Гимназистка. Под тенью белой лисы
Часть 44 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Детская травма, – недовольно ответил Львов. – Лет десять назад мы с отцом совершали поездку по стране, ну и… Не люблю вспоминать эту историю, поскольку показал недостаточное владение своим зверем. Но у нее такая аппетитная морская свинка, между прочим, размером значительно крупнее нормы, на такую даже львам охотиться не зазорно.
Он дернул ухом и тяжело вздохнул, очевидно переживая прошлую неудачу: то ли представительскую, то ли охотничью.
– Отобрали? – невольно посочувствовала я.
– В последний момент, прямо из зубов вытащили, – согласился он. – Иначе мог бы случиться конфуз.
– Вот почему ее отцу такие преференции дали! – оживился Тимофеев. – Ой, простите, ваше императорское высочество.
– Прощаю, – вальяжно ответил он. – Но да, именно поэтому. Мне иногда кажется, что мы имели бы куда меньше проблем, если бы я ее тогда съел.
– Мне кажется, ваше императорское высочество, что деятельность Свиньина-Морского следует просто тщательно проверить, после чего поводов для отставки найдется множество, – заметила я. – За прошедшие годы ваша семья наверняка уже искупила ущерб, причиненный Полине Аркадьевне.
– Возможно, возможно, – протянул он. – Но, Елизавета Дмитриевна, я пришел сюда не затем, чтобы говорить о Свиньиных-Морских.
Полог он поставил быстро, выказывая значительный опыт, но такой дырявый, что его пробил бы самый слабый маг. Впрочем, маг, пробивающий пологи цесаревича в присутствии его охраны, должен был страдать слабоумием или суицидальными наклонностями. Таких здесь не оказалось, поэтому дальнейший наш разговор никто не подслушал.
– К сожалению, я не смог выполнить вашу просьбу касательно поручика Хомякова, – с грустью сказал он. – Вы сами, наверное, уже поняли почему.
– Потому что ваша сестра, ваше императорское высочество, его подставила, если говорить прямо.
– Зачем же так грубо, Елизавета Дмитриевна? – поморщился он. – Ольга никого не подставляла, если использовать ваше выражение. Есть свидетели происшествия, и не один.
– У меня тоже есть свидетели, ваше императорское высочество, что в это время Николай находился со мной. И тоже не один свидетель.
– С вами? – неприятно удивился он. – И вы так спокойно говорите о столь неприличной ситуации?
– Со мной, – подтвердила я. – И повторю это на суде, если понадобится. Не вижу ничего неприличного в том, что поручик Хомяков мне помог в очень важном ритуале.
– Неужели, кроме него, вам было некого попросить?
– Некого. Мне нужен был оборотень, которому я доверяю. И где я могла такого взять?
– А я? – удивленно сказал Львов. – Елизавета Дмитриевна, неужели вы мне не доверяете?
Удивление было столь естественным, что я удержала рвущийся ответ о том, что я мало кому доверяю и имею на то все основания. А уж доверять оборотню, которого видела единожды и который не выполнил ни одного обещания из тех, что дал, было бы верхом неблагоразумия с моей стороны.
– Не думаю, ваше императорское высочество, что я осмелилась бы побеспокоить столь важную и занятую персону, – вывернулась я.
– Это вы зря, Елизавета Дмитриевна, я всегда готов прийти к вам на помощь.
– По вам сразу видно, что вы рыцарь, ваше императорское высочество.
Сказала и испугалась: а вдруг значение этого слова отлично от того, что мне вспоминается, и я сейчас оскорбила члена императорского семейства? Но нет, он лишь довольно улыбнулся, успокоив мою душу.
– А поскольку вы недавно сказали, что готовы прийти на помощь несправедливо обвиненным…
– Позвольте, Елизавета Дмитриевна, я такого не говорил, – запротестовал он.
– Но вы же рыцарь, – сделала я умильную физиономию. – Рыцари всегда защищают униженных и оскорбленных.
– Не всегда, – недовольно ответил он. – И только тех, кто этого заслуживает.
