Это ты во всем виновата!

— Я… справляюсь, — заверила его Хеллер. По ее голосу было понятно, что это был взвешенный ответ, а не заранее подготовленная и заученная информация, которую ей нужно было жизнерадостно внушать всем остальным журналистам.

— Вы смотрели фильм? — спросил Генри.

— Еще нет, — ответила Хеллер, хотя незадолго до этого она сама рассказывала журналистам, что смотрела фильм бессчетное количество раз, что он великолепен, что он совершенно соответствует книге и что она от него в восторге.

— Уверен, что фильм стоящий, — сказал Генри Хеллер. — Я знаю, насколько он важен для вас и как усердно вы над ним работали. Только не доводите себя до белого каления, хорошо?

— Э-э, Генри, а у вас есть какие-нибудь реально стоящие вопросы? — спросил Уайатт.

— Только один, но сначала хочу спросить: кто это?

Он показал на меня.

— Никому неизвестно, — ответила Хеллер. — Появилась откуда-то и теперь таскает маффины из буфета. Вон видишь, под футболкой три пончика спрятала. И не собирается уходить.

Для справки: я съела только два маффина, а пончик завернула в салфетку на всякий случай — мало ли что может произойти.

— Правда? — удивился Генри.

— Она моя кузина, — призналась Хеллер. — Из Нью-Джерси. Ее задача — удостовериться, что я не напьюсь, не накурюсь, не угоню машину и не врежусь на ней в автобус «Войн ангела». Чемпион мира среди зануд. Стоит мне только подумать о сигаретке или матерном словечке, как ее голова раскалывается на две части, и оттуда появляется эта мерзкая горбатая ящерица в белом фартуке. О, а вот и она!

— Неправда! — возмутилась я. — Я здесь в качестве… э-э… волонтера! Я заботливый член семьи и божественный рупор небес!

— Она… она помогает, — произнесла Хеллер. Она взглянула на меня и тут же отвела взгляд.

— Что ж, кажется, вы обе очень хорошо справляетесь, — улыбнулся Генри, кивая мне. В этот момент я поняла: парни, вроде моих братьев или Милса и Билли, даже при самой мимолетной встрече с Генри сразу поймут, что он — самый классный парень на свете, и начнут имитировать его подпрыгивающую походку, ухмылку и, вполне возможно, его белую челку. Вот только они будут выглядеть как туповатые зебры-подростки. Генри был классным, хотя не прилагал для этого никаких усилий. Он был классным, потому что казалось, что ему и вправду не наплевать на Хеллер, что он и доказал, не задав ей ни одного нахального вопроса. И он выглядел так, будто ему хочется обнять Хеллер и прошептать ей на ушко, что все будет хорошо.

— Мой вопрос такой, — сказал Генри. — Хеллер Харриган, вы супермегазвезда. За каждым вашим шагом следят миллионы глаз — в надежде, что вы облажаетесь. Ведь так здорово наблюдать за людьми, которые облажались! Это подобно тому, как автокатастрофа и крушения самолетов привлекают толпы зевак. Но позвольте задать вам один вопрос. Я знаю, что подобного никогда не произойдет, но что, если сбудутся наихудшие опасения? Что, если фильм провалится, все начнут винить вас одну, и все эти «Воины ангела» наставят на вас свои золотые арбалеты? Если, не дай Бог, это произойдет, что вы будете делать?

Генри смотрел Хеллер прямо в глаза, а она отвечала ему тем же. Они будто бросали друг другу какой-то вызов, известный только им двоим.

— Я разберусь с этим, — ответила Хеллер. — Это, конечно, будет не самый приятный опыт, и, возможно, потребуется довольно много времени, чтобы вытащить все эти золотые стрелы из моей головы, но я… я не сдамся. Смерти моей они не дождутся.

Произнося эти последние слова про смерть, Хеллер не была похожа на какую-то глупышку, трезвонящую всем: «ОМГ, когда вот тот-то посмотрел на меня из противоположного угла кафе, я думала, что прям умру!» Она была похожа на человека, который либо когда-то был на волосок от смерти, либо очень серьезно думал о ней. Возникла пауза. Хеллер и Генри Фиренце — ну, или как его там на самом деле звали — продолжали смотреть друг другу в глаза. Хеллер улыбалась не своей голливудской улыбкой, а чуть более сдержанно, смело и даже немного испуганно.

