Это небо

Видео загружается, лицо Рена заполняет экран.

«Хуже не будет».

Знаю, о чем вы думаете: не говори гоп, пока не перепрыгнешь.

Вы верно мыслите.

Первое, что я замечаю, когда ролик начинается, — это растрепанные волосы. Потом я вижу щетину пшеничного оттенка на подбородке и щеках, прикрытые глаза и опущенные уголки губ. Вид у Рена изящный, словно четыре дня назад он собирался помыться и побриться, но решил не заморачиваться и с тех пор отдыхает в пляжном баре в Малибу. Судя по ракурсу и качеству съемки, он снимал сам себя на телефон.

— Джемма, — начинает он неразборчивым голосом; он явно пил, кто знает, может, еще что принимал. — Малышка, знаю, я тебя обидел. Знаю, я не заслуживаю твоего прощения, но ты должна знать, что я сильно по тебе скучаю.

Изображение скачет, когда Рен куда-то садится. Видно гору грязных вещей и полупустую бутылку скотча на деревянном столике. Я узнаю кухонную стойку из темно-серого гранита, уголок классного арт-объекта, который мы нашли в Эхо-Парке, мягкие зеленые листья виноградной лозы, которую я купила в прошлом месяце. Я перевожу глаза на Рена и резко втягиваю воздух.

Боже мой.

Он сидит в моем массажном кресле.

Дайте минутку подумать, пожалуйста.

Он сидит в моем массажном кресле. Мой бывший парень, который в буквальном смысле поимел меня на глазах у всего мира, сидит в моем кресле с подогревом сиденья, двумя подстаканниками и восьмью режимами.

— Его наглость не укладывается в голове, — бурчу я, потом замечаю футболку и вытаращиваю глаза. — Еще и футболка!

— И не говори, — кивает Лэндон.

— О чем он только думал?

Я перечитываю надпись несколько раз, чтобы наверняка сложить буквы в слова правильно; травматической дислексии не наблюдается.

На простой белой футболке жирными черными буквами написано: «ПРОСТИ МЕНЯ, ДЖЕММА».

Картинка сдвигается — Рен пытается установить телефон на кофейном столике и дважды его роняет. Движения настолько резкие, что он того и гляди упадет.

После того как он все-таки устанавливает телефон, он запрокидывает голову и воет:

— Я совершил ошибку. Тупую ошибку! — Он зажмуривается и обхватывает затылок руками. — Эта официантка ничего для меня не значит, она пустое место. Пожалуйста, не разрушай то, что между нами было, из-за одной ошибки. — Он открывает зеленые глаза, в которых стоят слезы. Настоящие слезы. — Без тебя я себе места не нахожу.

Со вздохом он поднимает с пола гитару.

Серьезно? Гитара? Такое ощущение, что я схожу с ума.

— Нет, нет, нет, — шиплю я.

Он берет первые аккорды.

Рен. Гитара. И Бруно Марс.

Я ошарашенно слушаю, как он поет о том, что взялся за ум, о том, что его выгнали из рая.

Осмотрите машину. На полу не лежат мозги? У меня сто процентов лопнула голова.

Глаза у Рена прикрыты. Голова запрокинута. Следует сознаться, что он прекрасен, когда поет, на фоне нежного звука гитары высокий тенор кристально чист.

Он допевает песню, смотрит в камеру и говорит:

— Я люблю тебя, Джемма Сэйерс. Когда ты ушла из моей жизни, солнце словно потухло.

Экран темнеет.

Наступает ошеломляющая тишина.

— Все хорошо? — спрашивает Лэндон тихим голосом.

«Все хорошо?»

Я начинаю хохотать, причем не нежным женственным смехом, а грубым гоготом клинически больной женщины или ведьмы из сказок.

Лэндон откашливается. Выглядит он несчастным.

— Джемма?

От смеха из глаз бегут слезы, а из носа текут сопли. Может, всему виной адреналин, а может, я тронулась умом. Прикладываю руку к груди, хватаю ртом воздух.

— Из… извини! — воплю я. — Не знаю, почему я смеюсь, но остановиться не получается!


Он ждет, показывает на телефон.

— Ты в шоке. Это…

— Невероятно! — смеюсь я сквозь слезы. — Сначала он мне изменил и послал куда подальше. А теперь его арестовывают из-за кетчупа, и он постит для меня музыкальный подарок. Что, по-твоему, он пытается доказать?

Лэндон на меня не смотрит. Он поджимает губы.

— Думаю, он хочет тебя вернуть. Он сделает для этого все возможное.

— Ничего не выйдет, — с трудом произношу я.

— Уверена? Вас многое связывает.

— Поверь мне. — Я вытираю нос тыльной стороной ладони. — Сегодня странный день, но я уверена, что ни при каких обстоятельствах не вернусь к парню, который занимался сексом с другой, пока я сидела и ждала шоколадный мусс. — Икая, я вздыхаю и продолжаю: — Вообще-то я планирую бежать в Мексику.

— Почему в Мексику? — морщит Лэндон лоб.

— Потому что Мексика близко. И вряд ли «Вой» популярен на другом берегу Рио-Гранде, так что Рена там не знают. Буду подавать тако и текилу в кантине, где мне будут платить за дружескую беседу и козье мясо.

— Джемма… — Он наклоняет голову.

— Ты, наверное, думаешь… — я хлюпаю носом, мысли путаются, — черт, не представляю даже, что ты думаешь. Если станет легче, я не чокнутая. Просто у меня острый приступ сумасшествия.

— Ты не чокнутая.

Я хлопаю глазами и кошусь на него с подозрением.

— Ты не чокнутая, — настаивает он, взгляд темных глаз смягчается.

— А кажется, что чокнутая, — шепчу я.

Он проводит костяшками по моему подбородку, стирая слезы, которые текли по лицу.

— Иногда здравомыслие похоже на безумие.

Я снова смеюсь, но на этот раз кротко, а не истерично.

— Кроме переезда в Мексику, какие планы на сегодня?

— Планы? — Я поджимаю губы и моргаю.

— Да, есть планы? — Он тычет меня локтем в бок.

Кривлю губы и делаю вид, будто раздумываю.

— Занята, что ли?

— После преследований папарацци и нервного срыва, думаю, я свободна.

Он улыбается шире.

— Хорошо. У меня есть идея.

— Какая? Психиатрическое обследование?

— Нет.

— Это не свидание? — Паршивая шутка, знаю.

Лэндон на меня не смотрит. Он включает первую передачу, выкручивает руль вправо и жмет на педаль газа.

— Тебе придется мне довериться.



Глава 18



Лэндон

— Это вафельная.