Европейское турне

Глава 1




В лекционном зале тесно, студенты сидят на скамьях плотно, касаясь друг друга локтями и плечами. За кафедрой стоит сам Гюнтер фон Шуппе, один из популярнейших профессоров берлинского университета Фридриха Вильгельма[1] в области точных наук. Хороший математик, физик, механик, а главное – блистательный преподаватель, способный объяснить сложные вещи буквально на пальцах.

Маленький суетливый человечек сомнительного происхождения сильно напоминает обезьянку своеобразной физиономией и несуразной фигурой. Да и в быту, поговаривают, отличается довольно-таки неприятными привычками. Неряшливый, нечистоплотный, неделями не меняющий засаленную одежду, выглядит профессор весьма непрезентабельно. Однако когда фон Шуппе становится за кафедру, то преображается на глазах.

Вдохновенные движения, горящие глаза и хорошо поставленный голос профессионального лектора, почти двадцать лет отработавшего приват-доцентом[2]. Чёткие движения умелого чертёжника, и вот на доске с идеальной точностью нарисована проекция несложного механизма в сопровождении формул.

– Карандаш сломался, – услышал Алекс шёпот позади и передал запасной, не оборачиваясь, не отрывая взгляда от лектора.

– Спасибо, брат студент.

Кивок в ответ, так же не поворачиваясь, фон Шуппе как раз начал чертить интересную схему, весьма ёмко и образно комментируя начертанное.

Учёба в университете образца 1866 года, попаданцу нравилась больше, чем дома. Несмотря на разговоры о Классической советской Школе, преподаватели такого уровня дома попадались редко.

Почитание Европы? Да нет… просто материальная заинтересованность преподавателей. Точно также дела обстояли ныне и в Российской Империи. Сумел заинтересовать студентов, будет посещаемость, а значит – хорошие деньги за лекции.

Проявил себя не только как хороший лектор, но и как видный учёный? Звание профессора с твёрдым окладом от государства, и это помимо денег за лекции от студентов. Звание профессора даётся пожизненно, оклад выплачивался даже в том случае, когда учёный давно уже вышел на пенсию. Неплохой стимул для преподавателей стремиться к совершенству.

Профессор закончил лекцию, и студенты загомонили, обсуждая её. Шуппе окружили, не давая пройти и прося уточнить некоторые моменты. Тот смеялся и отшучивался, отвечая чёткими, отменно выверенными фразами, нередко разбираемыми на цитаты.

Наконец профессора отпустили, без внимания студентов тот снова превратился в карикатуру на человека и пошёл к выходу, нервно вздрагивая от каждого шороха, втягивая голову в плечи. Поговаривали, что в прошлом фон Шуппе хватало неприятных моментов, так что тараканы в голове учёного откормленные. Ну да бог с ним…

Переждав поток, Алекс спокойно собрал записи и вышел за гомонящей толпой. Как обычно, слегка отдельно.

Дело даже не в инаковости попаданца, резко отличающегося от хроноаборигенов. Просто берлинский университет чрезмерно немецкий, с развитой системой студенческих братств. Формируются братства на основе землячеств и политических убеждений – почти исключительно националистических, имперских.

Отношение к славянам в этой среде и без того не лучшее, а уж после совместного демарша России и Франции, Укравших Победу и прервавших объединение Германии, оно стало вовсе уж скверным. Попаданец счёл невозможным вступать в подобные братства. Выслушивать регулярно лекции на тему неполноценности славян и предательстве России желания как-то не возникло.

Пусть его считают Алексом Смитом, но внутри-то он Алексей Кузнецов, и по характеру далеко не Штирлиц. К чёрту.

Поскольку не состоит ни в одном из братств, то и одевается как филистер[3], чем ещё больше выделяется из толпы[4]. Иногда хочется влиться в студенческую тусовку…гулять хроноаборигены умеют не хуже потомков. Но даже если отбросить неприязнь к славянам, остаётся ещё и проблема фуксов[5].

Бегать на побегушках? Спасибо, не тянет… Раскрывать инкогнито также не хочется. Вот и остаётся одиночество. И учёба.

Вздохнув, вышел из аудитории одним из последних, переждав поток гомонящих студентов.

