Галерея последних портретов
Часть 19 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Откуда ты знаешь?
– В том-то и дело, что я почти ничего не знаю, и хочу наконец выяснить.
– Она говорила, что этот кулон защищает ее от кого-то, – наконец сдалась Вера Николаевна. – Что кто-то преследует всех женщин в ее роду, я не поняла, кто именно. До четырех лет девочки якобы в безопасности, он не видит их. А затем заставляет покончить с собой. Не знаю почему. Она говорила, что отдаст кулон тебе, когда твой безопасный возраст закончится, и ты никогда не должна его снимать. Мы не говорили тебе, потому что все это похоже на бред больного человека, Саша.
– Мама, посмотри на меня, – устало произнесла Саша, снова позволяя креслу обволакивать себя, как пене. – Если бы это было бредом, разве я выглядела бы сейчас так?
Вера Николаевна внимательно посмотрела на дочь, как будто только теперь замечая ее вымотанный больной вид, уставшие глаза и небрежно растрепанные волосы, хотя обратила на это внимание, едва Саша вошла в квартиру.
– Но если бы это было правдой, то у тебя ведь есть кулон, – она перевела взгляд с Саши на Войтеха, как будто надеясь, что тот сможет объяснить причину их расспросов внятнее.
– Кулон почему-то перестал действовать, – коротко пояснил Войтех. – Мы не знаем наверняка почему, и чтобы выяснить это, нам нужно узнать как можно точнее, от чего кулон защищает. Поэтому постарайтесь вспомнить как можно больше деталей. О чем говорила Сашина прабабка?
– Да мы не слушали, всегда считали это ее выдумкой. Она была очень хорошей женщиной, доброй и отзывчивой, о Сашке хорошо заботилась, но чокнутой. Если бы она вносила это в уши ребенку, мы бы к ней не переехали, но она говорила только нам.
– Я нашла в квартире на Среднем альбом, может быть, были еще какие-то документы? – Саша с надеждой посмотрела на мать.
– Какой альбом? – не поняла та.
– Альбом с портретами женщин, завернутый в старую газету.
– Об альбоме я ничего не знаю. Когда мы делали ремонт в этой квартире где-то вскоре после смерти твоей прабабки, мы перевезли туда много старых книг, которые уже не имели эстетического вида, но выбрасывать их было жалко. Возможно, альбом затерялся среди них, но больше ничего не помню. Разве что… – Она вдруг запнулась.
Саша тут же подалась вперед.
– Что?
– Была еще шкатулка. Помнишь, Андрей? – Вера Николаевна посмотрела на мужа. – Она просила отдать ее Сашке, когда та вырастет. Ты не выбросил ее?
– Она на чердаке на даче, – мрачно ответил Андрей Владимирович. – Там стоят коробки с ее вещами, шкатулка где-то в них.
– Мне скоро двадцать девять, когда вы собирались мне ее отдать? – внезапно зло спросила Саша.
– Мы не собирались ее тебе отдавать.
– Надо ехать на дачу, – вмешался Войтех, пока разговор не ушел в опасном направлении. – Она у вас далеко?
– Шестьдесят километров на юг, – ответила Саша, поднимаясь с кресла и не глядя больше на родителей. – Поехали.
Войтех поставил полную чашку чая, к содержимой которой так и не прикоснулся, на столик.
– Спасибо, – он изобразил еще одну вежливую улыбку. – Всего доброго.
***
До появления собственного ребенка я, если честно, относилась ко всей этой истории довольно наплевательски. Не то чтобы мне было все равно, но все казалось, что как-нибудь оно само решится, и будь что будет. В конце концов, не я первая, не я последняя. Но когда я узнала, что беременна, мир перевернулся.
Тогда у нас еще не было возможности узнавать пол будущего ребенка, поэтому до самых слов акушерки «у вас мальчик», я не знала, сколько мне осталось жить. Но я уже так любила этого ребенка, что знала: сделаю все для него, отдам что угодно, сама пойду куда угодно, лишь бы он жил. И когда родился мальчик, я поняла, что судьба дала мне время не просто так. Я должна попытаться все исправить. Когда мой мальчик женился, и его жена снова родила мальчика, я уверилась в своем предназначении. Никогда еще в нашей семье два поколения подряд не рождались одни мальчишки, и это не могло быть совпадением.
