Герой

Ворота усадьбы были распахнуты, но никто не вышел навстречу русам. Наверное, Людомила уехала присмотреть за своими смердами, подумал Сергей.

Он сделал знак гридням: остановиться. А сам с несколькими ближниками въехал во двор...

И сразу почувствовал беду, когда увидел, что на месте дверей дома черный провал.

И во дворе царило запустение.

— Эй, есть тут кто? — гаркнул воевода.

Из дверей конюшни, прихрамывая, вышел мужик.

Морда знакомая. Кажется, Людомилин младший конюх. Только раньше он не хромал.

— Где все? — сурово произнес Духарев. — Что у вас тут случилось? Где госпожа?

— Госпожа? — тупо повторил конюх. — А-а-а, госпожа... Пойдем, великий господин, я покажу.

И похромал за дом.

Духарев поехал за ним. С каждым мгновением его беспокойство усиливалось.

За домом обнаружился лужок, заросший высокой, по брюхо коню, травой.

— Куда ты меня привел? — сердито произнес Духарев. — Я сказал: проводи меня к твоей госпоже!

— Так я и привел, — растерянно проговорил конюх.

— И где же она?



— Вот! — Конюх раздвинул сочные травяные стебли, и Духарев увидел...

Людомила сидела у окна и вышивала детский чепчик. До родов — еще полгода, но Людомиле было очень приятно думать о будущем сыне. Она почему-то была уверена, что будет сын. И что он будет похож на своего отца: вырастет он таким же большим, светловолосым и светлоглазым, как Серегей... но чепчик, который она сшила по мерке, взятой у кормилицы, был совсем маленький. Людомила прижала к щеке крохотный шелковый чепчик и улыбнулась. Кто бы мог поверить, что Людомила Межицкая будет так счастива от того, что ждет ребенка от мужчины, с которым не венчана, который женат на другой и неизвестно когда вернется. Но он вернется, непременно вернется к ней. Людомила чувствовала это сердцем. Женщины всегда чувствуют...

Во дворе кто-то громко закричал. Так громко, что Людомила поморщилась. Блаженно-сладкое чувство в груди растаяло.

А на подворье продолжали шуметь. Потом раздался натужный скрип. Это закрывали ворота. Смазывать петли ворот запретил Пчёлко, потому что помнил, как бесшумно открыли их позапрошлым летом богумилы. Что ворота днем — на запоре, по нынешним временам — обычное дело. Разбойников в стране развелось, как червей в опаре.

Так что даже за усадебным частоколом нельзя было чувствовать себя в полной безопасности. Пчёлко торопил каменщиков, которые восстанавливали межицкий замок, но рабочих рук не хватало, и было ясно, что раньше следующей весны замок не восстановят. Это значит, что ребенок Серегея родится здесь, в усадьбе. Иу ничего, не страшно. Разбойников Людомила не боялась. В деревне каждый второй мужчина — арендатор и бывший воин, а для охраны усадьбы и поместья Пчёлко сформировал настоящее маленькое войско. Двадцать шесть бойцов под командой киевского гридня Дужки.

В дверь горницы постучали. Вошел Дужка. Бывший гридень Серегея внешне немного напоминал своего воеводу — светловолосый, с тяжелой квадратной челюстью, почти такой же высокий и широкоплечий. Только на двадцать лет моложе.

— Что случилось? — спросила Людомила, откладывая шитье.

— Большой отряд конных идет к нам, — сообщил Дужка.

Выражение озабоченности не шло его курносому веснушчатому, совсем юному лицу. Но внешность в данном случае не соответствовала сути. Дужка был опоясанным гриднем. Этим всё сказано.

— Отряд конных? — Людомила встрепенулась: вдруг это Сережа?

Но Дужка тут же развеял ее надежду.

— Это враги, госпожа. Малец прискакал с Живкина хутора. Батька его послал сказать: с ними «праведный» из еретиков. Аззанаил.

— А он ничего не напутал? — усомнилась Людомила. — Еретики — на конях?

— Говорит, нет. Все — в масках кожаных, но этого всё равно узнали. Они на хутор заезжали. Пограбили, но немного: только еду взяли и овес коням выгребли подчистую. Однако никого не убили и даже дочек Живкиных не попортили. Видно, что торопились, но Живка сына сразу к нам послал, так что подготовиться успеем. Может, даже и Пчёлко подойдет с подмогой из деревни.

