Герцог и я

– А ночь? – вырвалось у нее против воли. – Тоже в придорожной гостинице?

– Нет, мы… – Его губы сжались в тонкую линию, потом он расслабил их и проговорил неожиданно мягко: – Я веду себя как неотесанный мужлан, не правда ли?

Она смутилась. Она и раньше смущалась, когда он вдруг заговаривал с ней странно ласковым голосом и при этом смотрел как-то по-особенному.

– Нет… – проговорила она растерянно. – Просто я удивлена, что мы…

– И вы совершенно правы, задавая все эти вопросы. Я знаю одно неплохое местечко на полпути к побережью, называется «Заяц и гончая». Там вкусная горячая еда, удобные чистые постели. – Он прикоснулся к ее подбородку. – Не думаете же вы, что я стану заставлять вас проделывать весь путь до Клайвдона за один день?

– Я вовсе не так изнежена, чтобы не вынести поездку в экипаже, – сказала она, начиная краснеть по мере того, как выговаривала дальнейшие слова. – Но ведь мы только-только поженились, и если где-то не остановимся на ночь, то она застанет нас здесь, в карете, и тогда… я не знаю…

– Не говорите ничего больше.

Он с улыбкой приложил палец к ее губам, тронутый ее чистотой и искренностью.

Дафна умолкла, испытывая чувство благодарности за его тактичность. Она вовсе не собиралась вступать в обсуждение вопроса об их первой брачной ночи, но это отнюдь не означало, что она об этом не думала.

И снова девушка с досадой отметила, что мать, кроме многозначительных взглядов и взволнованных вздохов, ничем не помогла ей понять, чего нужно ожидать от Саймона, что зависит от нее самой и зависит ли вообще.

Конечно, Саймон знает обо всем этом гораздо больше, но что, если… У нее перехватило дыхание от страшной мысли… Что, если он вообще не может делать того, что следует делать в эту ночь… Или не захочет…

Нет, решила Дафна через мгновение, это не так. Все, что она видела до сих пор в его глазах, что произошло тогда в саду, – все говорит об обратном. Он желает быть с ней. Жаждет этого… И, значит, может это…

Дафна перевела взгляд на окно, за которым улицы Лондона переходили уже в улочки предместья, готовые, в свою очередь, смениться проселком.

Не нужно думать о таких вещах, надо выбросить их из головы раз и навсегда. Она сама хотела этого – и получила. И ведь она – с ним, а он – с ней. Что еще нужно?

А что произойдет ночью… В ее первую брачную ночь…

Скоро она узнает.

От этой мысли ее снова охватила дрожь.



Саймон смотрел на Дафну, сидевшую рядом, – его жену с сегодняшнего дня, напомнил он себе, хотя в это верилось с трудом. Он в самом деле никогда не думал жениться. Наоборот, не желал этого. Убеждал себя, что не испытывает такой потребности. Возможно оттого, что совершенно не был знаком с жизнью в семье.

Но вот сейчас он смотрит на Дафну Бриджертон… нет, черт возьми, – на Дафну Клайвдон-Бассет, на Дафну Гастингс, в конце концов. Герцогиню Гастингс!

Как странно звучит в его сознании этот титул, к которому он и сам еще не может, да и не желает, привыкнуть, потому что его носил отец – виновник ужасных, незабываемых горестей и унижений его детства и юности. Он глубоко вздохнул, не отводя глаз от профиля Дафны. Ему показалось, она вздрогнула, потому спросил:

– Вам холодно?

Уголки ее губ слегка раздвинулись – словно для того, чтобы произнести «нет», но потом снова сдвинулись, и он услышал:

– Да, немного.

К чему эта маленькая невинная ложь? Наверное, ей просто захотелось его внимания, заботы и чтобы он еще плотнее закутал ее в плед, прикоснулся к ней. Он и сам желал того же.

– Сегодня очень долгий день, не правда ли? – пробормотал он, не очень ловко стараясь подоткнуть плед под ее спину, под ноги.

Ему хотелось сказать что-то куда более значительное, интересное, более соответствующее моменту…

Да, он должен стать ей хорошим мужем, добрым хранителем ее благополучия. В том числе душевного. Она заслуживает этого. Хотя бы этого, если он не в состоянии дать ей истинное семейное счастье… или то, что считается таковым.

Ведь она действительно – просил он или не просил об этом – спасла его от почти неминуемой смерти, выбрала в мужья, зная, на что идет. И его долг отблагодарить ее заботой и вниманием…

– Я рада этому, – услышал Саймон ее голос и вздрогнул: так глубоко погрузился он в свои мысли.

– Простите?..

Она повернула к нему голову и с легкой улыбкой пояснила:

– Вы говорили, что день очень долгий. А я сказала, что рада этому.