Я посвятила всю свою жизнь тому, чтобы найти способ снять проклятие. Чтобы ты никогда не узнала, каково это: ждать своего ребенка и не знать, сможешь ли ты отвести однажды его в школу или через четыре года ты наденешь ей кулон на шею и поцелуешь на прощание.
Я объездила весь Союз, я была даже за границей, в Европе, в Америке. Полагаю, ты представляешь, каких трудов мне это стоило в то время. Повезло, что мой муж был хирургом с золотыми руками, у которого оперировались те, благодаря кому я потом и получала разрешение на выезд. Я посетила, наверное, всех колдунов и магов, которые хоть что-то могли и умели. Большинство из них никогда даже не слышали о том, что я им говорила. Те же, кто слышали, пугались еще сильнее и пытались всячески от меня избавиться. Боялись связываться с подобными силами. Смотрели на меня как на приговоренную к смерти и пытались поскорее отделаться от моего общества, как будто я заразная.
Единственный человек, который попытался мне помочь, жил в одном селе в Астраханской области, но, к сожалению, у него не получилось. Точнее, ему нужно было время, чтобы все изучить и подготовить, я ездила к нему, он изучал кулон, ставил опыты, что-то проверял. После мы несколько месяцев переписывались, он делал определенные успехи, а затем исчез. И вместе с ним, как я теперь понимаю, исчезла и моя последняя надежда.
Меня всегда считали плохой матерью, ветреной дамочкой, ненормальной, сдвинутой. Полагаю, ты об этом уже знаешь. Но это была плата за мои поиски. Меня упрекали в том, что я не воспитывала своего ребенка, но с этим справились и без меня. Твой дед вырос замечательным человеком. Я дала ему главное: жизнь. И ему повезло родиться мальчиком. Остальное время я могла посвятить своим поискам, готовясь к моменту твоего рождения.
26 октября 2013 года, 20.23
трасса М20
Ленинградская область
Саша уверенно вела машину в сторону родительской дачи, не снижая скорость даже в многочисленных деревнях, которыми была щедро усеяна трасса М20, идущая на Псков. Субботним вечером дорога была почти пуста, и редкие автомобили быстро уступали дорогу огромному коричневому монстру, торопливо прижимаясь к обочине. Высокие мрачные деревья мелькали справа и слева по ходу движения, в точности повторяя ее первый кошмар, но страха больше не было. В какой-то момент Саше удалось отгородиться от осознания того, что все это происходит с ней, что это ее преследует злобное нечто, что это она несколько часов назад едва не вышла в окно десятого этажа. Осталось лишь желание докопаться до сути.
Родители еще пытались задавать им какие-то вопросы, но Саша решила, что поговорит с ними потом. Потом, если еще сможет.
Изредка бросая быстрые взгляды на Войтеха, разговаривающего по телефону с Невом, она прислушивалась к его тихому голосу и вспоминала, когда в последний раз была на даче.
Наконец Войтех убрал смартфон от уха и посмотрел в его потухший экран, о чем-то думая. Саша еще немного нажала на педаль газа, теперь твердо уверенная в том, что с пассажирского сиденья не видна стрелка спидометра, и Войтех не сможет оценить ее реальную скорость.
– Что говорит Нев? – поинтересовалась она.
Войтех убрал смартфон в карман и только потом ответил:
– Говорит, что мы вполне можем иметь дело не с проклятием как таковым, а с последствиями не слишком успешных экспериментов с магией кого-то из твоих предков.
– Почему? – Саша нахмурилась, глядя на дорогу. Уже совсем стемнело, трасса по традиции освещалась плохо, поэтому приходилось тщательно следить за тем, чтобы кто-нибудь из деревенских жителей, уже успевших отметить субботний вечер, не бросился под колеса.
