Фунгус

Фунгусы столпились вокруг Майлис и маленького монстра, который не переставал толкать ее тысячью своих корешков. Она погрозила ему указательным пальцем, но все напрасно. Майлис упала на пол: «Ох!»

Стоя на коленях, она обнаружила, что все стены облеплены фунгусами, которые смотрели на нее, излучая новое чувство. Несколько раз ей приходилось с ним сталкиваться, когда она ругала Коротыша, но точного его значения она не знала. Теперь оно ей открылось.

Она поднялась на ноги, глядя на скопище чудовищ. Наконец-то она поняла: это был смех. Толпа потешалась над ней и ее жалкой судьбой: по приказу любимого ей мужчины ее гонят прочь, вышвыривают во внешний мир, словно мусор. Коротыш смеялся громче всех, радуясь победе, и подталкивал Майлис к выходу. Делал он это не спеша, вкушая сладость мести на глазах множества зрителей. Смех фунгусов был пронзительным, его сопровождали звуки, похожие на скрип несмазанных дверных петель.

– Хик-Хик! На помощь! – закричала она.

Но Хик-Хик не появился. Коротыш продолжал ее пинать, пока они не оказались снаружи. Там он повалил жертву на землю, обвил длинным языком за щиколотку и поднял вверх.

Все фунгусы высыпали из недр горы, чтобы полюбоваться сценой: наконец-то они могли вдоволь посмеяться над женщиной, которая вообразила о себе слишком много и постоянно за ними следила. Они хохотали без удержу. Но неожиданно Майлис поднялась на ноги, вытерла слезы и шагнула вперед. Она ткнула в Коротыша своим учительским пальцем и на смеси языка фунгусов и людей произнесла ужасные слова:

– Я жила среди вас и поэтому знаю, о чем говорю. Признаюсь, в вас много хорошего. Ваше общество ни в чем не нуждается, вам нет надобности иметь крышу над головой или добывать себе пропитание. Несколько капель дождя – и вы накормлены, а все ваши потребности удовлетворены; вы не страдаете от жары или от холода. Ваш язык уникален: вы общаетесь при помощи чувств, тогда как люди используют слова. Вы связаны друг с другом, как связаны между собой все моря на земле. Вы – братья, поэтому политику заменяете дружбой. Все это прекрасно и достойно всяческих похвал.

Однако на этом Майлис не остановилась, и ее дерзкий указательный палец снова нацелился в физиономию Коротыша:

– Но несмотря на все плюсы, ваши недостатки, ваша ограниченность очевидны и неисправимы. Вы предаетесь лихорадочной деятельности, работая день и ночь, и все это лишь потому, что не можете остановиться. Ваш безумный труд не приносит радости никому – ни миру, ни вам самим. Вы строите мосты через реки, по которым не ходите; строите дозорные башни, с которых не будете наблюдать за горизонтом; а если бы когда-нибудь вы оказались на морском берегу, то построили бы там нелепые гавани, из которых не отправится в плавание ни один корабль. Вы не способны создать ничего полезного, нужного и достойного восхищения.

И словно этого ей было мало, Майлис свою речь закончила такими словами:

– Ваш мозг не способен создавать метафоры. Следовательно, вам недоступна одна из главных радостей – поэзия. Вы лишены поэтического чувства, и в этом ваше несчастье. Вам никогда не понять ни географической карты, ни стихотворения, ни политической утопии, ни религиозной веры. Ваш мозг не умеет спать, поэтому ваша душа лишена мечты. О, бедные фунгусы! Ваши глаза видят только то, что находится перед ними, и больше ничего. Это жестокое наказание: ваша природа заставляет вас жить исключительно в реальном мире и не видеть ничего, кроме предметов, которые вас окружают. О, фунгусы! Самые несчастные существа во вселенной!

Смех фунгусов смолк. Из жертвы Майлис превратилась в обидчицу. Чудовищам стало не по себе. Особенно страдал Коротыш, самый безрассудный из всех. Он сразу понял, почему слова этой женщины ранили их так сильно: она говорила правду.

Маленькое тело Коротыша задрожало от ненависти. Зрачки его расширились, как у кошки: весь желтый глаз заполнило черное блестящее пятно. Он ненавидел Майлис за ее слова, но не только за них. Имелась еще одна причина.