— Всё равно будь начеку, — сказала Людомила. — Конные богумилы... Что-то мне беспокойно...

— Не тревожься, госпожа! — Дужка улыбнулся, сверкнул белыми ровными зубами. — Обороним тебя хоть от кого. А уж от безумных смердов — запросто. Хоть они на коней сядут, хоть на свиней. Помнишь, как мы их тогда? Как баранов резали!

— Хорошо, если так, — Людомила вздохнула.

— Я пойду, госпожа?

— Иди.

Людомила отложила шитье, встала и открыла ларь у окна. Там лежало то, что женщине носить грешно: легкая туранская сабля. Ее привез Людомиле по просьбе Сережи его брат Мышата. Мышата Людомиле не нравился. Противный такой, жирный, хитрый. А сабля хорошая. Людомила уже немножко научилась ею пользоваться. Что бы ни случилось, больше ее не возьмут, как тогда...



Пчёлку посыл Дужки застал на мельнице. Пчёлко считал мешки с мукой: донесли ему, что мельник приворовывает. С Пчёлкой по причине смутных времен постоянно находились пятеро воев. Они и привели гонца.


Выслушав его, Пчёлко не очень обеспокоился. Еретики — это гниль. Десяти настоящих воинов хватит, чтобы разогнать сотню. Но проверку всё равно придется отложить.

— Смотри у меня! — строго сказал Пчёлко мельнику. — Если узнаю... — Он показал мельнику запачканный в муке кулак. Мельник забормотал что-то, оправдываясь... Точно, подворовывает. Пчёлко, не слушая, вскочил на коня и поскакал к деревне.

В полях уже никого не было. Это потому, что гонец сначала в деревне побывал. Там не ждали. Действовали по определенному Пчёлкой порядку, ставшему уже привычным. Мужчины — к оружию, женщины с детьми и скотом — в схоронки. Хлопотно, зато надежно.

В деревне мужи уже собрались и вооружились. Смерды — пешие, с привычными косами-топорами; ветераны, которых Пчёлко посадил на межицкую землю, — верхами, с настоящей зброей. Три больших десятка копий. Немалая сила по нынешним смутным временам.

Говорить ничего не надо. Все и так всё знали.

— Конные — за мной! — приказал Пчёлко и поскакал к усадьбе.

От деревни до усадьбы — недалеко. Но Пчёлко с конными все равно не поспели. Разбойники уже были там. Крутились у частокола. Было их сотни полторы. Не так уж много, если считать, что это смерды-еретики, но Пчёлко еще издали заметил неладное. Повадку разбойников из простонародья он знал: напасть внезапно, врасплох, или задавить числом. Настоящего боя смерды вести не умели. Даже те, кто прошел кое-какое обучение, мог держать строй и колоть пикой, всё равно были никудышными бойцами, когда нужно было воевать самостоятельно. Малейший отпор — и такое «войско» бросалось наутек.

Те же, кто сейчас осаждал усадьбу, — другого толка. Они не лезли на стену, но вертелись слишком близко от частокола. На таком расстоянии со стены их уже можно было запросто снимать из луков. Только не похоже, что защитники вели успешную стрельбу: пока отряд Пчёлки галопом прошел четверть лиги, упал лишь один разбойник. Такое было возможно, если нападающие сами умели кидать стрелы. Но хороший стрелок из лука — это по определению опытный воин. А их среди еретиков не водилось.

Когда до усадьбы осталось шагов пятьсот, Пчёлко разглядел совсем нехорошее: большая часть нападающих собралась напротив ворот. Часть, спешившись, прикрылась щитами из дубленых шкур и, судя по грохоту, ломала ворота. Другие прикрывали: густо метали стрелы. Так густо, что, похоже, почти задавили тех, кто на стенах.

Нападавшие тоже увидели отряд межицких. И повели себя так, что подозрения Пчёлки многократно увеличились. Осаждающие не прекратили штурм, чтобы всей силой навалиться на нового противника. Вместо этого от их основных сил отделился отряд и поскакал навстречу межицким. И численность этого отряда примерно соответствовала численности людей Пчёлки — копий сорок. Это означало, что враги не только сумели точно счесть межицких, но и посчитали, что при равном раскладе имеют преимущество. А ведь если они — опытные воины, то не могли не заметить, что атакуют они тоже не мужичков от сохи.

Всё это Пчёлко сообразил за то недолгое время, какое оба отряда скакали навстречу друг другу. Потом нападавшие дали залп... И треть межицких полетело с коней.