– Потому что самоубийство – не характерный способ окончания жизни при проклятии. Обычно проклятые люди сгорают от неизвестной болезни или погибают в результате несчастного случая. То есть причина так или иначе внешняя. Наш ученый приятель долго пытался объяснить мне это на аналогии с плетением сети, – Войтех криво улыбнулся, вспоминая вдохновленный монолог Нева. – Якобы проклятие – словно сеть, которая плетется под конкретного человека, а потом набрасывается на него «сверху». Запутавшись в сети, он постепенно погибает, как рыба, попавшаяся в нее. Но сеть эту можно снять. «Сжечь», как он выразился, тогда человек останется жить. Родовое проклятие от индивидуального отличается только тем, что на каждого новорожденного набрасывается новая сеть. – Войтех замолчал, покачав головой. Даже для его открытого всему аномальному сознания это казалось своего рода сказкой. – В твоем случае все немного иначе. Тобой что-то пытается управлять. Демон или злой дух. Он либо живет в тебе, притаившийся, либо присутствует рядом. Кстати, это объяснило бы, почему на тебя напал Голем.
– Запрограммированный на то, чтобы вобрать в себя зло, он почувствовал его во мне? – предположила Саша, не глядя на Войтеха, только крепче сжимая руль.
– Он был запрограммирован на диббука, но вполне мог среагировать на тебя по ошибке. Когда он понял свою ошибку, он тебя отпустил. При этом твой кулон раскалился, что могло быть связано с активностью той сущности, которая тебя преследует.
Саша внезапно рассмеялась. В тишине и темноте салона автомобиля – они только что свернули с трассы на проселочную дорогу, которая с двух сторон была окружена лесом без единого фонаря, – это прозвучало не весело, а скорее зловеще, как смех человека на грани истерики.
– Знаешь, когда в аэропорту ты сказал, что надеешься все же рано или поздно выяснить причину, по которой он напал на меня, я не думала, что выяснишь так быстро, – призналась Саша, все еще смеясь. – И уж точно не думала, что это будет такая причина.
Войтех покосился на нее, в его взгляде читалось беспокойство, но он так ничего и не сказал на это, предпочтя вернуться к тому, что говорил Нев.
– Нев считает, что одна из женщин в твоем роду могла призвать что-то сверхъестественное, пообещав ему взамен свою жизнь или душу, а потом пошла на попятную. Подобного обмана эти сущности не прощают.
Саша наконец перестала смеяться, о чем-то задумавшись.
– Ну, хорошо, пообещала, обманула, – уже серьезно сказала она. – Но ведь она давно умерла. И тот, кому она пообещала, давно забрал и ее жизнь, и душу, если хотел. При чем тут все остальные?
– Все остальные были бы ни при чем, если бы она не обманула. Возможно. Потому что даже Нев, хоть он и испытывает явный интерес к подобным силам, считает их… нечестными. Они всегда забирают больше, чем просят, а дают меньше, чем обещают. Когда же речь заходит об обмане со стороны смертных, они становятся еще и мстительными.
– Мне все равно кажется это странным. Мы ведь уже решили, что первая владелица кулона, Елизавета, которую я видела во сне, получила кулон, как и все мы, в четыре года. Неужели четырехлетний ребенок мог что-то задолжать темным силам? Какой такой ритуал она могла проводить в этом возрасте?
Войтех какое-то время молча смотрел через лобовое стекло на темную проселочную дорогу, которую выхватывали из темноты фары, сначала формулируя свое предположение, а потом пытаясь высказать его без заметного отвращения.
– Возможно, силам задолжала ее мать. Может быть, она пообещала не свою жизнь и душу, а своего ребенка?
Саша болезненно скривилась, сбрасывая ногу с педали газа. Дорога превратилась в «направление», по которому в темноте нужно было ехать крайне аккуратно до самой деревни, где и находилась их дача.
– Даже не знаю, хочу ли я знать, чего в таком случае просила эта… женщина у темных сил, – тихо призналась она, не пытаясь, в отличие от Войтеха, скрывать отвращение в голосе.