Она сама не знала, какую боль причинила маленькому монстру. До ее появления в недрах Пустой горы фунгусы не умели смеяться. Когда она впервые наказала Коротыша, щелкнув по носу, фунгусы узнали, что такое насмешка. С этого момента маленький фунгус страдал от жесточайшей из пыток: он стал посмешищем в глазах существ, с которыми ему приходилось постоянно встречаться. Именно сейчас Майлис осознала то, что ощущала, но не могла определить прежде: чудовища над ней смеялись. И смех этот ранил гораздо больнее, чем удары их липких языков.

Коротыш дрожал от ярости, словно внутри его цилиндрического туловища томилась взаперти тысяча диких кошек. И когда маленький монстр, казалось, готов был лопнуть от злости, он вдруг укусил Майлис, да так быстро, что она не успела заметить, как челюсти сомкнулись, и ее указательный палец, которым она грозила чудовищам, исчез в его пасти. Три ряда острых, словно ножи, зубов отсекли его в один миг.

Майлис вскрикнула и упала на колени. Кровь хлестала из раны, словно вода из прохудившегося шланга, заливая подол ее черного платья, лиф и оба рукава. Все произошло мгновенно, и рыдала она не столько от боли, сколько от ужаса.

Толпа фунгусов медленно исчезала в недрах горы. На несколько минут Коротыш задержался перед раненой Майлис, стоявшей на коленях. Ей не дано было понять, какие страдания она ему причинила. Если раньше чудовища просто недолюбливали маленького фунгуса, то после ее появления в Пустой горе над ним издевались. Коротыш приблизил свою пасть к лицу несчастной, старательно пережевывая ее палец. Ему хотелось, чтобы она видела, как обе фаланги, перемолотые острыми зубами, исчезают в его утробе. Потом он повернулся к ней спиной и ушел внутрь горы.





XXIII

Жестокий Феро убивает и обезглавливает всех фунгусов, которые преграждают ему путь к Пустой горе. Фунгусы принимают важное решение: они хотят, чтобы Кривой вернулся




Но как бы трагично ни выглядел конфликт между Майлис и Коротышом, он был всего лишь ничтожной долей общего противостояния людей и фунгусов. Ибо в день изгнания Майлис из недр Пустой горы чудовища получили неожиданную и тревожную новость: новое войско приближалось к их убежищу – на этот раз с севера. Эта армия была гораздо более многочисленна и лучше оснащена, чем та, с которой они сражались во время Великой битвы. В ней насчитывалось больше солдат, коней, мулов, повозок и пушек. А еще с этим войском двигались в их сторону четыре таинственные платформы, на которых под белыми чехлами прятались какие-то штуковины. Фунгусов охватило волнение, тут-то и стало очевидно то, что Майлис понимала и раньше: Хик-Хик уже ничего для них не значил.

В отличие от приготовлений к первой битве, на этот раз Хик-Хик не поднялся на каменную трибуну, чтобы воодушевить чудовищ перед сражением. Причин тому было две. Во-первых, фунгусы уже не обращали внимания на своего бывшего хозяина, словно он для них не существовал, словно его никогда с ними и не было. Монстры обращались с ним с тем же равнодушием, с каким всегда относились к Лысой Гусыне, которой зла не желали, но и добра никакого не делали. Последним приказом Хик-Хика, который чудовища выполнили, было изгнание Майлис, да и то потому, что им самим того хотелось, однако больше фунгусы ему не подчинялись. Во-вторых, когда его женщина покинула гору, он запил горькую и практически не покидал своей спальни. Лишь иногда Хик-Хик выходил, пошатываясь, из комнаты под сводом горы на верхнюю площадку, нависающую над пропастью, и с этой огромной высоты испускал дикий крик, который разносился по всем пустотам:

– Кривой! Куда он запропастился? Пусть вернется немедленно!

Ему никто не отвечал. Удивленный Хик-Хик смотрел с площадки вниз, в пустоту, словно не веря, что фунгусы больше ему не подчиняются.