— Спасибо, Генри, — сказал Уайатт. — Пожалуйста, передай своим подписчикам, что Хеллер их всех обожает, что «Войны ангела» им обязательно понравятся и что они должны продолжать писать твиты о нем!





***


После того как Генри ушел, для Хеллер наступил перерыв на ланч. Мы сидели вдвоем в одной из спален номера, окруженные кучами одежды — Хеллер поменяла наряд, прическу и аксессуары как минимум двенадцать раз за утро, потому что, как мне объяснил Уайатт: «Хеллер должна быть иконой стиля. Она не может выглядеть одинаково на всех фото и видео, потому что фэшн-блогерам просто необходимы миллионы новых луков Хеллер, чтобы их проанализировать, раскритиковать, а потом скопировать для себя. Коллажи с ее нарядами часто публикуются в журналах, чтобы их читатели могли проголосовать за свой любимый и поспорить о том, сколько раз Хеллер повторила один и тот же пояс или сумку, и означает ли это, что эти пояс и сумка — ее любимчики. Ну и у нас есть раздел советов, где купить любимые сумки и ремни Хеллер, или их менее дорогие версии, которые выглядят почти так же, хоть и могут развалиться или привести к сыпи, если вы решитесь выгулять их пару раз».

Один из ассистентов принес салаты для нас с Хеллер. Мы не разговаривали с того самого интервью с Талли Марабонт, так злились друг на друга. Однако, понаблюдав несколько минут за Хеллер, жующей одинокий лист латука, я не выдержала:

— Ты должна съесть все! А затем еще один салат и протеиновый коктейль! Ты очень усердно работаешь, и тебе нужно восстановить силы.

Я говорила как моя мама, но это было то, что нужно.

— Людям, которых через несколько секунд будут фотографировать в высоком качестве в белом облегающем комбинезоне, нельзя есть, — ответила Хеллер. — Думаю, денька через два я наконец смогу пообедать.

— Ты можешь надеть прелестный пуховый жилет поверх твоего белого комбинезона, — предложила я, а затем выпалила, не удержавшись от любопытства: — Что это за парень? С белой челкой. Генри Фиренце.

— Почему я должна перед тобой отчитываться? Чтобы ты почувствовала себя в курсе всего? Чтобы ты могла поиграть в интервью со своими мягкими игрушками? Или чтобы ты могла рассказать своим друзьяшкам всю подноготную Хеллер Харриган? Если, конечно, у тебя вообще есть друзья.

— Потому что, если ты мне не расскажешь, я позвоню твоей матери и спрошу про него. Ты этого хочешь?

Хеллер уставилась на меня и наконец произнесла:

— Его зовут не Генри Фиренце. Он выдумал это имя, потому что знал, что я сразу его узнаю. «Фиренце» — это Флоренция на итальянском, самый красивый город в мире, как рассказывал мне тот парень, город, где он в будущем хочет жить. Со мной. Так что никакой он не Генри. Его зовут Оливер. Довольна?

Хеллер скептически уставилась на меня. До меня вдруг дошло, что, возможно, это именно у нее нет друзей. Она, конечно, была знакома с тысячами людей, но из того, что я увидела, большинство из них либо работали на Хеллер, либо что-то хотели от нее, либо считали ее сумасшедшей, либо все вместе.

Что касается меня, то когда наши родители разлучили нас четыре года назад, у меня тоже было не слишком много друзей. Из-за домашнего обучения я в основном общалась со своими братьями и сестрами. К тому же тревожное расстройство серьезно ограничивало мои контакты с другими людьми. У меня была лучшая подруга, но потом случилось ужасное, и с тех пор я старалась избегать каких-либо дружеских отношений. Насколько я могу судить, иметь лучшего друга опасно, потому что он знает о тебе все. Никто не может ранить тебя сильнее, чем лучший друг.