– Меня интересует только, какие именно силы она призывала, – сдержанно ответил Войтех. – Мы должны это выяснить, чтобы Нев смог хотя бы попытаться восстановить защиту.
Саша только вздохнула в ответ, ничего не сказав и сосредоточившись на дороге. Они въехали в деревню, уже притихшую в это время суток, и освещаемую редкими фонарями и окнами домов за заборами.
Дом Сашиных родителей находился в самом конце деревни, чуть на отшибе, зато недалеко от реки, плеск воды в которой был хорошо слышен в тишине, когда Саша въехала во двор и заглушила двигатель. Небольшой двухэтажный деревянный домик окружали уже упакованные на зиму клумбы, но возле крыльца стоял пока не убранный мангал. Видимо, отец, большой любитель шашлыков и рыбалки, собирался еще раз или два в этом году приехать сюда до окончания сезона.
Саша заперла машину и протянула Войтеху ключи от дома.
– Включи пока котел, а то мы замерзнем. Дверь под лестницей, не ошибешься. А я найду в сарае стремянку, без нее на чердак не добраться.
Войтех кивнул, забирая у нее ключи.
Обстановка в доме сразу давала понять, что на даче проводят достаточно времени. Здесь было все необходимое для комфортного длительного пребывания: водопровод, канализация, электричество, отопление. Деревенская романтика, о которой ему как-то рассказывал один из приятелей еще в пору его подготовки к полету в космос, совсем не ощущалась, зато дом позволял насладиться тишиной и покоем в комфортных условиях.
Ему потребовалось какое-то время, чтобы сориентироваться и сделать то, о чем просила Саша. К тому моменту, когда он закончил, она тоже вошла в дом вместе с небольшой железной лестницей.
Дверь на чердак, а точнее обычный люк в потолке, находилась на втором этаже в самом конце коридора. Прихватив с собой два мощных фонаря, которые отец всегда хранил на самом видном месте, поскольку в деревне часто вырубалось электричество, они поднялись на второй этаж.
Люк, по всей видимости, не открывали много лет, поскольку Войтеху пришлось налечь на него всем телом, чтобы тот наконец поддался. Он влез на чердак первым, а затем протянул руку Саше.
На чердаке было пыльно, с потолка свисали клочья паутины, но тем не менее здесь царил идеальный порядок: вдоль стен стояли многочисленные коробки, а в углу прислонилось к стене, накрытое какой-то тряпкой, не то зеркало, не то картина.
Сашин отец мог полгода ездить на машине с помятым крылом и не замечать чернильное пятно на рукаве, постоянно терял мобильный телефон и никогда не знал, где именно в шкафу искать свои рубашки, но все бумаги всегда хранил в идеальном порядке. В конце каждого учебного года все Сашины конспекты и тетрадки собирались в одну коробку, подписывались и отвозились на дачу. Саша смеялась над этой его привычкой ровно до тех пор, пока однажды на втором курсе университета ей не понадобился какой-то школьный конспект, который отец нашел ей в два счета. Удивляло ее теперь только то, что альбом лежал отдельно от всех остальных вещей ее прабабки. Вероятно, та видела недоверие на лицах своих внуков, подозревала, что они ничего не расскажут подросшей правнучке, и надеялась, что любопытная Сашина натура сама рано или поздно найдет альбом среди старых книг и заинтересуется им.
– Полагаю, нам нужна какая-то из этих коробок, – Саша огляделась по сторонам. – Давай искать. Будет подписана либо «бабушка Саша», либо «Александра Константиновна», либо как-то так.
Они принялись просматривать коробки и надписи на них, некоторые приходилось двигать, чтобы увидеть надпись. Потревоженная пыль взмывала в воздух, липла к одежде, клоками цеплялась к волосам, когда Войтех откидывал назад мешающую челку.
Коробка нашлась у дальней стены. Войтех без труда раскрыл ее: клей на липкой ленте за эти годы почти высох.
– Кажется, это оно, – предположил Войтех, осматривая блокноты и тетради, которые лежали сверху.
