Фея

Когда мы только поступили на первый курс, нам рассказали о том, что студенты — новый образ жизни. Мои тупые однокурсники с тупыми шуточками восприняли эти слова как «тараканы в общаге», «пельмени на завтрак/обед/ужин» и «постоянный секс».

Но как же они ошиблись, когда поняли всю трудность занятий в этом университете. По началу, я восхищалась студентами, которые пребывали на третьем и четвертом курсах филологического, потому что они говорили очень красиво и научно, но быстро в них разочаровалась, когда увидела в Паутине их фото топлес и фотографии с вечеринки, где они снимали топики и майки, даже бюстгальтеры. Ужас.

Я не следила за ходом своих мыслей, потому не сразу заметила как все уже танцевали, веселились и пили. Иногда такие знания, как «уметь не пьянеть» — жизненно необходимые. В таком случае, надо поскорее начать веселиться.

Внезапно мне стало грустно. Я чувствовала себя одиноко в толпе пьяных студентов. Не понимаю, как кто-то смог пронести алкоголь. Ректорат вынюхивал всех. Но, видимо, в больших количествах пили только те, кто держал себя в руках.

Уже через полтора часа я была в хлам, но сознание мое пока не подводило, но это пока. Мой брат в углу зажимал какую-то второкурсницу, кажется, это Люда — наша староста. М-да, ну и вкусы у моего братца.

Против Люды я никогда ничего не имела. Она была забавной и чуткой, но совершенно не разбиралась в людях и никогда не понимала намерений людей. Она была похожа на ангела. Люда ничем не баловалась, жила в приличной семье, хорошо воспитывалась, не закрывала «хвосты», не грубила, не хамила и искренне не понимала, что общество не нуждалось в ней, как в чем-то необходимом.

Танцпол горел свето-музыкой и глазами веселившихся. Решаюсь искать кого-то из знакомых, но на ноги наступают только симпатичные третьекурсники со знаниями в голове. К сожалению, симпатии я к ним не испытывала, но очень хотелось бы. Я не понимала, что делала. С одной стороны я была в сознании, а с другой — не знала, что творила. Некоторые вещи выветривались из моей головы. Я не помнила имен, язык заплетался, иногда тошнило, но я продолжала веселиться, изредка отходила попить воды.

Я поняла, что сошла с ума, когда осознала, что целуюсь с одним из баскетболистов. А обещала себе без бесстыдства. Категорически наплевать на то, кто это. Я не видела его лица. Меня просто зажали у стенки и жадно хватали ртом.

Абсолютно все равно, что я это делаю из собственной потребности. Особенно похер, что будут думать обо мне однокурсники и другие учащиеся, если узнают. Ведь это человек, которого все девушки хотят, а парни ему завидуют. Я не видела ничего, никого. И не хотела вообще что-то видеть. Мне казалось, что я теряюсь в чувствах.





Баскетболист




Я не заметила, как бесстыдство переросло в яркую вспышку страсти. Все началось просто с приглашения на медленный танец. Я была настолько пьяна, что не сразу сообразила, как мы целовались посреди танцплощадки. Эти поцелуи не были простым ребячеством, как в первом году старшей школы. Тогда я не понимала, что это не то: не та кульминация.

Сейчас же я горела. Взрослеешь — меняется взгляд на некоторые вещи.

Парень обжигающе коснулся моей шеи, и мне определенно это нравилось. Думаю, ему неудобно было наклоняться, чтобы оставить синий след на моей ключице. Я простонала тихо: музыка заглушала любые вздохи. Я обняла его за шею и притянула к себе ближе. Ближе, чем прикасаться телами, и быть не может.

Низ живота стянуло. Я чувствовала возбуждение, ноги слегка подкашивались. В кромешной темноте я видела лишь слегка взъерошенные волосы. Не все красавчики могут опьянять трезвых и отрезвлять пьяных. В моем случае мне просто было все равно. Я не ведала, что творила, да и не особо соображала, когда залезла на стол, скинув пластиковые стаканы.

Снова я не могла разглядеть лица. Не потому, что не горит свет. А потому, что в глазах потемнело от новой волны поцелуев в шею. Я опрокинула голову назад, обнимая парня и теребя его волосы.

