Генетическая ошибка

– Ну, я пойду. Вижу, вы пришли в себя. Удачи!

– Спасибо. – Марина медленно двинулась в сторону остановки.

Голову ее атаковал шквал мыслей. Если она верно поняла парня, то пытаться дать денег Ковалеву бессмысленно. С другой стороны – не на это ли он намекал, выясняя про ее материальное положение? Парнишка может по молодости не все знать. Марина поняла, что без мужа эти вопросы ей не осилить, и достала телефон.

– Да, зай! – отозвался Сергей. – Ну как?

– Плохо. Очень плохо, – стараясь сдержать слезы, проговорила Марина. – Петелина, представляешь, родила. И теперь у меня другой следователь. Сущий дьявол. Он обещал посадить меня!

– Ты шутишь?! Не может этого быть! Ты же ни в чем не виновата!

– Он так не считает. Напротив, он уверен, что я преступница, убийца и мое место за решеткой.

– Ну это мы еще поглядим! – сердито произнес Сергей.

– Ты бы съездил к нему. Поговорил, как мужчина с мужчиной. Может, стоит предложить ему денег? Хотя… о нем ходит молва, что он неподкупен.

– Я съезжу, зая, непременно съезжу. Посмотрим, подкупен он или нет. Ты сейчас куда?

– Домой, куда еще? А ты? Ты уже освободился?

– Не совсем. Пока еще не в Москве.

– Время уже седьмой час, – возмутилась Марина. – Сколько тебя там будут мурыжить?

– Думаю, еще полчасика – и выдвигаюсь. Что у нас на ужин?

– Голубцы сделаю по-быстрому.

– Отлично. Обожаю голубцы. До встречи! – В трубке воцарилась тишина.

Марина увидела приближающийся автобус и побежала ему навстречу.

Очутившись дома, она без сил опустилась на диван в гостиной. Ей хотелось закрыть глаза, заткнуть уши, чтобы отключиться от всего и не вспоминать о недавнем разговоре со следователем. Однако перед ней все стояло его лицо, красное, как у индейца, с пронзительным и безжалостным взглядом. Марина в отчаянии пнула кулаком диванный валик. В это время зазвонил телефон.

Нинка! Они не разговаривали с момента аварии. Нина звонила несколько раз, но Марина не в состоянии была взять трубку. Вместо нее к телефону подошел Сергей и вкратце описал Нине ситуацию. Марина вздохнула и нажала на прием.

– Мариш! Как ты?

– Ужасно!

– Почему ужасно? – испугалась Нина.

– Я только что вернулась от следователя. Мне грозит тюремный срок.

– Господи, – ахнула Нина. – Не может быть! Сережа сказал, что ты ни в чем не виновата и максимум, что будет, это штраф.

– Как бы не так! Теперь это не административное, а уголовное дело. Я же превысила скорость, и свидетели нашлись, которые видели, как я с тобой трещала по телефону.

Нина подавленно молчала. Марина почувствовала, как ее одолевает злость. Все из-за нее, из-за Нинки. Дернул же ее черт тогда позвонить.

– Мариш, ради бога, прости, – пролепетала в трубку Нина. – Мне так неловко. Ну хочешь, я пойду к твоему следователю и скажу, что это я позвонила? Хочешь?

– Да брось ты, – немного смягчилась Марина. – Ты-то здесь при чем? Виноват водитель. Внимательнее надо было следить за дорогой и ехать медленней. Ты прости, я сейчас не могу говорить. Устала как собака, и настроение отвратное. Давай в другой раз?

– Конечно, – тут же согласилась Нина. – Ты, если что надо, сразу звони. Я приеду и все сделаю.

– Спасибо.

Марина отложила телефон и свернулась калачиком на диване, поджав под себя ноги, уютно пристроила голову на мягкой диванной подушке, закуталась в плед и закрыла глаза, совершенно позабыв об обещанных мужу голубцах.

Вернувшийся домой Сергей застал жену мирно спящей в гостиной. Рядом на полу лежал телефон. Сергей вздохнул, поднял его, поправил плед на Марининых ногах и пошел в кухню импровизировать ужин.





10




…На улице настоящая весна, яркий сиреневый май. Птицы щебечут с таким упоением, что кажется – ты в раю. В такие дни я вспоминаю наш двор в пору моего детства. Именно в это время, мы, ребятня, высыпали на улицу с великами и гоняли по асфальтовым дорожкам до одурения. Потом играли в вышибалы, в салки, колдунчики, жгли костерок на пустыре и рассказывали друг другу страшные истории про черный-черный дом и прочую чепуху. Наша компания состояла в основном из мальчишек, но было там и несколько девчат, возрастом от 11 до 13 лет.


Как-то раз мы засиделись почти до ночи. Одно за другим стали открываться окна, рассерженные матери звали нас по домам. И только мое окно оставалось по-прежнему закрытым. Друзья мои разбежались, остались только я и девочка по имени Майя. Она училась в параллельном со мной классе, в той же школе. Майя мне совсем не нравилась – у нее были длинные и тощие руки и ноги, и нос, всегда облупленный и усеянный крупными веснушками. А еще она была обладателем невероятно высокого и пронзительного голоса, который тут же пускала в ход, если считала, что ее пытаются обдурить или дискриминировать в наших дворовых играх.

Теперь мы с Майей стояли во дворе под большим раскидистым тополем, и я видел мурашки на ее костлявых голых плечах.

– Тебе холодно? – спросил я как можно более небрежным тоном.