Только Коротыш бегал за ним по-прежнему, но лишь потому, что остальные фунгусы не желали принимать его в свой круг. Он, как и раньше, караулил по ночам у изголовья хозяина, потому что был одинок, а еще потому, что предчувствовал: в снах скрыта какая-то важная тайна, секрет, который люди пытаются разгадать уже тысячу лет, с тех самых времен, когда жил рыцарь Филоме. Иногда, лежа на матрасе из мха, Хик-Хик, человек, некогда возглавлявший полчища фунгусов, внушавший ужас людям и заставивший их покинуть долину, смотрел на Коротыша и говорил ему дрожащим голосом:

– Кривой меня очень ценил, представляешь? Прошлой зимой мы столько вечеров провели вместе за беседами об Идеале. Он напоминал грустного ребенка. Он настоящий товарищ.

Так наступает крах великих империй, и конец их объясняется не столько катастрофами, сколько загниванием, не столько нападениями внешнего врага, сколько равнодушием и небрежением. Причиной падения Рима были не варвары. Вовсе нет. Последний император терял свою власть постепенно: сначала ему отказались подчиняться подданные, потом отпали одни провинции, другие же перестали платить налоги. И наконец его уже никто не слушался. И все же долгое время благодаря инерции последний император продолжал править или делать вид, что правит, а рабы продолжали делать вид, что они ему подвластны. И наконец наступил день, когда явившийся откуда-то варвар посмотрел на него в упор и сказал на ушко такие слова: «Ступай-ка ты отсюда». И последний император ушел.





* * *


Когда фунгусы узнали, что люди готовятся напасть вторично, они не всполошились и не завопили – и все-таки были потрясены. Находясь в комнате Хик-Хика, Коротыш ощутил их волнение. Сотни фунгусов, населявших Пустую гору, разом перестали работать, хотя в другое время трудились не покладая рук. Они собрались в Большом зале в нижней части горы и встали так тесно друг к другу, что превратились в одно существо с сотней тысяч конечностей разной длины. Монстры были растеряны и вялы. Они знали, что приближается страшная опасность, но не понимали, как ей противостоять. Майлис уже предупредила их: «Вы – существа, лишенные воображения, а потому вам никогда не стать достойными соперниками людей, которые однажды вас уничтожат». Плотная толпа фунгусов замерла в страхе и нерешительности, их безвольные конечности казались бессмысленным сплетением высохших корней. Монстры молча смотрели друг на друга своими глазами, лишенными век, пока из комнаты Хик-Хика не появился Коротыш.

Он посмотрел вниз на Большой зал, заполненный фунгусами. Стоя на верхней площадке, Коротыш видел круглые головы своих собратьев, стремившихся к действию и одновременно не способных принять какое-либо решение. Понаблюдав немного за скопищем тел, образовавших некое подобие огромной бесформенной мочалки, маленький фунгус в один миг преодолел пятьдесят два этажа и, оказавшись перед толпой, закричал:

– Нас сбросят в расселину!

Расселина. Как они этого не понимают? Люди столкнут их в расселину всех до одного! Он уже побывал в этом бездонном колодце, в этой пустоте, в этом ужасе. Коротыш широко разинул рот:


– Расселина!

Фунгусов сбросят в бездонную яму, в расселину!

Но собратья Коротыша продолжали безвольно жаться друг к другу, как овцы в дождливый день, они не ведали, как поступить, хотя прекрасно осознавали грозящую им опасность. Возможно, именно поэтому фунгусы так долго подчинялись Хик-Хику: инстинкт послушания был у них развит гораздо сильнее, чем инстинкт власти. Эти существа, лишенные воображения, не умели читать географические карты, составлять планы, принимать решения.

Все одновременно устремили взгляд на Коротыша, словно его окрик давал ему право на их внимание. Но он пребывал в той же растерянности, что и остальные, потому что тоже не умел ни спать, ни мечтать. Самый маленький из фунгусов никогда бы не решился осуществить столь сложное дело, как руководство сражением. Но сейчас собратья окружили его и требовали действия или хоть какого-то ответа. «Ты странный фунгус, – говорили они. – У тебя необычные мысли, следовательно, ты можешь что-нибудь придумать». Чудовища толпились вокруг, и Коротыш ощущал исходящее от них необычное сочетание угроз и надежд. Наконец он воскликнул:

– Пусть Кривой вернется к нам!

На долю секунды воцарилась тишина, словно все пятьсот фунгусов затаили дыхание, а потом их желтые глаза широко раскрылись.

– Кривой привел вас к победе в Великой битве, – продолжил Коротыш. – Он знает, как победить новых врагов.