Чувствовала, как он оставляет на моей коже следы. Не хочу, не могу остановиться. Хочу воспротивиться. Он устроился у меня между ног, а мне не хватало сил, чтобы воспротивиться. Будучи пьяной я казалась сама себе сонной, слабой, болезненной. Я словно наблюдала со стороны. Как будто мое тело было зажато между еще одним телом и стеной, а разум где-то со стороны наблюдал за всем тем, что происходило.

Мне было противно от самой себя за то, что позволила себе настолько заиграться в неприступную стену, а потом не уследить и жалеть о том, что все, в очередной раз, полетело ко всем чертям — прямо в адовый огонь.

Зубами парень слегка оттягивает мочку уха, заводя меня еще больше. Живот будто затянут в узел, а дыхание давно сбилось. Мне было абсолютно наплевать на личность партнера. Может, из-за того, что я перебрала и не понимала, что делаю. Я была люто зла на себя, но не смогла заставить себя передумать совершать еще одну ошибку в моей жизни.

Он пальцами очерчивает мою фигуру. Я жмурюсь, оставляя попытки оторваться от парня. Веду бой с собой: то, что мне нужно и то, от чего я пока не могу отпрянуть. Тяжело. Начинаю задыхаться. Воздуха становиться мало. Хочу оттолкнуть его, но сил хватает только на то, чтобы немного стянуть его рубашку в районе груди.

Снова жаркие поцелуи в губы. Баскетболист прикусывает мочку уха и переходит к шее. Горячим языком обжигает мою холодную кожу. Снова щупает грудь, снова заводит меня. Он целует мое тело: правое плечо, ключицы, артерии на шее, левое плечо и щеку. Я выпрямляюсь. Туман потихоньку рассеивается.

Я поднимаю его лицо и целую в губы, сидя на столе с задранной юбкой до самой каемки чулков. Молодой человек прыгает назад под напором какой-то силы и пошатывается. Я немного трезвею и стараюсь привести свои мысли в порядок, как-то собрать их вместе. Но я не могу этого сделать и стараюсь не заплакать.

— Ира? Какого черта ты с Русланом? — мой брат Летит следом, но уже на меня, стараясь тормозить, что плоховато получается.

— Эм… — мне нечего сказать. Перед братом стыдно, но вот перед двумя лишними баскетболистами — нет (помимо Ильи, в аудиторию ворвался Смирнов). — Я пьяна! Ясно? Мне не пять лет, что ты обо мне так печешься! — перехожу на ругань. Да уж, женская логика, которой нет. Почему бы не перевести все в ссору?!

Ухожу из актового зала. Не хочу находиться в универе. Домой, скорее домой. Скорее выбраться из металлических оков стыда и глупости. Какая же я дура! Чем я думала, дьяволы?

Забегаю в раздевалку и хватаю свою кожаную куртку. Надоело. Настроение закончилось точно. Хотя, в принципе, он прав. Мне бы тоже не понравилось, если бы мою дочь или младшую сестру зажимал какой-то парень.

Выхожу на улицу. В лицо бьет легкий холодный сентябрьский ветер. Я окончательно трезвею. Меня хватают за локоть и резко разворачивают. Я пытаюсь удержаться на ногах, но спотыкаюсь о воздух. Упасть не успеваю — меня хватают за плечи и крепко держат.

— Ты зачем это делала? — кого как не Михаила заботит моя личная жизнь. Действительно?

— Я не обязана тебе отчитываться. Если считаешь, что я таю от тебя как шоколад в микроволновке, то ты глубоко, очень глубоко ошибаешься. Я не собираюсь с тобой разговаривать, ваше высочество! — делаю реверанс и поклон, сочтя этот момент подходящим для шуток — конечно же.

— Ты же прекрасно понимаешь, что он это расскажет всем и выставит тебя не в самом лучшем свете.

— А тебе-то какая разница? — одергиваю руку и быстрым шагом иду домой. Саша потерялась где-то в актовом зале. Она не звонила, но я предполагала, что с ней Артур. Жаль ее оставлять там, вдруг что случится, а придумать стратегический ход не успеет.

— Мне есть разница. Пока твоего брата нет рядом с тобой — я за него, — это было так самоуверенно сказано, что я громко усмехнулась.

— А где же он?