— Хеллер, — сказала я, — мы были друзьями, но наша дружба в прошлом. Мы — никто друг другу. Я здесь, чтобы присматривать за тобой, потому что ты в этом нуждаешься. Но я могу гарантировать тебе одно: если ты что-то мне расскажешь по секрету и попросишь сохранить этот секрет, я клянусь, что никому никогда его не выдам.

— Ладно, — тихо произнесла Хеллер, — я все равно не собираюсь рассказывать тебе об Оливере все, потому что… потому что тогда я могу… могу вспомнить слишком многое, а я не хочу ступать на опасную территорию. Я расскажу тебе, как мы встретились.

Я не могла понять, то ли Хеллер решила мне немного довериться, то ли ей просто нужно было кому-то выговориться.


— До того как я получила роль в «Войнах ангела», у меня были огромные проблемы. «Анна Банана» закончилась, мне было шестнадцать, и я никак не могла найти работу. Было несколько предложений, но в основном это были еще более ужасные версии Анны Бананы, вроде: а что, если Анна переехала в Швейцарию, устроилась няней к паре богачей и совершенно избаловала близнецов, или: а что, если Анна Банана переехала в Нью-Йорк, записалась в школу моды и стала бесплатным помощником дизайнера-стервы с парочкой богатых, испорченных близнецов. Мне не хотелось участвовать во всем этом, потому что для меня это был бы шаг назад. Я участвовала в пробах на фильмы, спектакли, взрослые ТВ-шоу, но везде, увидев меня, продюсеры и съемочная группа твердили: «О, да, ты же играла сопливую подростковую принцесску, вряд ли ты способна сыграть что-либо еще. Следующий!»

Живя в Парсиппани, я все время интересовалась, что же делала Хеллер после того, как «Анна Банана» закончилась. Все, что я могла найти в интернете, были фотографии Хеллер на открытии ночных клубов в других странах или на Средиземном море на борту яхты какого-то богатея в качестве его гостьи — в бикини, цедящей шампанское, с кучей других людей, которые по идее были известными, вот только я никогда о них не слышала.

— Я начинала отчаиваться, а мой старый противный менеджер уговаривал меня поучаствовать в каком-нибудь реалити-шоу, где меня бы отправили на остров с кучкой тех, кто когда-то был кумиром подростков, но либо оказался в тюрьме, либо обрел Иисуса. Я отказалась. Тогда он сообщил, что я могла бы заработать кучу денег, если, как только мне исполнится восемнадцать, снимусь в домашнем порно под названием: «О-о-очень большой банан», только нужно притвориться, что это было мое личное домашнее видео, а я расстроена и возмущена, что теперь эта запись продается в интернете. Когда я попыталась ему объяснить, почему съемка в домашнем порно — не такая уж хорошая идея, он просто сказал: «Ну что ж, в таком случае, ты банкрот».

— Банкрот? Да ладно? Разве ты не заработала достаточно денег, изображая Анну Банану, снимаясь в фильме и записывая ее песни? У каждого в Парсиппани есть рюкзак с Анной Бананой.

Я почти ненавидела себя, задавая эти вопросы, потому что из-за этого чувствовала себя персональным бухгалтером Хеллер.

— Да, я заработала много денег, но я была несовершеннолетней, так что всем распоряжалась моя мать. По идее она должна была положить большую часть заработанных мной денег в банк. Я знаю, что она пыталась себя пересилить, что она сделала это не нарочно, просто она никогда раньше не видела такую сумму. Потом один из ее бойфрендов, гад с конским хвостом — настоящий женоненавистник! — уверил ее, что он успешный финансовый консультант с Уолл-стрит, хотя у него вроде бы не было ни одного клиента. Он это объяснял тем, что работал с настолько крутыми звездами, что ему приходилось соблюдать конфиденциальность. Моя мать, конечно, с ума по нему сходила и отдала ему все деньги, которые я заработала, ведь он пообещал, что может утроить эту сумму, поместив ее в оффшорный банк и вложив в — как там он это назвал? — «диверсифицированный портфель инвестиций». На самом же деле это означало, что три недели спустя он, не говоря никому ни слова, продаст наш дом в Лос-Анджелесе и нашу машину и исчезнет с лица земли вместе с каждой мною заработанной монеткой.

— Н-но… почему вы не обратились в полицию? Они же могли арестовать его и вернуть тебе деньги!