– В том-то и дело, что я почти ничего не знаю, и хочу наконец выяснить.
– Она говорила, что этот кулон защищает ее от кого-то, – наконец сдалась Вера Николаевна. – Что кто-то преследует всех женщин в ее роду, я не поняла, кто именно. До четырех лет девочки якобы в безопасности, он не видит их. А затем заставляет покончить с собой. Не знаю почему. Она говорила, что отдаст кулон тебе, когда твой безопасный возраст закончится, и ты никогда не должна его снимать. Мы не говорили тебе, потому что все это похоже на бред больного человека, Саша.
– Мама, посмотри на меня, – устало произнесла Саша, снова позволяя креслу обволакивать себя, как пене. – Если бы это было бредом, разве я выглядела бы сейчас так?
Вера Николаевна внимательно посмотрела на дочь, как будто только теперь замечая ее вымотанный больной вид, уставшие глаза и небрежно растрепанные волосы, хотя обратила на это внимание, едва Саша вошла в квартиру.
– Но если бы это было правдой, то у тебя ведь есть кулон, – она перевела взгляд с Саши на Войтеха, как будто надеясь, что тот сможет объяснить причину их расспросов внятнее.
– Кулон почему-то перестал действовать, – коротко пояснил Войтех. – Мы не знаем наверняка почему, и чтобы выяснить это, нам нужно узнать как можно точнее, от чего кулон защищает. Поэтому постарайтесь вспомнить как можно больше деталей. О чем говорила Сашина прабабка?
– Да мы не слушали, всегда считали это ее выдумкой. Она была очень хорошей женщиной, доброй и отзывчивой, о Сашке хорошо заботилась, но чокнутой. Если бы она вносила это в уши ребенку, мы бы к ней не переехали, но она говорила только нам.
– Я нашла в квартире на Среднем альбом, может быть, были еще какие-то документы? – Саша с надеждой посмотрела на мать.
– Какой альбом? – не поняла та.
– Альбом с портретами женщин, завернутый в старую газету.
– Об альбоме я ничего не знаю. Когда мы делали ремонт в этой квартире где-то вскоре после смерти твоей прабабки, мы перевезли туда много старых книг, которые уже не имели эстетического вида, но выбрасывать их было жалко. Возможно, альбом затерялся среди них, но больше ничего не помню. Разве что… – Она вдруг запнулась.
Саша тут же подалась вперед.
– Что?
– Была еще шкатулка. Помнишь, Андрей? – Вера Николаевна посмотрела на мужа. – Она просила отдать ее Сашке, когда та вырастет. Ты не выбросил ее?
– Она на чердаке на даче, – мрачно ответил Андрей Владимирович. – Там стоят коробки с ее вещами, шкатулка где-то в них.
– Мне скоро двадцать девять, когда вы собирались мне ее отдать? – внезапно зло спросила Саша.
– Мы не собирались ее тебе отдавать.
– Надо ехать на дачу, – вмешался Войтех, пока разговор не ушел в опасном направлении. – Она у вас далеко?
– Шестьдесят километров на юг, – ответила Саша, поднимаясь с кресла и не глядя больше на родителей. – Поехали.
Войтех поставил полную чашку чая, к содержимой которой так и не прикоснулся, на столик.
– Спасибо, – он изобразил еще одну вежливую улыбку. – Всего доброго.
***
До появления собственного ребенка я, если честно, относилась ко всей этой истории довольно наплевательски. Не то чтобы мне было все равно, но все казалось, что как-нибудь оно само решится, и будь что будет. В конце концов, не я первая, не я последняя. Но когда я узнала, что беременна, мир перевернулся.
Тогда у нас еще не было возможности узнавать пол будущего ребенка, поэтому до самых слов акушерки «у вас мальчик», я не знала, сколько мне осталось жить. Но я уже так любила этого ребенка, что знала: сделаю все для него, отдам что угодно, сама пойду куда угодно, лишь бы он жил. И когда родился мальчик, я поняла, что судьба дала мне время не просто так. Я должна попытаться все исправить. Когда мой мальчик женился, и его жена снова родила мальчика, я уверилась в своем предназначении. Никогда еще в нашей семье два поколения подряд не рождались одни мальчишки, и это не могло быть совпадением.