У него был такой озадаченный вид, что она чуть не рассмеялась, но сдержала себя и, подчеркивая слова, как, наверное, сделал бы учитель, втолковывая что-то рассеянному ученику, повторила:

– День тянется очень долго. Вы так сказали. А я ответила, что рада этому.

– Ясно, – чуть раздраженно ответил он, раздосадованный ее менторским тоном.

Несмотря на некоторую досаду, ему, как никогда раньше, захотелось поцеловать ее, однако он подавил свой порыв. Всему свое время. Оно теперь у него будет, черт возьми!


– К началу ночи мы доберемся до гостиницы, о которой я вам говорил, – произнес он деловито.

Дафна снова отвернулась к окну. Наступило молчание. Саймон неотрывно смотрел на нее и думал, что поступил глупо, отдаляя на целые сутки первую брачную ночь. Зачем? Ведь он так жаждал ее, а теперь, когда его мечты сделались реальностью, сам отодвигает час их осуществления. Но не станет же он воплощать свое давнее желание в какой-то жалкой придорожной гостинице, пускай даже не худшей из всех прочих постоялых дворов и таверн. Дафна заслуживает лучшего. Их первая ночь должна запомниться ей как нечто особенное – и по сути, и по атмосфере по фону, на котором все произойдет…

Опять она что-то говорит, а он не может вникнуть в смысл.

– Это хорошо, – сказала она.

Что «хорошо»? Черт возьми, он больше не будет ее переспрашивать! Хватит! Чтобы снова нарваться на учительский тон? Подождем, пока сама разъяснит.

И она не замедлила это сделать:

– Хорошо, что мы проведем ночь не в карете.

На это уже можно ответить.

– Дороги сейчас не вполне безопасны в темное время, – сказал он, забывая, что совсем еще недавно собирался ехать прямо в Клайвдон без ночевки в пути.

– Неужели? – вежливо удивилась она.

– Кроме того, мы ведь проголодаемся.

– О, конечно, – ответила она с большим воодушевлением.

А он, в который уже раз изменив свое намерение, решал сейчас дилемму: ждать остановки в гостинице или овладеть ею прямо здесь, в экипаже? В этом ведь тоже будет что-то необычное, запоминающееся. Разве нет?..

Но почти сразу пришел к выводу, что от последнего варианта следует отказаться, и, успокоившись, сказал:

– У них вкусная еда.

Она повернулась к нему всем телом.

– Вы уже говорили об этом, Саймон.

Кажется, она опять позволяет себе насмешку?

Он поерзал на сиденье и потом решительно заявил:

– Пожалуй, вздремну немного.

Ее темные глаза удивленно расширились:

– Прямо сейчас?

Он нетерпеливо кивнул:

– Возможно, я опять повторюсь, но, если не ошибаюсь, мы с вами уже оба отметили, что сегодня весьма длинный день. Попробую его немного сократить.

– О, конечно, – согласилась она. – И вы сможете уснуть в движущейся карете? Когда она так подпрыгивает?

Он пожал плечами:

– Я могу засыпать при любых обстоятельствах: научился в своих странствиях.

– Как я вам завидую, – вздохнула она. – Для этого, наверное, требуется особый талант.

– Вы правы, – едко заметил он. – Такие люди наперечет.

И с этими словами закрыл глаза и не раскрывал их на протяжении последующих двух с лишним часов.



Однако Дафна, время от времени наблюдавшая за ним, все больше утверждалась в мысли, что Саймон значительно преувеличил свои возможности – в смысле умения засыпать в любой ситуации. Во всяком случае, в данной обстановке, подозревала она, и в течение данного времени он ни на минуту не погружался в сон. Она была уверена в этом.

Почему? Да потому что замечала, как он реагирует на каждое ее чуть заметное движение, каждый вздох – как шевелится его подбородок, вздрагивают веки, пробегает легкая дрожь по телу.

Ее удивляла, даже восхищала его стойкость: как мог он на протяжении нескольких часов играть роль спящего? Какой незаурядный артист! Она пробовала делать то же самое, но выдержала не больше минут пятнадцати-двадцати.

Временами ей хотелось нарушить этот фальшивый сон, разоблачить притворщика, но восхищение его упорством и умением останавливало ее.

В конце концов она, неподдельно зевнув, повернулась к окну кареты и уставилась в него.

Оранжевое яркое солнце огромным апельсином висело на западе и довольно быстро теряло свою округлую форму, постепенно исчезая за линией горизонта.

Если Саймон в очередной раз не передумал и они остановятся на ночлег в гостинице, то это, видимо, должно произойти уже совсем скоро: ведь он говорил – к концу дня. Значит, вот-вот они переступят порог придорожного постоялого двора «Заяц и гончая», где будут ужинать, а потом… Потом будет ее первая ночь с мужчиной, после которой она станет женщиной. Но что это означает, как происходит? Мать не удосужилась… постеснялась объяснить. Быть может, мать была права и лучше не говорить на эту тему? У каждого человека свои чувства, свой опыт…