Хик-Хик приказал Кривому оставаться в доме Майлис в наказание за проступок. Но сейчас фунгусы решили послать за ним Коротыша, потому что именно ему пришла в голову мысль вернуть его: «Пусть Кривой вернется к нам!» Маленький фунгус не ожидал такого поворота событий. Ему вовсе не хотелось идти в осталь. А что, если по дороге случится какая-нибудь беда? Все обвинят его в провале операции. Поэтому он попытался возразить:

– Нет, пусть пойдет кто-нибудь другой.

Однако собратья были неумолимы и на своем языке, сплетенном из различных эмоций, сказали ему такие слова:

– Делай что приказывают.

Самый маленький из фунгусов не мог противостоять столь твердому и единодушному решению остальных, но все-таки сделал еще одну попытку уклониться: ему было очень страшно.

– Войска людей подошли уже слишком близко, я не успею предупредить Кривого, – сказал он.

Но вперед выступили два монстра, которые обычно носили паланкин Хик-Хика:

– Мы доставим тебя к нему. Мы проворнее языков пламени и быстрее молнии.

В порыве воодушевления толпа подняла Коротыша над своими головами:

– Отправляйся в путь и привези нам Кривого! – говорили они. – Мы выиграем для тебя время, даже если придется пожертвовать собой. Отправляйся в путь немедленно и возвращайся вместе с Кривым!

Пусть Кривой вернется к нам! Общими усилиями они затолкнули маленького фунгуса в паланкин.

Сквозь щели меж плетением веток Коротыш видел сотни и сотни фунгусов, возбужденных предчувствием скорой битвы. Они задирали головы, разевали пасти, откуда поднимались длинные языки, которые раскачивались в воздухе и щелкали, словно кнуты. Монстры издавали страшный рев, доселе неизвестный природе. Их рев отдавался под сводами горы. Это был воинственный клич сотен звериных глоток. Фунгусы казались порождением лесной чащи, недр земли. И внушали ужас.





* * *


Тем временем войско Огюста Феро де Юбера решительно направлялось в сторону Пустой горы.

Феро верхом на коне возглавлял процессию. Рядом с ним ехал Касиан: со времен Римской империи известно, что без местных проводников не обойтись. Впереди двигалась небольшая группа пеших зуавов[20]: широкие шаровары, фески с кисточками и гордые мусульманские подбородки, украшенные обильной растительностью. Зуавы обожали Феро за воинскую доблесть и полное отсутствие угрызений совести, а он в ответ на это поклонение назначил их своей garde de corps[21].

Тяжеловесная колонна медленно, но уверенно продвигалась по лесной дороге. Слева от тропы высилась трехметровая насыпь, заросшая густым лесом. Внезапно из этой чащи кустов и деревьев появилось существо огромного размера и невероятной формы.

Появилось оно на вершине насыпи, куда его будто бы вознесли крылья. Но нет, это был прыжок. Растопырив конечности, чудовище спикировало на трех зуавов, шагавших прямо перед конем Феро. Монстр пронзил их своими крючковатыми, похожими на серпы когтями. Затем поднял длиннющие гибкие лапы – семь или даже восемь, каждым ударом убивая одного, двух или даже трех солдат. В первый момент люди и животные замерли в оцепенении. Затем лошади взбрыкнули, поднялись на дыбы и бросились прочь, топча людей и сметая все на своем пути. «Драконы, драконы!» – слышалось со всех сторон. Смятение. Хаос.

Дракон повернулся и укусил коня Феро за морду. Лошадь сбросила всадника, и La Bête рухнул на землю. На миг дракон задержался, добивая несчастное животное, в это время личная охрана командира выстрелила. Но чудовище не погибло и отчаянно завопило. Возвышаясь над окружившими его солдатами на две пяди, оно пыталось сражаться со всеми сразу, дико вращая лапами-корнями. Зуавы кололи его, дубасили кулаками, обстреливали. Но монстр не сдавался. Он пробил сомкнувшееся вокруг него кольцо мундиров, с одинаковой легкостью ломая руки, ноги и винтовки, и не останавливался, чтобы добить раненых. Он двигался вдоль колонны, разрывая на куски людей и мулов. Но неожиданно остановился и обернулся. Прямо перед собой он увидел командира: тот вынул шпагу из ножен, не успев даже подняться с колен. Дракон узнал в La Bête предводителя врагов – возможно, ему помогал первобытный инстинкт: так охотник узнает вожака волчьей стаи. Все произошло мгновенно: несмотря на многочисленные раны, чудовище бросилось на Феро, который успел выпрямиться во весь рост. К счастью, в тот миг, когда он нацеливался, чтобы нанести удар, Касиан пальнул в него из своей великолепной двустволки. Две пули крупного калибра угодили врагу прямо в лоб. Он рухнул замертво – с ним было покончено.

