Эсмераны и явился на ее зов одним из первых.
– Добрый вечер, – сказал консультант, тоже несколько удивленно. Изображение было немного расплывчатым, но за спиной дона Монтеро Натан различил покрытые копотью стены и обугленную мебель.
– Добрый. Вы в приюте?
– Да. Мы позаимствовали зеркало из соседнего дома. – Консультант помолчал, немного растерянно глядя на комиссара, потом, видимо, пришел к какому-то решению, кашлянул и сказал: – К нашей общей радости, могу сообщить, что благодаря синьоре… вашей… кгхм… Благодаря вивене распространение чумы остановлено, очаг заразы уничтожен. Мы ликвидировали остатки портала и сейчас заканчиваем со сбором улик, коих, увы, осталось немного. Здание почти полностью выгорело.
– Возможно, это и к лучшему, – сказал комиссар. – Если учесть, какой пакостью был переполнен этот монастырь.
– Я тоже так считаю, – кивнул дон Монтеро. – Я бы предпочел вообще ничего не выносить из здания, осмотреть все на месте, а потом сжечь.