Я посвятила всю свою жизнь тому, чтобы найти способ снять проклятие. Чтобы ты никогда не узнала, каково это: ждать своего ребенка и не знать, сможешь ли ты отвести однажды его в школу или через четыре года ты наденешь ей кулон на шею и поцелуешь на прощание.
Я объездила весь Союз, я была даже за границей, в Европе, в Америке. Полагаю, ты представляешь, каких трудов мне это стоило в то время. Повезло, что мой муж был хирургом с золотыми руками, у которого оперировались те, благодаря кому я потом и получала разрешение на выезд. Я посетила, наверное, всех колдунов и магов, которые хоть что-то могли и умели. Большинство из них никогда даже не слышали о том, что я им говорила. Те же, кто слышали, пугались еще сильнее и пытались всячески от меня избавиться. Боялись связываться с подобными силами. Смотрели на меня как на приговоренную к смерти и пытались поскорее отделаться от моего общества, как будто я заразная.
Единственный человек, который попытался мне помочь, жил в одном селе в Астраханской области, но, к сожалению, у него не получилось. Точнее, ему нужно было время, чтобы все изучить и подготовить, я ездила к нему, он изучал кулон, ставил опыты, что-то проверял. После мы несколько месяцев переписывались, он делал определенные успехи, а затем исчез. И вместе с ним, как я теперь понимаю, исчезла и моя последняя надежда.
Меня всегда считали плохой матерью, ветреной дамочкой, ненормальной, сдвинутой. Полагаю, ты об этом уже знаешь. Но это была плата за мои поиски. Меня упрекали в том, что я не воспитывала своего ребенка, но с этим справились и без меня. Твой дед вырос замечательным человеком. Я дала ему главное: жизнь. И ему повезло родиться мальчиком. Остальное время я могла посвятить своим поискам, готовясь к моменту твоего рождения.
26 октября 2013 года, 20.23
трасса М20
Ленинградская область
Саша уверенно вела машину в сторону родительской дачи, не снижая скорость даже в многочисленных деревнях, которыми была щедро усеяна трасса М20, идущая на Псков. Субботним вечером дорога была почти пуста, и редкие автомобили быстро уступали дорогу огромному коричневому монстру, торопливо прижимаясь к обочине. Высокие мрачные деревья мелькали справа и слева по ходу движения, в точности повторяя ее первый кошмар, но страха больше не было. В какой-то момент Саше удалось отгородиться от осознания того, что все это происходит с ней, что это ее преследует злобное нечто, что это она несколько часов назад едва не вышла в окно десятого этажа. Осталось лишь желание докопаться до сути.
Родители еще пытались задавать им какие-то вопросы, но Саша решила, что поговорит с ними потом. Потом, если еще сможет.
Изредка бросая быстрые взгляды на Войтеха, разговаривающего по телефону с Невом, она прислушивалась к его тихому голосу и вспоминала, когда в последний раз была на даче.
Наконец Войтех убрал смартфон от уха и посмотрел в его потухший экран, о чем-то думая. Саша еще немного нажала на педаль газа, теперь твердо уверенная в том, что с пассажирского сиденья не видна стрелка спидометра, и Войтех не сможет оценить ее реальную скорость.
– Что говорит Нев? – поинтересовалась она.
Войтех убрал смартфон в карман и только потом ответил:
– Говорит, что мы вполне можем иметь дело не с проклятием как таковым, а с последствиями не слишком успешных экспериментов с магией кого-то из твоих предков.
– Почему? – Саша нахмурилась, глядя на дорогу. Уже совсем стемнело, трасса по традиции освещалась плохо, поэтому приходилось тщательно следить за тем, чтобы кто-нибудь из деревенских жителей, уже успевших отметить субботний вечер, не бросился под колеса.