— Он тебе не обязан отчитываться! — передразнил он меня. Пристально посмотрела ему в глаза, Миша отвернулся. — Свою подружку довозит.

Я остановилась. Что-то в его глазах было едкое, как кислота, и загадочное, как зеленый лес.


— Ну так, а какого черта? — спрашиваю уже, наверное, не его, а саму себя.

Иду целенаправленно домой. Скорее в теплую квартиру. Умыться, помыться, расслабиться, стереть с себя этот вечер — лучше, конечно, навсегда. Может даже выпить и устроить истерику в одинокой квартире.

Смирнов снимает с себя бомбер и заставляет надеть его. На вопрос зачем он это делает, ответа я не услышала. Скинула бомбер, отдала в руки и пошла дальше.

— Да что ты от меня нос воротишь? — недовольно вскрикнул баскетболист, опять остановив меня, удерживаю руку. Его рука теплая, а моя холодная.

— Э, у меня… У меня аллергия! — отмахнулась я в надежде, что парень отстанет.

— На людей? — с ухмылкой на губах спросил кареглазый.

— На баскетболистов.

***

Дома я была через десять минут. Родителей в квартире я не застала, о чем гласила мне записка про неотложный отъезд и мое великодушное понимание.

Я налила стакан молока. Даже не разогрела, просто выпила залпом. Одна на две недели, какой ужас. Илья съехал в общежитие, поэтому я точно одна.

На кухонных часах пять-тридцать-две утра. Ничего себе! Это сколько же времени прошло? Больше девяти часов?

Мой телефон зазвонил. Если это Смирнов, то я не отвечу. Если Илья — сброшу и отключу. На экране светился незнакомый номер.

— Какого черта мне звонят в такое время? — срываюсь, потому что это неприлично.

— Ири, детка, — по голосу я поняла, что это Руслан, — не хочешь продолжить начатое? Скажем, у меня сегодня вечером?!

Вот это наглость!

— А не пойти ли бы тебе к черту? Если я была пьяна и хотела тебя, то не обольщайся, что захочу «закончить начатое». Пошел в жопу, Руслан! — с силой нажимаю «Отбой» и выключаю телефон.

Сегодня ректор решил устроить выходной, чтобы студенты оправились, поэтому можно проспать целый день.

***

Проснулась я от стука в дверь. На часах было пять вечера, еще же такая рань.

Я поднялась с кровати и накинула халат. Кого еще принесло? У Ильи есть ключ, родители в отъезде, Саша умеет открывать замок.

— Собирайся, нужно идти.

— Что случилось? Я только проснулась… — я зевнула: спать хотелось жутко. Видимо, я еще не отошла.

Парень перекинул меня через плечо и методом тыка пальцем в небо нашел ванную комнату.

— Твоего брата отвезли в больницу, я не знаю почему.





Темнота




Машины для слабаков?! Действительно.

Именно так я считала раньше. В принципе, и сейчас так считаю, но только на подсознательном уровне. Сознание твердило об опасности.

Смирнов мне так ничего конкретно не сказал, лишь ответил, что пока сам в точности ничего не знает. Меня это взбесило. Предпочитаю неведению конкретность. Конкретность всегда освобождает от лишних мыслей.

Мы ехали по трассе, не сворачивая. На часах полседьмого, а за окном темнело. Ночь словно забирала под свое покрывало весь город. Из динамика моего смартфона раздалась мелодия «Muse — Feeling Good».

— Да, — напряженно отвечаю, руки трясутся. — Да, Ира. Здравствуйте, Олег Витальевич, — Я и понятия не имела кто это, но оппонент представился мне медработником в «Скорой». — Я уже еду.

Баскетболист, сидевший слева от меня за рулем своей дорогостоящей машины, кинул на меня вопросительный короткий взгляд. По всей видимости, мое лицо было белое, а руки тряслись, как у наркомана.

— Можно я закурю? — спрашиваю своего сопереживающего. Вот как научили в дурной компании — так теперь бросить не могу. А говорила мама, что нельзя связываться с плохими ребятами. Но нет, Ира же непослушная дочка.

— С каких пор гномы курят? — едко ухмыляясь, спросил он.

— За гнома обидно, вообще-то. Курю давно, несколько лет уже, — зажигаю сигарету и открываю окно. Выдыхаю горький дым, вместе с тем — облегченно.