– Поручик Хомяков точно заслуживает. Он же вас спас, – напомнила я. – А его за это обвинили в нападении на Ольгу Александровну, что ни в какие ворота не лезет.
От переживаний я невольно начала жестикулировать, охрана цесаревича заволновалась и подошла поближе. Почему-то пришло в голову, что, в случае чего, они мне не противники: тот, кто убил пару крэгов, с императорской охраной справится тоже. Не хотелось бы до этого доводить, конечно…
– Суд разберется, Елизавета Дмитриевна, – довольно прохладно ответил Львов.
– Ваше императорское высочество, я сегодня разговаривала со следователем, и у меня создалось впечатление, что поручика Хомякова априори считают виновным.
– Елизавета Дмитриевна, мы не вмешиваемся в расследование. Если поручик Хомяков невиновен, ему ничего не грозит.
– Мне так не показалось, ваше императорское высочество. Поэтому я хотела бы попросить вас о помощи. Вы ведь только что говорили, что я могу за ней обратиться.
– То есть вы хотите, чтобы я вытащил вашего Хомякова вне зависимости от того, виновен он или нет? – делано возмутился Львов. – Неужели вы думаете, что я поддамся вашим чарам и пойду на нарушение?
– Ваша сестра же пошла, – заметила я. – Правда, я не возьмусь сказать, чьи чары на нее повлияли.
– Ох вы и язва, Елизавета Дмитриевна, – рассмеялся он. – Но тем мне и нравитесь.
– Вы мне тоже симпатичны, ваше императорское высочество, – ответила я. – Иметь такого друга большая честь.
– Друга? – чуть разочарованно переспросил он. – А если, Елизавета Дмитриевна, я обращусь к вам со следующим предложением…
– То я отвечу вам встречным, ваше императорское высочество. – Я сделала паузу и бухнула, ужасно страшась возможных последствий: – Ко мне случайно попал некий предмет, который непременно заинтересует вашу семью. Честно говоря, я и раньше собиралась его вам предложить, только не знала, каким образом это сделать так, чтобы не пострадать.
– И что это за предмет? – Он подался ко мне с таким кровожадным видом, что у меня чуть не случилась душевная травма, подобная Поленькиной. Ни следа былой доброжелательности в лице цесаревича не осталось, наружу вылез хищник.
– Круглый такой, неприятный, доверху заполненный силой Темного бога, ваше императорское высочество.
Я сделала шаг назад, показывая, что цесаревич стоит слишком близко. Впрочем, он уже пришел в себя и сказал довольно небрежно:
– Какая у вас интересная находка, Елизавета Дмитриевна. Не знак ли это того, что она должна войти в ваше приданое и перейти в семью мужа на законных основаниях?
– Я думаю, что этот предмет может войти в приданое девушки из моего клана, при условии, что поручик Хомяков окажется на свободе, – твердо ответила я.
– Вашего клана?
– У меня в клане есть замечательная девушка, студентка-целительница, дочь Филиппа Георгиевича Тимофеева. Умница и красавица, – с пылом заправской свахи начала я расхваливать девушку. – Но поручик Хомяков должен оказаться на свободе к вечеру, а не то я подумаю, что этот предмет вам не так уж и нужен, и отдам тому, кто решит этот вопрос.
– Все это время этот предмет был у Рысьиных? – неожиданно спросил Львов.
– Нет, – почти честно ответила я, поскольку все это время артефакт был у Седых. – Но они были бы не прочь наложить лапу, и не только они. И не просто не прочь, но прилагают определенные усилия, чтобы им завладеть.
– Но вы же не отдадите кому попало, – промурлыкал он.
– Разумеется, не отдам. Только вам. Ведь мы же с вами друзья.
– Друзей не шантажируют. – Он столь укоризненно улыбнулся, словно не так давно не пытался шантажировать меня. Огорчается, наверное, что не успел и мне удалось выступить в роли шантажистки первой.
– Разумеется, не шантажируют. С друзьями договариваются. – Я улыбнулась. Очень было похоже, что артефакт интересовал Львова куда больше меня, а значит, мы с ним договоримся.
