Герои умирают

Тоа-Ситель сделал глубокий вдох и потупился:

– Его имя Джейби. Думаю, ты его видел раз-другой. Он служил капитаном в Очах Короля. – Тоа-Ситель старался не смотреть на медленно опускающуюся и поднимающуюся грудь Джейби, на пульс, все еще бьющийся в кишках, развешенных на крючьях. – Это он намекнул изобретателю Конносу, что на того готовится донос.

– Вот именно, – одобрительно подытожил Ма’элКот. – И тогда Я решил извлечь из его предательства пользу: Внешние Силы, к которым Я обращаюсь за помощью, обычно приходят на Мой зов голодными. Я был бы плохим хозяином, не предложи Я им… легкую закуску, верно?

Берн с пониманием кивнул.

– Он еще жив?

– Живо только тело, – пророкотал Ма’элКот. – А теперь идем.

Едва Берн встал в магический круг, Ма’элКот положил руки на плечи своих спутников и поднял взгляд к каменному потолку. В считаные секунды, за которые можно лишь успеть перевести дух, песчаник над ними стал прозрачным, превращаясь в призрачное подобие самого себя. Вскоре Тоа-Ситель уже видел над собой гряды облаков и первые ночные звезды в разрывах между ними.

Еще мгновение – и пол ушел у Герцога из-под ног: без малейшего усилия все трое плавно воспарили к потолку и прошли сквозь него. Камень под их ногами тут же затвердел, и Тоа-Ситель обнаружил, что они стоят на парапете Сумеречной башни.

И это была третья причина, по которой Тоа-Ситель боялся Ма’элКота; многоопытного придворного приводило в трепет не столько поразительное могущество властелина, сколько то, что тот умел приводить его в действие без слов и жестов, просто силой мысли. Герцог знал о магии достаточно, чтобы понимать, как нужно сосредоточиться, чтобы выполнить даже простейшую операцию; самые подкованные адепты могли совершать лишь одно действие зараз. Причем для поддержания своих сил почти все они использовали специальные приспособления. Но только не Ма’элКот, – казалось, его сила не знает предела.

Так что Тоа-Ситель дрожал теперь отнюдь не от свежего вечернего бриза.

Внизу ковром из драгоценных камней лежала Анхана: бриллиантовые точки ламп в окнах на переднем плане сменялись крупными рубинами костров на периферии. Ветер доносил обрывки пьяных песен из пивных и звонкие голоса разносчиков новостей – те как раз возвращались в свои конторы за свежей порцией вечерних известий, – а еще ароматы мяса, тушенного с чесноком и луком, и чистый, дикий запах степи, раскинувшейся между столицей и морем.

В западной части небосклона собрались облака и торжественно двинулись на город, в то время как на востоке из-за Зубов Богов едва показалась восходящая луна.

Широко раскинув руки, Ма’элКот запрокинул голову и возвысил голос, заглушая крепнущий ветер:

– Я просил Силу указать Мне того, кто сможет вынуть этот шип из Моей плоти, на того, кто избавит Империю от бунтаря Саймона. Сила нашла ответ в глубинах Моей памяти. Я знал его, хотя и не подозревал об этом. А теперь мы спросим о том же у ветра и увидим ответ, начертанный в облаках! – И он указал на близящийся грозовой фронт. – Глядите, и да явится вам лик Моей новой гончей!

Тоа-Ситель проследил направление, которое указывал палец Императора. Он ожидал увидеть лицо, нарисованное на туче, как на пергаменте. Грозовой фронт кипел и набухал все новыми облаками, которые расширялись, пульсируя, словно живые, и корчились, как Рабы под ударами кнута, и Тоа-Ситель вновь, как недавно в Железной комнате, испытал внезапное прозрение, от которого у него закружилась голова, – он понял, что никакого лица на облаке не будет.

Лицом оказалось само облако.

Беспощадный клинок императорской воли кромсал сердцевину грозового фронта, высекая из тучи лицо человека – огромное, величиной с гору, окаймленное бородкой и коротко стриженными волосами. Рот человека скалился от ярости, молнии полыхали в глазах.

– Забодай меня коза! – Первым не выдержал Берн.

Тоа-Ситель кашлянул и тихо добавил:

– Разве нельзя было просто нарисовать?

Ма’элКот разразился неудержимым смехом, точно подгулявший бог:

– Сила, если ею не пользоваться, выдыхается, Тоа-Ситель. Красиво, правда?

– Э-э-э… а… да, – не сразу нашелся с ответом Герцог. – Красиво. – И продолжал смотреть, трепеща от страха.

Берн хрипло вымолвил:

– Это же Кейн.