Она кивнула, при этом ее курносый нос задрался высоко кверху – вероятно, она тоже хотела казаться независимой и взрослой. Я снял с себя джинсовку и протянул ей.

– Зачем, не надо, – проговорила Майя, но джинсовку взяла и натянула на замерзшие плечики.

– Что будем делать? – спросил я ее. – Еще погуляем или пойдем по домам?

– Я не хочу домой, – сказала Майя, и в ее глазах я увидел грусть.

– Почему?

– Там мать с отцом вечно орут, ругаются. Папка пьяный приходит каждый день, мамка с ним тоже выпивает. Он на нее замахивается кулаком. Страшно.

Она говорила это будничным тоном, так просто и доверительно, что у меня невольно сжалось сердце – словно кто-то стиснул его в кулаке.

– Пошли к нам, – предложил я Майе неожиданно для самого себя.

– К вам? – Она подняла на меня удивленные глаза. – Но ведь мы с тобой совсем не дружим…

– Какое значение имеет тут дружба? Посидишь немного спокойно в тишине, мать наверняка уже ужин приготовила. Она у меня классно готовит. У тебя-то небось и жрать дома нечего?

– Нечего. – Майя кивнула и шмыгнула своим вздернутым веснушчатым носом.

– Ну так и пойдем.

Я решительно взял ее за руку. Она была прохладной, маленькой, но удивительно крепкой. Мы зашли в подъезд, поднялись в квартиру. Из-за двери на площадку просачивался чудесный аромат жареной курицы. Я заметил, как Майя украдкой сглотнула слюну. Ключа у меня никогда не было, мама не работала и всегда находилась дома. Я позвонил. Тишина. Обычно мама тут же бежала открывать. Неужели она про меня совсем забыла? И домой не зовет, и в квартиру пустить не спешит. Майя смотрела на меня с тревогой. Я снова нажал на звонок. Тот же результат. Может, мама куда-то ушла? Ужин приготовила и вышла по делам? К соседке тете Кате, например.

– Мне, наверное, лучше уйти, – робко проговорила Майя.

– Стой тут. – Я крепче сжал ее руку.

Отец с самого малышового возраста приучил меня к тому, что мужчина должен заботиться о женщине. Даже если эта женщина – двенадцатилетняя веснушчатая соплячка с тощими голыми и ободранными коленками.

– Стой, – повторил я и в третий раз нажал на кнопку.

И тут в коридоре за дверью раздались шаги. Странные это были шаги – мама обычно ходила быстро, почти бегом. А эти шаги были медленными и тяжелыми, шаркающими, как у столетней бабки. Спине стало прохладно, я почувствовал, как на руках выскочили мурашки. Дверь распахнулась, и на пороге перед нами предстала мать. Она была неузнаваемая. Обычно веселая, беспечная, белокурая и голубоглазая, напоминающая порхающую бабочку, сейчас она вся поникла и съежилась, став значительно меньше ростом. Лицо ее было бледным и заплаканным, глаза опухли, подбородок дрожал.

– Вова… – она не договорила, махнула рукой. – Заходи.

– Мама, это Майя. – Я указал на сжавшуюся за моей спиной девчонку. – Можно, она поужинает у нас?

– Майя… – все тем же рассеянным тоном произнесла мать. – Да… да… конечно… заходите оба…

Гнетущее тоскливое чувство возникло у меня под ложечкой и быстро-быстро разлилось по всему телу, достигнув самых кончиков пальцев. Что-то было не так. Но что?

Я зашел в прихожую, Майя несмело шагнула вслед за мной. Мать как-то странно взглянула на меня и быстро ушла в комнату.

– Разувайся, – велел я Майе, – тапочки вон там. И сразу мыть руки.

К этому меня тоже приучил отец – пришел в дом, срочно мыть руки с мылом не меньше полминуты. Майя послушно стянула старые, стоптанные кроссовки и надела гостевые тапки. Я включил ей свет в ванной, и она скрылась за дверью. Хлынула вода из крана. В проеме между комнатой и коридором снова показалась мама. Лицо ее было искажено гримасой боли.

– Володя!

– Да что случилось? – не выдержал я. – Отчего ты плачешь?

– Папу… папу убили… – только и смогла она вымолвить. Потом сползла по стенке на пол.

Я с ужасом смотрел на ее белое лицо и закрытые глаза. Умерла? Обморок? Тихо скрипнула дверь ванной. Майя бесшумно выскользнула в коридор.

– Мама… – почему-то шепотом произнес я. – Надо «Скорую».

– Погоди, не надо. – Майя присела перед мамой на корточки, умелым движением приложила палец к ее шее. – Пульс хороший. Она просто потеряла сознание. Быстренько, принеси воды.

Я пулей понесся на кухню, наполнил стакан и вернулся в прихожую. Майя набрала в рот воды и стала брызгать ею маме в лицо. Веки у той дрогнули, и она открыла глаза.

– Ребятки… – она вдруг зарыдала так громко и безутешно, что у меня закололо в висках. – Вовочка… папы больше нет! Нашего папки! Убили-и-и… – Она завыла, как раненая волчица.

Я совсем растерялся. Стоял как истукан, не смея поверить в то, что услышал, не зная, что делать с обезумевшей от горя матерью. На помощь неожиданно пришла Майя.

– Скорее, – произнесла она спокойным и решительным тоном. – Надо ее поднять и уложить на диван или кровать. Давай, на счет три. Раз, два, три…