— Это не богумилы! — закричал Пчёлко. — Это ряженые! Берегитесь!

Поздно. Всадники сшиблись и сразу стало ясно: межицким не сдюжить.

Воина, скакавшего слева от Пчёлки, вражеское копье вынесло из седла. Правда, сам Пчёлко успел поймать врага на острие, но на него тут же налетели еще двое. От одного Пчёлко отмахнулся щитом, от второго прикрыл воин, скакавший справа. В следующий миг Пчёлко увидел взлетевшую над соратником саблю, закричал, метнул копье, целя в черную кожаную маску под круглым шлемом, но промахнулся, и вражеский клинок снес межицкому воину голову.

Выхватив меч, Пчёлко бросил коня вправо, замахнулся, но кожанномордый перехватил его удар небольшим круглым щитом, а возникший сбоку еще один враг махнул саблей и небрежно, будто играючи, отсек Пчёлке кисть правой руки. Пчёлко не успел ни почувствовать боль, ни осознать, что произошло. Еще один взмах сабли: брызнули в стороны колечки шлемного тыльника; стальное лезвие легко прорезало мышцы, жилы, вошло в толстую кость позвоночного столба...

Пчёлко умер раньше, чем коснулся земли. Последней его мыслью было: как жаль, что не успели достроить межицкий замок. Замок бы им ни за что не взять...



Дужка резко выпрямился, выстрелил — и нырнул за частокол раньше, чем его выцелили вражеские лучники. Ратник справа от него, булгарин из Плиски, попытался повторить то, что сделал Дужка, но замешкался, выбирая цель. Выстрелить он успел — не успел спастись. Стрела ударила ему в переносицу, и плисчанин молча, без вскрика, полетел вниз.

И сразу же, словно это падение было сигналом, раздался оглушительный треск, и одна из створок ворот, выворотившись из столба вместе с подрубленной петлей, повалилась наземь под ликующие вопли врагов, которые тотчас хлынули внутрь.

Но Дужка успел спрыгнуть со стены раньше. Со всех ног он бросился в дом. В доме был подпол, а из подпола в соседний овраг вел подземный ход.

Дужка был одним из тех, кто рыл этот ход по приказу Велима. Велим распорядился выкопать этот лаз позапрошлой осенью, для того чтобы иметь возможность увести госпожу, если дела пойдут совсем худо. Вот как сейчас.

Людомила стояла у самых дверей с саблей в руке. Она едва не зарубила Дужку, но он успел перехватить ее руку.

— Госпожа, бежим! — закричал он.

Дорого было каждое мгновение, но Людомила уперлась.

— Нет, нет, Дужка! Я не могу бросить...

— Бежим! Это не богумилы! Это воины, настоящие воины! — Дужка поволок ее, упирающуюся, по узкому коридору на кухню...

Не успел самую малость. Десятка два воев в масках ворвались в дом, разбежались по коридорам и лестницам. На кухню бросились двое. Дужка отпрянул за дверной косяк и срубил первого сунувшегося. Второго — не получилось. Но враг не отступил, а принял бой. Он был в кольчуге, с прямым мечом и в таком же круглом шлеме, как Дужка. Только Дужкино лицо не прикрывала кожаная маска.

С первого же удара Дужка понял, что противник владеет оружием лучше него. И враг тоже это понял, потому не стал звать на помощь.

— Беги, госпожа! — закричал Дужка.

Люк в подземный ход был прямо у него за спиной. Дужка сражался с отчаянной яростью, удерживая врага на пороге.

Но Людомила не воспользовалась возможностью спастись. Она осталась.

Какое-то время Дужка и его противник бились почти на равных — пока тот стоял в дверном проеме. Но потом врагу удалось оттеснить Дужку от дверей, и бывшему дружиннику Духарева пришлось туго. Противник продолжал давить, пока не загнал Дужку в угол. Тут бы Дужке и конец, но его спасла Людомила.

С пронзительным криком она бросилась на врага, замахнулась...

Воин в маске хлестнул мечом — и госпожа межицкая упала.

— Перун! — бешено закричал Дужка и тоже ударил.

Его противник мог бы парировать, но почему-то замешкался, и клинок Дужки, проткнув кольчугу снизу вверх, на три пяди вошел в правое подреберье врага.

Дужка, хакнув, довернул и мощным рывком выдернул меч.