— Они попытались. Но у него был поддельный паспорт, и последний раз его видели в Эквадоре, а там они не слишком озабочены выдачей Штатам подобных гадов-мошенников. Никто ничего не мог сделать. Мама была в полном отчаянии, плакала, постоянно извинялась передо мной, так что мне приходилось утешать ее, говорить, что она не виновата, что мне плевать на все эти деньги, главное, чтобы она не расстраивалась. На самом деле, так оно и было — я злилась в основном из-за того, как этот негодяй обошелся с моей матерью, но тем не менее — я была банкротом, все было кончено, и я серьезно подумывала о том, чтобы заявиться к вам домой в надежде, что ваши родители не заметят одного лишнего ребенка, и я стану просто одной из Поющих Синглберри.

— Так бы и сделала! Мои родители все бы поняли!

В момент, когда я это произнесла, Хеллер стрельнула на меня глазами, ведь мы обе знали, что это неправда.

— Потом студия, которой принадлежали книжки «Войны ангела», объявила, что они ищут кого-нибудь на роль Линнеи. Я обожала эти книги и часто ассоциировала себя с главной героиней, потому что ей тоже приходилось бороться за то, чтобы ее воспринимали серьезно — как девушку, которая может победить Сумеречного Крипера. Я знала, что, если режиссер позволит мне поучаствовать в пробах, то я смогу его убедить. Но на протяжении нескольких месяцев он отказывался даже взглянуть на меня, так что я бомбардировала его письмами, емейлами и смсками. Я даже записала на видео, как читаю книги и как играю свои любимые сцены. Мой менеджер — подонок! — талдычил, что никакой надежды нет, что в пробах участвуют все остальные актрисы моего возраста, что у той или у другой есть связи, так что мне нужно просто сдаться и согласиться на этот резиновый подгузник с батарейками, который обещает сделать тебе великолепную задницу, пока ты спишь. Я не шучу — он назывался «Спящая красавица».

— Господи!

Я все еще была уверена, что ни за что на свете не пожалею Хеллер, но я начала задумываться, не подвела ли я ее тогда, в прошлом, когда она была одна и страдала? Я ведь могла ей позвонить. Что, если бы у нее была какая-то поддержка? Что, если бы я не была так зациклена на своей ненависти к ней?

— В конце концов, мое терпение закончилось. Я уже практически жила в своей машине и пообещала себе, что, даже если я не получу роль, я хотя бы буду уверена, что сделала все возможное. Итак, я узнаю место, откуда режиссер будет перезванивать понравившимся кандидатам на роль, — оказывается, что это павильон звукозаписи в Сан-Фернандо. Я придумываю способ пробраться туда, дав взятку парню, который занимается ремонтом павильона, и у которого — какое счастье! — есть двенадцатилетняя дочка, которой был о-о-очень нужен подписанный Анной Бананой экземпляр ее автобиографии; если помнишь, она называлась «Я — Банана».

Я действительно помнила эту книгу, потому что как-то раз мне удалось найти ее в библиотеке. И я решила прочитать ее, чтобы понять, есть ли там что-нибудь о детстве Хеллер. Я украдкой читала эту книжку, чтобы найти, есть ли там что-то обо мне или о том, что со мной сделала Хеллер. Конечно же, там не было ни слова об этой стороне ее жизни, потому что агентство Хеллер наняло какого-то человека для написания этой книги за нее — это ведь была история Анны, а не ее собственная. Там рассказывалось о том, как Анна любит делать домашнюю работу, помогать другим, и еще там были примеры различных физических упражнений на открытом воздухе, примеры диетических перекусов, вроде яблочных чипсов или маленьких пакетиков миндаля или изюма. Книга заканчивалась фразой: «Каждый из нас может быть своим лучшим бананом».

— Сразу после того, как закончилось прослушивание последней девушки, рабочий по моей просьбе погасил свет в здании, а когда через несколько мгновений свет зажегся опять, в самом конце этого огромного пустого павильона стояла я в образе Линнеи — ну, ты знаешь: перекрещенные на макушке косы. В руках я держала арбалет, найденный на дворовой распродаже, который я покрасила золотой краской из баллончика, и стрела моего арбалета была направлена прямо на режиссера так, что он и пошевелиться не мог. Я произнесла длинную речь — это был почти конец первой книги, когда Линнея встречает в Пустоши генерала Влада Трупоторговца и дает ему отпор.