– Спасибо, – брат-студент, за карандаш, – сказал улыбающийся бурш[6] со шрамом на лице[7], стоящий чуть в стороне от входа, – выручил.

– Пожалуйста, брат-студент.

– Я Адольф, – протянул руку бурш, – Адольф фон Нарбэ.

– Алекс Смит..

– Как насчёт выпить пива в приятной компании? – Подмигнул черноволосый бурш.

Алекс слегка приподнял бровь, показывая тем самым лёгкое недоумение приглашением, но кивнул. Почему бы и нет? Понятно, что немцу что-то нужно… как раз и проясниться – что.

Адольф попадался на глаза не в первый раз, и всегда бурша окружали друзья и… свита? Да, часть его окружения можно назвать именно так.

– Адольф!

– Брат-студент!

– Нарбэ!

Путь до пивной затянулся – казалось, нового знакомца Алекса знают все встречные, радостно приветствуя бурша. Но после школы трущоб, сцены, политической активности, войны и работе в береговой охране, Фокадан легко высмотрел ряд несоответствий.

– Давай, – Ёрничая, дал мысленную команду очередному случайно встреченному студенту, и тот дал. Как в плохом театре, случайно встреченный приятель оглянулся на невидимого Алексу суфлёра, и немного судорожно обернулся, едва не оскальзываясь на мокрой брусчатке, одновременно расплываясь в чересчур широкой, резиновой улыбке.

– Фон Нарбэ! – Молоденький фукс радостно замахал ладошкой и прямо-таки расцвёл, когда бурш царственно кивнул ему в ответ, не сбавляя шага.

– Вербовать будут, – вяло оживился предстоящей интриге попаданец. Вряд ли опознали как полковника в отставке и довольно-таки известного драматурга, недаром усики и бакенбарды отпустил ещё на корабле. Как студент Алекс ещё ничем не прославился – не было загулов, дуэлей, научных открытий.

Значит, студенческое братство ведёт дежурную вербовку интересного иностранца? Да, похоже на то. Инаковость хоть и мешала сойтись с местными накоротке, но она же выделяла Алекса из толпы. Уверенное поведение, манеры бывалого человека, да ещё и при деньгах… как ни крути, но взгляд цепляется.

– Интересно, интересно… агента влияния с прицелом на будущее будут делать или кошелёк на ножках понадобился?


Студенческие братства германских земель, явление странное. С одной стороны очень националистические. После столь неудачного окончания войны, с фактически отобранной победой, сложно ожидать чего-то иного.

С другой – в немецких братствах можно встретить представителей самых разных национальностей. Русских и французов в братствах сейчас нет, по понятным причинам[8], но есть чехи, поляки (впрочем, эти и сами в большинстве своём те ещё русофобы), скандинавы, балканские славяне и даже турки. И отношение к ним самое тёплое.

Помимо членов братств и свободных студентов, есть ещё и прослойка из тех, кто не вступает в братства, но вертится рядышком. Одни пытаются использовать братства в своих целях… но чаще получается наоборот. Другие хотели бы вступить, но по каким-то причинам не тянут.

Хочешь посещать разудалые студенческие пирушки, но нет желания проходить стадию фукса и участвовать в почти обязательных дуэлях? Раскошеливайся, или как-то иначе продемонстрируй пользу Братству. Талантливых студентов братчики могут взять под покровительство с расчетом на будущее, не глядя на происхождение.

Есть деньги, нет… наличествовал бы какой талант, иметь должников порой выгодно. Не каждый из них достигнет высот, но и архивная крыса может принести пользу. Пусть не лично спонсору, а одному из братства, так ведь взаимозачёты никто не отменял.

Пивнушка неподалёку от университета специализируется на клиентуре из числа студентов. Всё очень прочно и бюджетно.

Не то чтобы студенчество здесь нищее, скорее наоборот – добрая половина учащихся принадлежит как минимум к среднему классу, а вожаки по большей части из юнкерского[9] сословия. Просто традиции такие, чтоб в студенческих гулянках могли принимать участие и небогатые члены братств, не чувствуя себя на содержании.