– О да, – довольно рокотнул Ма’элКот. – Конечно, это он. Будет в Анхане завтра утром.

– Кейн-убийца? – уточнил Тоа-Ситель, чей почтительный трепет и страх сразу сменились интересом. – Тот Кейн, который убил Тоа-Фелатона?

И он еще внимательнее вгляделся в облачное лицо: ему доводилось видеть рисованные портреты Кейна, довольно грубые и приблизительные, но этот, изваянный из тучи, был настолько точен, что Герцог понял – теперь он узнает этого человека где угодно, причем с первого взгляда. Но туча вскоре поменяла очертания и прямо у него на глазах превратилась в обычный грозовой фронт.

– Мм… да, – вздохнул Ма’элКот. – Тогда он сослужил Мне хорошую службу, сам того не ведая. Твоя задача, Тоа-Ситель, найти его и привести ко Мне во дворец. Брось на ее выполнение все силы Очей Короля, но знай – Кейн может не захотеть, чтобы его нашли. В городе у него есть связи и друзья. Не исключено, что кто-нибудь из них сам придет к тебе, если услышит… Какую сумму люди сочтут привлекательной, но не подозрительно крупной? Предположим, двести золотых ройялов. Так вот, если кто-то услышит, что за информацию о Кейне дают двести золотых ройялов, он может сам рассказать тебе все, что знает. Также отдай распоряжение констеблям, пусть ловят по улицам людей для ритуала Перерождения: там, где терпит провал умысел, порой преуспевает удача. Может, Кейн случайно попадется нам вместе с другими. К закату завтрашнего дня он должен быть во дворце.

– Вознаграждение в двести золотых ройялов, – повторил Тоа-Ситель и кивнул. – Он уже в городе?

– Нет. Где он, я не знаю. Но завтра, через два часа после восхода солнца, он будет здесь.

– Это пророчество?

Ма’элКот улыбнулся:

– Магия. Я для него сейчас как привязанный под деревом козленок для тигра. Он придет.

– Но… – нахмурился Тоа-Ситель, – если он в тысячах лиг отсюда, то…

– Хотя бы и в миллионах, – ответил Ма’элКот. – Даже за стеной Смерти ему не скрыться от Моего притяжения. Ты, Тоа-Ситель, просто человек, с завязанными глазами ковыляющий по узкому коридору Времени; Я – бог, и Время лежит в Моей ладони, точно тряпичный мяч в ладошке ребенка. Реальность подчиняется Моему удобству. Будь Кейн даже в тысяче лиг отсюда, месяцы назад он уже ступил на тот путь, который приведет его ко Мне. И если бы сегодня Я выбрал не приводить его сюда, то месяцы назад он принял бы решение остаться. Понимаешь?

– Вообще-то, нет, – признался Тоа-Ситель. – Если ты… гм… влечешь его с такой силой, то почему мы должны искать его, словно вора? Разве он не придет к тебе по своей воле?


Улыбка Ма’элКота сделалась снисходительной.

– Он может прийти ко Мне по своей воле. А может быть, его придется тащить сюда силком. Вот почему Я дал тебе такую задачу. Так или иначе, но он придет; зов не останется без ответа. А каким путем – не важно.

Тоа-Ситель нахмурился:

– Если твоя магия так сильна, то почему ты не можешь просто притянуть к себе Шута Саймона?

– Именно это Я и делаю, – сказал Ма’элКот. – Но чем меньше Я знаю о нужном Мне человеке, чем хуже Я представляю Себе его облик, тем дольше приходится звать. Кейн – всего лишь необходимый компонент, он как кристалл или пригоршня серы, без которой не работает заклятие. Стоит Мне получить его, и Шут Саймон сам явится ко Мне, притянутый Кейном, как железо – магнитом.

Пока шел этот разговор, Берн стоял, сложив на груди руки, и смотрел на город, надув губы, как обиженный ребенок. Вдруг он выпалил:

– А мне что прикажешь делать?

Ма’элКот повернулся к Графу, и его улыбка померкла.

– А ты возьмешь выходной.

– Что?

Вены на лбу Берна вздулись, он хватал ртом воздух, словно не мог решить, заплакать ему или вцепиться Императору в горло.

– Берн, сделай, как Я тебе велю, – продолжал Ма’элКот ласково, но твердо. – Я прекрасно знаю о вашей с Кейном вражде; отчасти Я Сам был ее причиной. А еще Я знаю, что первая встреча может оказаться последней для одного из вас. Поэтому возьми выходной, расслабься, порадуйся жизни. Иди в город Чужих; пей, играй, распутничай. Только в Крольчатники не ходи – там у Кейна друзья среди Подданных Короля Арго, и он, скорее всего, там появится. Забудь Шута Саймона, Серых Котов, забудь государственные заботы. И Кейна забудь. Если ты встретишь его, пока он будет на Моей службе, то будешь обходиться с ним так, как одно возлюбленное Дитя Императора обходится с другим, – с почтением и вежливостью.