Глава 37
Львов окончательного ответа не давал, юлил, говорил, что ему нужно подумать, что вопрос слишком серьезный, чтобы сразу решать, ни на что не оглядываясь. На что я посоветовала ему думать побыстрее и посодействовать освобождению Николая сегодня, а то ведь я тоже могу подумать над другими предложениями. Конечно, с моей стороны это было немного нагло – шантажировать владельца артефакта тем, что я его собственность передам в чужие руки. Но, насколько я поняла, конкретно с этим артефактом все было не столь просто, и утерявший его терял право считаться владельцем, особенно если потеря случилась давно. И естественно, я понимала, что сам Михаил Александрович вряд ли урегулирует этот вопрос, слишком многие силы были задействованы к этому времени.
Сейчас он всячески пытался меня уговорить не торопиться и не рубить сплеча, а дождаться его решения. Конец нашему торгу положил приход Ани. Охрана ее не хотела пропускать, но после знака Михаила расступилась, не сводя, впрочем, с девушки пристальных взглядов. Еще бы: за прокол с Соколовым, которому летать не перелетать в заключении, с них наверняка строго спросили, и головы могли полететь не только фигурально.
– А это как раз Анна Филипповна, – медовым голосом пропела я. – Замечательная девушка, которая будет представлять наш клан.
– Да? – недоверчиво уточнил Львов.
– Я же говорила: умница, красавица и будущий целитель. Не буду же я подсовывать вам, своему другу, абы что. Вы присмотритесь внимательнее, ваше императорское высочество, а то ведь недруги будут не столь добры: подсунут дефектную девицу, вторую Соболеву, прости господи, если не поторопитесь.
Наверное, Львов вспомнил Софью Данииловну, потому что внезапно его передернуло и он еле слышно выдохнул: «Не дай боги!» Действительно, только от одной занудной барышни с таким трудом отделался, а тут намекают, что могут оставить без выбора и устроят помолвку со второй.
– Сами посудите, ваше императорское высочество: для вас это идеальный выбор. Даже без учета личных данных, через нее никакому клану не удастся пропихивать свои интересы.
– Кроме вашего, – с явной усмешкой уточнил Львов.
Но смотрел он уже не на меня, а на Аню. Пристально так смотрел. Сразу видно: заинтересовался. Та аж засмущалась от столь явного внимания и укрылась за спиной отца, прикрывшись им, как щитом. Зря это она: товар надо показывать лицом. А может, и не зря: Львов так вытянул шею в попытках ее разглядеть получше, что я засомневалась, не было ли у него в предках Жирафовых…
– Кроме моего, – согласилась я. – Но мы столь мелкие и незначительные, что с нами можно не считаться, не так ли? Разумеется, после того, как мы отдадим оговоренный предмет.
Львов опять перевел внимание на меня и неожиданно поинтересовался:
– А если девушка не захочет становиться моей избранницей? Вы же понимаете, Елизавета Дмитриевна, такое тоже может случиться.
– Неволить не буду, если Анна Филипповна найдет кого-нибудь лучше вас, отдам артефакт безо всяких условий. Разумеется, если обвинения с поручика Хомякова будут сняты, – решила я.
В самом деле, может, пообщается Аня с этим типом и он перестанет быть в ее глазах этаким романтическим героем? И что тогда? Принуждать ее все равно выйти замуж, лишь бы мы со Львовым не нарушили договоренности?
– Я подумаю, – небрежно бросил цесаревич и развеял полог, давая понять, что разговор пока продолжать не готов.
А потом мягкой, расслабленной походкой направился к Тимофеевым делать вид, что он охотник, а не добыча. Впрочем, меня такое развитие событий устраивало. Аня мило краснела от комплиментов, делаясь необычайно хорошенькой, а Львов явно склонялся к тому, что ради фамильного артефакта можно немного пострадать, женившись по моей указке.