— Старший лейтенант Сумеречного Крипера! — вздохнула я. — Который создал армию детей, похитив души всех малышей, убитых генетически модифицированными Сумеречными Чумно-Спорами!

— Точно. Итак, я говорю генералу Трупоторговцу, что он никогда не одержит надо мной верх, что я буду использовать силу молитвы, чтобы возвратить души этих детей из Могильного Сосуда. Я объявляю, что я — Избранное Крыло, и медленно, но верно подхожу к режиссеру и, уже почти отведя назад руку, чтобы пустить золотую стрелу прямо ему в переносицу, убираю арбалет и представляюсь: «Хеллер Харриган. Спасибо за прослушивание».

— Господи!

— И я получила роль!

Даже несмотря на то, что мне было известно, что Хеллер не только получила роль Линнеи, но и уже снялась в фильме, мне захотелось ее обнять и поздравить, но я этого не сделала — мы ведь больше не были друзьями. Хеллер могла бы и позвонить мне, чтобы рассказать об этом сразу после прослушивания, и мы бы обсудили все до малейшей детали. Я смогла бы быть частью ее приключения. Вместо этого я сидела в Парсиппани, стараясь не думать о ней. Так что я просто кивнула, как из вежливости кивнула бы незнакомцу на скамейке автобусной остановки, который только что рассказал мне эту историю.

— Узнав, что режиссер согласился дать мне шанс, и я буду играть Линнею, я была на седьмом небе от счастья. Но стоило только студии объявить об этом, началось вот это все. Война против Хеллер Харриган. Я понимаю: все обожают книги «Войны ангела», а я — Анна Банана, которую трудно воспринимать всерьез. Интернет просто взорвался — миллионы сайтов, вещавших, что у меня нет никакого таланта, что я вышедшая из тиража неудачница, что я слишком толстая, слишком некрасивая, слишком низкорослая, и что любой другой — даже собака из «Анны Бананы» — был бы лучшим вариантом на роль Линнеи. Одна девушка, Эйва Лили Ларримор, возглавляет «Войны ангела Интернешнл» — самый крупный фанатский сайт, у нее там больше сорока миллионов подписчиков. Так вот, она меня на дух переносит. И я до сих пор не знаю почему, но она не просто не хотела, чтобы я играла Линнею, она желала моей смерти, она была уверена, что меня нужно арестовать за нарушение бесценных традиций «Войн ангела». Даже послала студии петицию, подписанную этими сорока миллионами подписчиков, которая гласила, что, если Линнею буду играть я, то никто из этих подписчиков, их родственников и друзей не пойдет смотреть фильм.

Я что-то читала об Эйве Лили Ларримор в сети. Она была типичной мрачно выглядящей шестнадцатилетней девочкой и, насколько я могла судить, слепо верила в то, что «Войны ангела» были написаны под диктовку Господа Бога, а значит, были божественным пророчеством, и все в них описанное — правда. Я, как и все остальные, обожала эти книги, но даже я до такого бы не додумалась.

— Именно в этот момент я впервые расклеилась, — продолжила Хеллер. — Даже потеряв все свои деньги, будучи не в состоянии найти работу, я сохраняла оптимизм, думая, что засучу рукава, буду работать еще усерднее, и все придет в норму. Теперь же я была просто не готова мириться со всей ненавистью мира, уверенного, что я — ничтожество, что я все делаю не так, и мне должно быть невероятно стыдно за себя. Тогда я мысленно составила расписание. Десять часов в день я репетирую с режиссером и съемочной группой. Затем два часа тренировки в спортзале под руководством тренера — чтобы я могла исполнить все трюки в фильме самостоятельно, без помощи каскадера — даже полеты в воздухе и сражения. Еще два часа в день я отвела на перечитывание «Войн ангела», чтобы запомнить их наизусть. И наконец, я выделила себе один час в конце каждой недели, чтобы в гордом одиночестве пить — в своей машине или на прелестном маленьком пляже.