– Тёмного, – сходу скомандовал Адольф русоволосой официантке с косами-баранками на висках, по хозяйски хлопнув девушку по пышному заду. Наигранно смутившись, она ушла, ступая по истёртым каменным плитам пола с тяжеловесной грацией перекормленной валькирии. Минуту спустя на дощатом столе стояли четыре кружки пива, на литр с гаком каждая, и большая тарелка с мясными закусками.

– Извини, что не спросил, какое ты любишь, – не слишком искренне повинился фон Нарбэ, берясь за кружку, – по привычке заказал самое лучшее.

Алекс молча кивнул, принимая извинение и подавляя улыбку. По привычке… ну-ну… психологические трюки с доминированием выходцу из двадцать первого века знакомы куда как лучше. В своё время, ещё работая в театре, даже записывал, дабы не забыть. И применял, иначе ИРА и не состоялась бы так громко. Везение, случай… всё верно, но и послезнание тоже.

Первая кружка по традиции пошла почти залпом, вторую уже можно цедить часами.

– Действительно хорошее, – со стуком поставив кружку на стол, прервал молчание попаданец, ничуточку не лукавя. Пиво в девятнадцатом веке куда как лучше, чем в двадцать первом. Да и продукты вообще.

Правда, без консервантов и холодильников пиво частенько прокисает, а провизия портится. Самое неприятное, что не всегда это можно понять сразу, чаще потом… Пока не стал параноидально относиться к свежести продуктов, бывали казусы. До крайности не доходило, но переулки в Нью-Йорке освоил хорошо.





* * *


Живот предательски заурчал и Алекс негромко ругнулся:

– Карга старая!

– Скушай пирожок, деточка, сама пекла.

– Да чтоб я ещё раз у этой чёртовой отравительницы из рук что-то взял! Говорили мне, что она подешевле провизию закупает, так внимания, дурень, не обратил!

Живот скрутило крепко, и актёр с ужасом понял, что не добежит… Прикусив губу, несколько нервно оглянулся в поисках извозчика, но таковых поблизости не виднелось. Негромко, но очень эмоционально выругавшись, пошёл в сторону проулков, отчаянно стараясь совместить скорость передвижения и некое достоинство.

Запахи ударили в нос, и начинающему актёру стало ясно, что переулок давно используется в качестве бесплатного туалета. В попытках найти местечко поукромней, он осторожно переступал через оставленные предыдущими посетителями мины и вонючие потёки.

Живот крутило всё сильней, и выбирать место посадки пришлось наскоро. Нащупав в кармане сюртука только что купленный томик Байрона – дорогущий (!), Алекс выругался ещё раз, поклялся себе, что никогда не будет есть подозрительную еду!





* * *


С лекарствами, кстати, тоже проблема – местным аптекам попаданец не слишком доверяет. Ртуть в лекарственных препаратах, активное применение наркотиков, мышьяка, порошка из мумий[10]… Нет уж, лучше самому лечиться. А ещё лучше – не болеть.

Сильно не хватает таких привычных вещей, как спелые яблоки зимой. Вроде и деньги ныне есть, чтобы купить что-то вкусненькое, а деликатесов нет – только в сезон. Разве что апельсины продаются круглогодично, но и они какие-то мелкие, с кислинкой, горьковатые.

– Интересный ты человек, – улыбнулся Адольф, прервав мысли попаданца, – голову на отсечение даю, что с тобой не всё так просто, как кажется.

– Просты только одноклеточные, – пробурчал Алекс, не отрывая губ от кружки, на что немец звонко расхохотался, стукнув ладонью по столу.

– Да, брат-студент, – вытер клетчатым платком выступившие от смеха слёзы Нарбэ, – ты стал бы украшением нашего братства, подумай над этим.

– Ты даже не представляешь, насколько прав, – ёрнически подумал попаданец, давя усмешку.

С полчаса потрепавшись о профессорах, разошлись по делам.

Прислушиваясь к себе, Фокадан ощутил слабый интерес к происходящему. Какие бы цели не преследовал один из старейшин студенческого братства, покрутиться рядышком попаданец не возражал. По крайней мере, научится понимать юнкеров в частности и дворян вообще.