Когда Львов вызвался проводить Аню на занятия и они покинули лабораторию в сопровождении охранников, я вынуждена была признать:
– Похоже, Филипп Георгиевич, Анна Филипповна становится фаворитом в забеге за хвост цесаревича.
Он явственно поморщился и ответил:
Он дернул ухом и тяжело вздохнул, очевидно переживая прошлую неудачу: то ли представительскую, то ли охотничью.
– Отобрали? – невольно посочувствовала я.
– В последний момент, прямо из зубов вытащили, – согласился он. – Иначе мог бы случиться конфуз.
– Вот почему ее отцу такие преференции дали! – оживился Тимофеев. – Ой, простите, ваше императорское высочество.
– Прощаю, – вальяжно ответил он. – Но да, именно поэтому. Мне иногда кажется, что мы имели бы куда меньше проблем, если бы я ее тогда съел.
– Мне кажется, ваше императорское высочество, что деятельность Свиньина-Морского следует просто тщательно проверить, после чего поводов для отставки найдется множество, – заметила я. – За прошедшие годы ваша семья наверняка уже искупила ущерб, причиненный Полине Аркадьевне.
– Возможно, возможно, – протянул он. – Но, Елизавета Дмитриевна, я пришел сюда не затем, чтобы говорить о Свиньиных-Морских.
Полог он поставил быстро, выказывая значительный опыт, но такой дырявый, что его пробил бы самый слабый маг. Впрочем, маг, пробивающий пологи цесаревича в присутствии его охраны, должен был страдать слабоумием или суицидальными наклонностями. Таких здесь не оказалось, поэтому дальнейший наш разговор никто не подслушал.
– К сожалению, я не смог выполнить вашу просьбу касательно поручика Хомякова, – с грустью сказал он. – Вы сами, наверное, уже поняли почему.
– Потому что ваша сестра, ваше императорское высочество, его подставила, если говорить прямо.
– Зачем же так грубо, Елизавета Дмитриевна? – поморщился он. – Ольга никого не подставляла, если использовать ваше выражение. Есть свидетели происшествия, и не один.
– У меня тоже есть свидетели, ваше императорское высочество, что в это время Николай находился со мной. И тоже не один свидетель.
– С вами? – неприятно удивился он. – И вы так спокойно говорите о столь неприличной ситуации?
– Со мной, – подтвердила я. – И повторю это на суде, если понадобится. Не вижу ничего неприличного в том, что поручик Хомяков мне помог в очень важном ритуале.
– Неужели, кроме него, вам было некого попросить?
– Некого. Мне нужен был оборотень, которому я доверяю. И где я могла такого взять?
– А я? – удивленно сказал Львов. – Елизавета Дмитриевна, неужели вы мне не доверяете?
Удивление было столь естественным, что я удержала рвущийся ответ о том, что я мало кому доверяю и имею на то все основания. А уж доверять оборотню, которого видела единожды и который не выполнил ни одного обещания из тех, что дал, было бы верхом неблагоразумия с моей стороны.
– Не думаю, ваше императорское высочество, что я осмелилась бы побеспокоить столь важную и занятую персону, – вывернулась я.
– Это вы зря, Елизавета Дмитриевна, я всегда готов прийти к вам на помощь.
– По вам сразу видно, что вы рыцарь, ваше императорское высочество.
Сказала и испугалась: а вдруг значение этого слова отлично от того, что мне вспоминается, и я сейчас оскорбила члена императорского семейства? Но нет, он лишь довольно улыбнулся, успокоив мою душу.
– А поскольку вы недавно сказали, что готовы прийти на помощь несправедливо обвиненным…
– Позвольте, Елизавета Дмитриевна, я такого не говорил, – запротестовал он.
– Но вы же рыцарь, – сделала я умильную физиономию. – Рыцари всегда защищают униженных и оскорбленных.
– Не всегда, – недовольно ответил он. – И только тех, кто этого заслуживает.
– Поручик Хомяков точно заслуживает. Он же вас спас, – напомнила я. – А его за это обвинили в нападении на Ольгу Александровну, что ни в какие ворота не лезет.