— Хеллер???

Хеллер смотрела мне в глаза, будто бы решая, стоит ли мне доверять. Я не знала, как мне ее убедить — я чуть не потянулась похлопать ее по руке, но это казалось таким неискренним, будто я ее священник или школьный психолог. И просто кивнула, надеясь, что этого достаточно.

— Это был единственный способ, чтобы справиться со всем этим, с желанием быть хорошей девочкой, с этой тяжелой работой и с кучей людей, ненавидящих меня. Я покупала бутылку «Джека Дениелса» — как настоящий крутой чувак — и сидела до поздней ночи до тех пор, пока бутылка не пустела, и я отключалась. Несколько часов спустя я просыпалась, принимала душ и возвращалась к работе. Я дала себе обещание, что никогда никому не пожалуюсь, никому не расскажу, что происходит со мной каждую неделю, но у меня будет этот час, когда я могу не думать ни о чем. Ведь, поверь мне, если я не напьюсь, я буду весь этот единственный час свободы думать о том, что же мне еще сделать, чтобы получше подготовиться к фильму или как понравиться Эйве Лили Ларримор.

Хеллер меня пугала. Но не тем, как сильно она загнала себя, не тем, как она напивалась до потери сознания. Мне было страшно, потому что я все понимала. Я, конечно, никогда не испытывала такого давления, но знала, каково это — пытаться быть идеальной каждую секунду своей жизни. Я знала, каково это — наказывать себя даже за малейшую неудачу. И я знала, каково это — впадать в панику, когда понимаешь, что ни одно наказание не поможет.

— У меня все получалось, все было под контролем, ведь у меня была цель — снять фильм и виски — мой тайный друг. Но однажды ночью, когда я сидела на пляже в темноте, опустошив уже почти половину бутылки, мне позвонили. Это была помощница режиссера, очень милая девушка. Она попросила меня прийти на полчаса пораньше следующим утром для примерки костюма. Я, конечно, согласилась, но, положив трубку, начала немного сходить с ума, потому что теперь мне надо было изменить все свое расписание. Я решила, что мне понадобится еще лишние полчаса в спортзале, ведь нужно, чтобы одежда сидела великолепно. Я села в машину в уверенности, что у меня все хорошо, что мой мозг усиленно работал. И вот я всего в одном квартале от своей квартирки, которую я сняла для нас с мамой, и, клянусь Богом, вижу одного из Дастроидов Сумеречного Крипера, ну, этих гадких маленьких дронов, которых он использует, чтобы вытаскивать детишек из кроваток. И вот я вижу этого Дастроида, выходящего из-за припаркованной машины, и понимаю, что мне нужно его уничтожить, сломать его, пока он не оказался рядом с каким-нибудь ребенком.

Я направила автомобиль прямо на него, газанула и… вот она, небольшая автомобильная авария. Потому что, конечно же, это был никакой не Дастроид, а просто парень, пытавшийся припарковать свою «хонду». Я помяла его машину, и меня вызвали в суд, где я не могла рассказать адвокату, судье и всему миру, что на самом деле я сражалась с темными силами. Так что я не стала оспаривать обвинение в неосторожном вождении. Меня отпустили с условным и предупреждением, но студия ужасно психанула. Мой менеджер сказал, что, если я все еще хочу играть Линнею, я должна лечь в рехаб. Ну, я подчинилась. Об этом не писали в газетах и в сети, потому что я была в клинике Вайоминга всего три дня, и все было под большим секретом. Там-то я и встретила Оливера.

— Он… он там работал? Психологом?

— Неа. Он был пьянчужкой. Как и я.

— Дамы? — В комнату заглянул Уайатт. — Надеюсь, вы закончили свой ланч, потому что нам пора отправляться в Мэдисон-сквер-гарден, там все бушуют и требуют нас. Как говорит моя мама, после плотного обеда по закону Архимеда нужно подождать сорок пять минут, прежде чем сражаться с Сумеречным Крипером в эксклюзивном, полностью инсценированном, уникальном и единственном в своем роде живом выступлении перед двадцатью тысячью визжащих воинов ангела. Во главе с Эйвой Лили Ларримор.





Глава 19

Воины ангела атакуют!!!