– Потому что самоубийство – не характерный способ окончания жизни при проклятии. Обычно проклятые люди сгорают от неизвестной болезни или погибают в результате несчастного случая. То есть причина так или иначе внешняя. Наш ученый приятель долго пытался объяснить мне это на аналогии с плетением сети, – Войтех криво улыбнулся, вспоминая вдохновленный монолог Нева. – Якобы проклятие – словно сеть, которая плетется под конкретного человека, а потом набрасывается на него «сверху». Запутавшись в сети, он постепенно погибает, как рыба, попавшаяся в нее. Но сеть эту можно снять. «Сжечь», как он выразился, тогда человек останется жить. Родовое проклятие от индивидуального отличается только тем, что на каждого новорожденного набрасывается новая сеть. – Войтех замолчал, покачав головой. Даже для его открытого всему аномальному сознания это казалось своего рода сказкой. – В твоем случае все немного иначе. Тобой что-то пытается управлять. Демон или злой дух. Он либо живет в тебе, притаившийся, либо присутствует рядом. Кстати, это объяснило бы, почему на тебя напал Голем.
– Запрограммированный на то, чтобы вобрать в себя зло, он почувствовал его во мне? – предположила Саша, не глядя на Войтеха, только крепче сжимая руль.
– Он был запрограммирован на диббука, но вполне мог среагировать на тебя по ошибке. Когда он понял свою ошибку, он тебя отпустил. При этом твой кулон раскалился, что могло быть связано с активностью той сущности, которая тебя преследует.
Саша внезапно рассмеялась. В тишине и темноте салона автомобиля – они только что свернули с трассы на проселочную дорогу, которая с двух сторон была окружена лесом без единого фонаря, – это прозвучало не весело, а скорее зловеще, как смех человека на грани истерики.
– Знаешь, когда в аэропорту ты сказал, что надеешься все же рано или поздно выяснить причину, по которой он напал на меня, я не думала, что выяснишь так быстро, – призналась Саша, все еще смеясь. – И уж точно не думала, что это будет такая причина.
Войтех покосился на нее, в его взгляде читалось беспокойство, но он так ничего и не сказал на это, предпочтя вернуться к тому, что говорил Нев.
– Нев считает, что одна из женщин в твоем роду могла призвать что-то сверхъестественное, пообещав ему взамен свою жизнь или душу, а потом пошла на попятную. Подобного обмана эти сущности не прощают.
Саша наконец перестала смеяться, о чем-то задумавшись.
– Ну, хорошо, пообещала, обманула, – уже серьезно сказала она. – Но ведь она давно умерла. И тот, кому она пообещала, давно забрал и ее жизнь, и душу, если хотел. При чем тут все остальные?
– Все остальные были бы ни при чем, если бы она не обманула. Возможно. Потому что даже Нев, хоть он и испытывает явный интерес к подобным силам, считает их… нечестными. Они всегда забирают больше, чем просят, а дают меньше, чем обещают. Когда же речь заходит об обмане со стороны смертных, они становятся еще и мстительными.
– Мне все равно кажется это странным. Мы ведь уже решили, что первая владелица кулона, Елизавета, которую я видела во сне, получила кулон, как и все мы, в четыре года. Неужели четырехлетний ребенок мог что-то задолжать темным силам? Какой такой ритуал она могла проводить в этом возрасте?
Войтех какое-то время молча смотрел через лобовое стекло на темную проселочную дорогу, которую выхватывали из темноты фары, сначала формулируя свое предположение, а потом пытаясь высказать его без заметного отвращения.
– Возможно, силам задолжала ее мать. Может быть, она пообещала не свою жизнь и душу, а своего ребенка?
Саша болезненно скривилась, сбрасывая ногу с педали газа. Дорога превратилась в «направление», по которому в темноте нужно было ехать крайне аккуратно до самой деревни, где и находилась их дача.
– Даже не знаю, хочу ли я знать, чего в таком случае просила эта… женщина у темных сил, – тихо призналась она, не пытаясь, в отличие от Войтеха, скрывать отвращение в голосе.