Пока дым от выстрела рассеивался, генерал и его солдаты рассматривали лежащий на земле труп. При виде подобной картины у любого сжалось бы сердце. Немой ужас пробежал по рядам пехотинцев, артиллеристов и кавалеристов. Так с кем же все-таки они будут сражаться? Огромное, невероятной формы тело поверженного врага перегораживало узкую тропу. Чудовище казалось порождением самого дьявола: нелепые длинные лапы, гигантская голова, чуть вытянутая в середине и ровная по краям, желтые глаза. Труп монстра внушал ужас: людям предстоит сразиться с существами двухметрового роста, вооруженными когтями-шипами. Злые акульи глаза, конечности разветвляются, как волосы Медузы Горгоны. Вскоре отряд в подавленном молчании снова пустился в путь.

Длинная колонна принимала все меры предосторожности. Солдаты шагали медленно, внимательно следя за любым движением в чаще, держа винтовки наготове. Но и это не помогло: спустя некоторое время другой монстр, столь же невидимый, как и первый, в одиночку набросился на войско. На этот раз он нападал на центральную часть двигающейся вперед колонны. Новая вспышка ярости, новые жертвы, визг чудовища и вопли людей. Уничтожение противника стоило отряду пяти убитых, двенадцати раненых и трех мулов. Последних генералу было жальче всего: заменить их труднее, чем солдат.

Им пришлось еще дважды отражать нападения фунгусов: один атаковал войско с тыла, другой, подобно первому, бросился прямо на Феро. Когда чудовища совершали свои невероятные прыжки, они и вправду напоминали летящих драконов. Солдаты не понимали смысла этих одиночных атак, смертоносных и одновременно самоубийственных. Найти в них смысл французы не могли по одной простой причине: их врагами были фунгусы, о которых французы ничего не знали. Нападавшие погибли, чтобы остальные выиграли время, чудовища отправили добровольцев, готовых на жертву. Их план полностью удался: они задержали продвижение отряда, чтобы Коротыш успел привести Кривого.

Солдаты заволновались и начинали роптать. Над их головами висело пепельно-серое небо; тяжелые грозовые тучи плыли над пушками, которые здесь, между небом и горами, казались игрушечными и хрупкими.

К счастью, генерал Феро был человеком недалеким, но чрезвычайно настойчивым, ограниченным во всем, кроме жестокости. Ничто его не страшило: убитым драконам он велел отрезать головы, забрать в качестве трофеев и водрузить на самые длинные пики. Солдатам, несущим пики, он приказал встать во главе шествия, на виду у всех. Типичный приказ Феро, который привел бы в ужас коллег по генеральному штабу. Но здесь, в этом диком краю, затерянном в Пиренейских горах, не было ни одного члена генерального штаба, зато была тысяча солдат и необходимость поднять их дух. Четыре зуава несли четыре пики с отрезанными головами чудовищ, казавшихся пришельцами с другой планеты. «Vive la France, vive la République![22]» – закричали солдаты. «Al˙lahu-àkbar[23]», – вторили им зуавы. Поистине, Бог велик.

Со времен рыцаря Филоме во Франции и повсюду в мире цивилизованные люди задают себе один и тот же вопрос: где кроется Власть?

Где скрыто невидимое, таинственное и бесплотное вещество, которое заставляет одних людей подчиняться другим? Этот вопрос задавали и задают себе все люди планеты, за исключением Феро La Bête в отношении которого у каждого возникало законное сомнение: а можно ли назвать его полностью человеком? Огюст Феро не знал колебаний, ему все всегда было ясно. А главное убеждение, двигавшее им, звучало так: Власть нигде не прячется, он сам – и ему подобные – и есть Власть. Когда-нибудь он совершит настоящий подвиг, и мир узнает об этом.





Однажды, вскоре после того, как первые фунгусы пробудились к жизни под ударами кулака, движимого любовью, Кривой и Коротыш наблюдали за Хик-Хиком, спавшим в своей кауне.