От переживаний я невольно начала жестикулировать, охрана цесаревича заволновалась и подошла поближе. Почему-то пришло в голову, что, в случае чего, они мне не противники: тот, кто убил пару крэгов, с императорской охраной справится тоже. Не хотелось бы до этого доводить, конечно…
– Суд разберется, Елизавета Дмитриевна, – довольно прохладно ответил Львов.
– Ваше императорское высочество, я сегодня разговаривала со следователем, и у меня создалось впечатление, что поручика Хомякова априори считают виновным.
– Елизавета Дмитриевна, мы не вмешиваемся в расследование. Если поручик Хомяков невиновен, ему ничего не грозит.
– Мне так не показалось, ваше императорское высочество. Поэтому я хотела бы попросить вас о помощи. Вы ведь только что говорили, что я могу за ней обратиться.
– То есть вы хотите, чтобы я вытащил вашего Хомякова вне зависимости от того, виновен он или нет? – делано возмутился Львов. – Неужели вы думаете, что я поддамся вашим чарам и пойду на нарушение?
– Ваша сестра же пошла, – заметила я. – Правда, я не возьмусь сказать, чьи чары на нее повлияли.
– Ох вы и язва, Елизавета Дмитриевна, – рассмеялся он. – Но тем мне и нравитесь.
– Вы мне тоже симпатичны, ваше императорское высочество, – ответила я. – Иметь такого друга большая честь.
– Друга? – чуть разочарованно переспросил он. – А если, Елизавета Дмитриевна, я обращусь к вам со следующим предложением…
– То я отвечу вам встречным, ваше императорское высочество. – Я сделала паузу и бухнула, ужасно страшась возможных последствий: – Ко мне случайно попал некий предмет, который непременно заинтересует вашу семью. Честно говоря, я и раньше собиралась его вам предложить, только не знала, каким образом это сделать так, чтобы не пострадать.
– И что это за предмет? – Он подался ко мне с таким кровожадным видом, что у меня чуть не случилась душевная травма, подобная Поленькиной. Ни следа былой доброжелательности в лице цесаревича не осталось, наружу вылез хищник.
– Круглый такой, неприятный, доверху заполненный силой Темного бога, ваше императорское высочество.
Я сделала шаг назад, показывая, что цесаревич стоит слишком близко. Впрочем, он уже пришел в себя и сказал довольно небрежно:
– Какая у вас интересная находка, Елизавета Дмитриевна. Не знак ли это того, что она должна войти в ваше приданое и перейти в семью мужа на законных основаниях?
– Я думаю, что этот предмет может войти в приданое девушки из моего клана, при условии, что поручик Хомяков окажется на свободе, – твердо ответила я.
– Вашего клана?
– У меня в клане есть замечательная девушка, студентка-целительница, дочь Филиппа Георгиевича Тимофеева. Умница и красавица, – с пылом заправской свахи начала я расхваливать девушку. – Но поручик Хомяков должен оказаться на свободе к вечеру, а не то я подумаю, что этот предмет вам не так уж и нужен, и отдам тому, кто решит этот вопрос.
– Все это время этот предмет был у Рысьиных? – неожиданно спросил Львов.
– Нет, – почти честно ответила я, поскольку все это время артефакт был у Седых. – Но они были бы не прочь наложить лапу, и не только они. И не просто не прочь, но прилагают определенные усилия, чтобы им завладеть.
– Но вы же не отдадите кому попало, – промурлыкал он.
– Разумеется, не отдам. Только вам. Ведь мы же с вами друзья.
– Друзей не шантажируют. – Он столь укоризненно улыбнулся, словно не так давно не пытался шантажировать меня. Огорчается, наверное, что не успел и мне удалось выступить в роли шантажистки первой.
– Разумеется, не шантажируют. С друзьями договариваются. – Я улыбнулась. Очень было похоже, что артефакт интересовал Львова куда больше меня, а значит, мы с ним договоримся.