– Меня интересует только, какие именно силы она призывала, – сдержанно ответил Войтех. – Мы должны это выяснить, чтобы Нев смог хотя бы попытаться восстановить защиту.
Саша только вздохнула в ответ, ничего не сказав и сосредоточившись на дороге. Они въехали в деревню, уже притихшую в это время суток, и освещаемую редкими фонарями и окнами домов за заборами.
Дом Сашиных родителей находился в самом конце деревни, чуть на отшибе, зато недалеко от реки, плеск воды в которой был хорошо слышен в тишине, когда Саша въехала во двор и заглушила двигатель. Небольшой двухэтажный деревянный домик окружали уже упакованные на зиму клумбы, но возле крыльца стоял пока не убранный мангал. Видимо, отец, большой любитель шашлыков и рыбалки, собирался еще раз или два в этом году приехать сюда до окончания сезона.
Саша заперла машину и протянула Войтеху ключи от дома.
– Включи пока котел, а то мы замерзнем. Дверь под лестницей, не ошибешься. А я найду в сарае стремянку, без нее на чердак не добраться.
Войтех кивнул, забирая у нее ключи.
Обстановка в доме сразу давала понять, что на даче проводят достаточно времени. Здесь было все необходимое для комфортного длительного пребывания: водопровод, канализация, электричество, отопление. Деревенская романтика, о которой ему как-то рассказывал один из приятелей еще в пору его подготовки к полету в космос, совсем не ощущалась, зато дом позволял насладиться тишиной и покоем в комфортных условиях.
Ему потребовалось какое-то время, чтобы сориентироваться и сделать то, о чем просила Саша. К тому моменту, когда он закончил, она тоже вошла в дом вместе с небольшой железной лестницей.
Дверь на чердак, а точнее обычный люк в потолке, находилась на втором этаже в самом конце коридора. Прихватив с собой два мощных фонаря, которые отец всегда хранил на самом видном месте, поскольку в деревне часто вырубалось электричество, они поднялись на второй этаж.
Люк, по всей видимости, не открывали много лет, поскольку Войтеху пришлось налечь на него всем телом, чтобы тот наконец поддался. Он влез на чердак первым, а затем протянул руку Саше.
На чердаке было пыльно, с потолка свисали клочья паутины, но тем не менее здесь царил идеальный порядок: вдоль стен стояли многочисленные коробки, а в углу прислонилось к стене, накрытое какой-то тряпкой, не то зеркало, не то картина.
Сашин отец мог полгода ездить на машине с помятым крылом и не замечать чернильное пятно на рукаве, постоянно терял мобильный телефон и никогда не знал, где именно в шкафу искать свои рубашки, но все бумаги всегда хранил в идеальном порядке. В конце каждого учебного года все Сашины конспекты и тетрадки собирались в одну коробку, подписывались и отвозились на дачу. Саша смеялась над этой его привычкой ровно до тех пор, пока однажды на втором курсе университета ей не понадобился какой-то школьный конспект, который отец нашел ей в два счета. Удивляло ее теперь только то, что альбом лежал отдельно от всех остальных вещей ее прабабки. Вероятно, та видела недоверие на лицах своих внуков, подозревала, что они ничего не расскажут подросшей правнучке, и надеялась, что любопытная Сашина натура сама рано или поздно найдет альбом среди старых книг и заинтересуется им.
– Полагаю, нам нужна какая-то из этих коробок, – Саша огляделась по сторонам. – Давай искать. Будет подписана либо «бабушка Саша», либо «Александра Константиновна», либо как-то так.
Они принялись просматривать коробки и надписи на них, некоторые приходилось двигать, чтобы увидеть надпись. Потревоженная пыль взмывала в воздух, липла к одежде, клоками цеплялась к волосам, когда Войтех откидывал назад мешающую челку.
Коробка нашлась у дальней стены. Войтех без труда раскрыл ее: клей на липкой ленте за эти годы почти высох.
– Кажется, это оно, – предположил Войтех, осматривая блокноты и тетради, которые лежали сверху.