– А потом?

– Когда Я получу Шута Саймона в свои руки, судьба Кейна перестанет Меня интересовать.

– Ладно, – сказал Берн и поспешно перевел дух. – Ладно. Прости меня, Ма’элКот, но ты знаешь… ты знаешь, что он сделал со мной.

– Я знаю, что вы сделали друг с другом.

– Но почему Кейн? В смысле, он что, особенный?

Тоа-Ситель насторожился – в голосе Берна он услышал кое-что сверх обычной раздражительности и удивленно подумал: «Ба, да он ревнует!» Старательно сохраняя нейтральное выражение лица, Герцог сделал себе ментальную зарубку: проверить, нет ли между Императором и его фаворитом иных отношений, кроме чисто политических.

– Пока не знаю, – отвечал между тем Император. – Однако карьеру он сделал впечатляющую. – И, пожав плечами, он опустил свою тяжелую длань на плечо Берна. – Не исключено, что его главное достоинство вот в чем: он единственный на свете человек, который сошелся с тобой в поединке и выжил.

Призрачная улыбка согрела тонкие губы Графа.

– Только потому, что бегает, как чертов кролик.

Ма’элКот обнял Берна за плечи и испытующе заглянул ему в глаза:

– Но ты стал другим теперь. Мои дары тебя изменили. И он больше не убежит от тебя.

Берн протянул руку и погладил эфес Косаля; меч отозвался грозным звоном, слегка приглушенным ножнами.

– Ага. Теперь-то конечно.

Ма’элКот скосил на Тоа-Сителя серый, будто стальной, глаз:

– У тебя сегодня много работы, Герцог. Я отпускаю тебя.

Тоа-Ситель не успел рта раскрыть, как его ноги провалились в камень. Ма’элКот и Берн, стоя на твердом полу, без всякого выражения наблюдали за его спуском. Герцог слегка вскрикнул, проваливаясь вниз целиком, и последнее, что он увидел, прежде чем его глаза ушли в камень, был жест, которым Ма’элКот привлек голову Берна к своей обнаженной груди.

Таинственная Сила бережно опустила Тоа-Сителя на пол в центре магического круга. Герцог провел ладонями по рукавам, стряхивая с них воображаемую каменную крошку, и посмотрел в потолок. Все тот же гладкий камень.

Герцог негромко хмыкнул и потряс головой. Потом, неслышно ступая, подошел к алтарю и поглядел на Джейби – человека, которого он, можно сказать, положил туда своими руками. Тот еще дышал; Герцог долго глядел на него, наблюдая, как кровь пульсирует у него в кишках в такт ударам сердца; вдруг сердце несчастного забилось сильнее, пульс участился, потом сбился и замедлился почти до полной остановки.

Джейби был другом Герцога – старым, преданным другом. Преданность друзьям и стала его главной ошибкой: кроме Тоа-Сителя, он дружил с Конносом. И поставил дружбу выше долга. Сделал выбор хорошего человека.

Выбор мертвеца.

Преданность друзьям стоила ему не только жизни. В ушах Тоа-Сителя все еще звенел его крик, полный боли и ужаса, – этот крик послужил наживкой, на которую должна была клюнуть Внешняя Сила, чтобы Ма’элКот смог повязать ее своим заклятием. Герцог не был уверен в том, что его умирающий друг целиком здесь, – кто знает, быть может, какая-то его часть, воя от нестерпимой боли, скитается сейчас в невообразимом аду, обители Внешней Силы.

Но правды уже не узнать, а этот дышащий труп отслужил свое и больше не нужен Ма’элКоту. Тоа-Ситель, возможно, был не таким хорошим человеком, как тот, кто лежал сейчас перед ним, но все же он был человеком и не мог отказать другу в последней милости. Конец все равно близок, значит не грех подтолкнуть его чуть-чуть.

Ласково, но твердо Тоа-Ситель зажал нос Джейби пальцами одной руки, а вторую положил ему на рот.

Джейби не противился. Его грудь поднялась, снова опустилась, и он умер, не издав больше ни звука.

Тоа-Ситель вытер руки о штаны и вздохнул. Да, его ждет работа.

На пороге он оглянулся, взглянул на каменный магический круг сначала на полу, потом на потолке и снова хмыкнул.