Глава 37
Львов окончательного ответа не давал, юлил, говорил, что ему нужно подумать, что вопрос слишком серьезный, чтобы сразу решать, ни на что не оглядываясь. На что я посоветовала ему думать побыстрее и посодействовать освобождению Николая сегодня, а то ведь я тоже могу подумать над другими предложениями. Конечно, с моей стороны это было немного нагло – шантажировать владельца артефакта тем, что я его собственность передам в чужие руки. Но, насколько я поняла, конкретно с этим артефактом все было не столь просто, и утерявший его терял право считаться владельцем, особенно если потеря случилась давно. И естественно, я понимала, что сам Михаил Александрович вряд ли урегулирует этот вопрос, слишком многие силы были задействованы к этому времени.
Сейчас он всячески пытался меня уговорить не торопиться и не рубить сплеча, а дождаться его решения. Конец нашему торгу положил приход Ани. Охрана ее не хотела пропускать, но после знака Михаила расступилась, не сводя, впрочем, с девушки пристальных взглядов. Еще бы: за прокол с Соколовым, которому летать не перелетать в заключении, с них наверняка строго спросили, и головы могли полететь не только фигурально.
– А это как раз Анна Филипповна, – медовым голосом пропела я. – Замечательная девушка, которая будет представлять наш клан.
– Да? – недоверчиво уточнил Львов.
– Я же говорила: умница, красавица и будущий целитель. Не буду же я подсовывать вам, своему другу, абы что. Вы присмотритесь внимательнее, ваше императорское высочество, а то ведь недруги будут не столь добры: подсунут дефектную девицу, вторую Соболеву, прости господи, если не поторопитесь.
Наверное, Львов вспомнил Софью Данииловну, потому что внезапно его передернуло и он еле слышно выдохнул: «Не дай боги!» Действительно, только от одной занудной барышни с таким трудом отделался, а тут намекают, что могут оставить без выбора и устроят помолвку со второй.
– Сами посудите, ваше императорское высочество: для вас это идеальный выбор. Даже без учета личных данных, через нее никакому клану не удастся пропихивать свои интересы.
– Кроме вашего, – с явной усмешкой уточнил Львов.
Но смотрел он уже не на меня, а на Аню. Пристально так смотрел. Сразу видно: заинтересовался. Та аж засмущалась от столь явного внимания и укрылась за спиной отца, прикрывшись им, как щитом. Зря это она: товар надо показывать лицом. А может, и не зря: Львов так вытянул шею в попытках ее разглядеть получше, что я засомневалась, не было ли у него в предках Жирафовых…
– Кроме моего, – согласилась я. – Но мы столь мелкие и незначительные, что с нами можно не считаться, не так ли? Разумеется, после того, как мы отдадим оговоренный предмет.
Львов опять перевел внимание на меня и неожиданно поинтересовался:
– А если девушка не захочет становиться моей избранницей? Вы же понимаете, Елизавета Дмитриевна, такое тоже может случиться.
– Неволить не буду, если Анна Филипповна найдет кого-нибудь лучше вас, отдам артефакт безо всяких условий. Разумеется, если обвинения с поручика Хомякова будут сняты, – решила я.
В самом деле, может, пообщается Аня с этим типом и он перестанет быть в ее глазах этаким романтическим героем? И что тогда? Принуждать ее все равно выйти замуж, лишь бы мы со Львовым не нарушили договоренности?
– Я подумаю, – небрежно бросил цесаревич и развеял полог, давая понять, что разговор пока продолжать не готов.
А потом мягкой, расслабленной походкой направился к Тимофеевым делать вид, что он охотник, а не добыча. Впрочем, меня такое развитие событий устраивало. Аня мило краснела от комплиментов, делаясь необычайно хорошенькой, а Львов явно склонялся к тому, что ради фамильного артефакта можно немного пострадать, женившись по моей указке.
Когда Львов вызвался проводить Аню на занятия и они покинули лабораторию в сопровождении охранников, я вынуждена была признать:
– Похоже, Филипп Георгиевич, Анна Филипповна становится фаворитом в забеге за хвост цесаревича.
Он явственно поморщился и ответил: