Этюд в черных тонах
Часть 56 из 61 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не знаю, удалось ли Мертону отдохнуть. Кому это точно удалось — и лучше, чем кому-либо другому на моей памяти, — так это мистеру Икс. Он провел два следующих дня в своей комнате наверху, лежа на постели в летаргическом состоянии, как он обычно и спал: на спине, с закрытыми глазами, руки сложены на груди. Иногда мистер Икс перемещался, чтобы что-то съесть — каждый раз совсем чуть-чуть. Этот человек как будто предпринял громадное усилие, и теперь его хрупкому организму в уплату требовался сон.
Что касается меня, все происходящее казалось мне — как и всегда, начиная с нашего знакомства, — потрясающим, изумительным, необыкновенным и ужасным. В конце концов я пришла к выводу, что мистеру Икс театр не нравится потому, что он сам себе и зритель, и зрелище. «Личная медсестра на всю жизнь», — повторяла я раз за разом. И в общем, это мне нравилось.
На третий день мы принимали посетителя. Его привел Джимми Пиггот. Это был молодой, но сильно изможденный мужчина с подкрученными усами; выглядел он так, словно перенес суровые испытания и до сих пор еще не пришел в себя; он как будто вернулся с войны.
— Мистер… Икс? — осведомился он серьезным, надтреснутым, усталым голосом. Услышав этот вопрос, мистер Икс моментально перешел из лежачего положения в сидячее. — Я доктор Артур Конан Дойл. Мне рассказали о том, что вы сделали. Я приехал, чтобы вас поблагодарить.
И тогда произошло воскресение: мистер Икс выпрыгнул из постели и занял место в своем кресле.
— Доктор Дойл, спасибо, что вы приехали. — И мистер Икс быстро представил нас друг другу: — Мисс Мак-Кари, моя личная медсестра; доктор Дойл. На этот раз — да, — добавил он.
Мы все были рады познакомиться, но позже, когда завязался разговор (а говорили мы долго, несколько часов), я обнаружила, что настоящий Дойл, несмотря на разительное сходство с фальшивым двойником, — человек куда более серьезный, уравновешенный и далеко не такой очаровательный, быть может, оттого, что он не испытывал никакой потребности очаровывать. Он приехал не затем, чтобы в него поверили: он приехал, чтобы поверить. Дойл сидел, низко наклонившись к мистеру Икс, и пристально его рассматривал. Это был рассудительный усталый мужчина, с которым сыграли злую шутку, так что теперь он по понятным причинам вел себя крайне недоверчиво.
— Друг мой, — заговорил мистер Икс, — ваша одиссея, вероятно, была очень печальной.
— Дело в том, что я так до конца и не разобрался, — признал Дойл.
И я подумала: «Он тоже нуждается в объяснении».
— Не могли бы вы рассказать о вашем освобождении? — попросил мистер Икс.
— Сэр, я буду счастлив рассказать вам все, что помню сам, — ответил Дойл.
И он поведал удивительную историю. Два дня назад на ферму в Кроссинге приехал инспектор Мертон и другие полицейские; по словам Дойла, местные старожилы не так давно продали эту ферму на северо-востоке от города и эмигрировали из Англии. Нынешним владельцем являлся некто Генри Леврам. В тот момент хозяина не было дома, зато на стук сразу же вышел дрожащий и растерянный мужчина в жилете; лицо его требовало незамедлительного вмешательства бритвы. Обитатель фермы уверенно объяснил, что его зовут Артур Конан Дойл, что он врач и что он покойник. Ему оказалось гораздо сложнее поверить, что инспектор Мертон и полисмены живы. Хотя Дойл, в принципе, и допускал возможность сообщения между двумя мирами, подобное имело место только на спиритических сеансах, а никак не в хижине с запахом яичницы — Дойл ее недавно поджарил — и лошадиного навоза.
Трогательная подробность: когда полицейские любезно пригласили Дойла отправиться с ними в Портсмут, тот ненадолго забежал на ферму, а потом вернулся к полицейским в своем прежнем облике, зато с толстой пачкой бумаги под мышкой — с этими листами он не желал расставаться (как выразился сам Дойл) «даже за порогом смерти». Это были его записки. По большей части — наброски рассказов о частном детективе Шерлоке Холмсе. По дороге в Портсмут Дойл сделал еще ряд интересных признаний. Он спокойно рассказал о последних своих ясных воспоминаниях, предшествовавших деревенскому существованию: молодой человек по имени Леврам пришел к нему в консультацию с жалобами на головную боль. Дойл начал записывать, а потом что-то произошло. Доктор пришел в себя на ферме, уже покойным. Леврам, который часто его навещал, объяснил, что это и есть тот свет. Дойл оглянулся по сторонам и подумал, что ему доводилось бывать в местах и похуже. Он попросил бумаги и чернил. Дойл признался, что, будучи покойным, он жил так, как ему всегда и хотелось: писать от рассвета до заката, без нужды зарабатывать на жизнь, поскольку никакой жизни уже не было. Голод, еда и насыщение приходили и уходили в простом регулярном круговращении, то же происходило и с другими его потребностями, весьма немногочисленными. К тому же Леврам разделял его увлечение литературой и проявлял большой интерес к этому персонажу, Шерлоку Холмсу. Он помогал Дойлу советами и поправками. Леврам был очень рад, что Дойла вдохновил на создание Шерлока Холмса один врач, его бывший преподаватель. Однажды Леврам воскликнул: «Вот бы тебе познакомиться с человеком, невероятно похожим на нашего Холмса!» Дойл пришел в восторг и попросил о встрече. Но Леврам отговорился чем-то вроде: «Этот человек душевнобольной, а еще я не могу вас познакомить, потому что он до сих пор жив… — И с улыбкой добавил: — Но это как раз дело поправимое». Дойл никогда не удивлялся словам своего друга. Он жил в состоянии совершенного мира и покоя, даже во время длительных отлучек Леврама. «Это просто рай», — однажды признался он, и друзья прослезились, не сдерживая чувств.
Изоляция Дойла не была абсолютной. Леврам время от времени привозил ему письма и телеграммы от родственников; он объяснял, что близкие продолжают писать ему и после смерти. Он просил Дойла отвечать, не упоминая о происшедшей перемене, — всего несколько утешительных фраз, — и Дойл радостно соглашался: он наконец-то понял, как живые общаются с мертвыми. Никому бы и в голову не пришло, что для этих целей служит почта. А ведь это простейший способ.
Редко, очень редко Леврам приезжал вместе с друзьями. Дойл считал этих людей артистами — исходя из их манеры одеваться… или раздеваться. Он сохранил смутные воспоминания о молоденькой девушке, не старше двенадцати-тринадцати лет, прекрасной и гибкой, которая занималась… в этом месте память подводила Дойла. «Главное, что она ходила без одежды», — сообщил он. Во время таких посещений Дойл как будто просыпался после долгого сна. В целом у него сохранились приятные впечатления, как будто доктор принимал участие в хмельной вечеринке и вспоминать об этом было весело.
— Это были сеансы, на которых обновлялось воздействие театра, — сказал мистер Икс.
Дойл нахмурился:
— Театр? Вы имеете в виду?..
— Нечто вроде ментального театра, только более действенное. Жертва испытывает наслаждение и погружается в транс. А потом верит всему, что ей говорят, и делает все, что ей приказывают.
— Кто?.. Кто это делал?
— На этот вопрос сложно ответить. Люди, обладающие властью, — сказал мистер Икс. — И хотя наш любимый инспектор Мертон сейчас, вероятно, допрашивает некоего мистера Константина, некоего мистера Петтироссо, а также мисс Эбигейл, я опасаюсь, что они всего-навсего мелкие фигуры и от них ему ничего не добиться.
— Но… почему?
Мистер Икс вкратце рассказал о шахматах по переписке и о жертвах этой партии. В глазах Дойла, за завесой из недоверчивости и удивления, я разглядела пристальное внимание: он следил за каждым жестом, каждым взглядом, даже за мимикой человека в кресле.
Мистер Икс замолчал; Дойл тоже заговорил не сразу.
— Театр, который гипнотизирует публику… до такой степени?
— Не спрашивайте меня, что это такое: я не знаю, как это работает и откуда появилось.
Доктор задумчиво кивнул:
— Я уверен, они проделывали что-то подобное, чтобы держать меня в таком состоянии… я окончательно пришел в себя, когда полицейские доставили меня обратно в мою консультацию.
Когда настоящий Дойл попал в свой кабинет в Элм-Гроув (в этот момент там как раз производили обыск), он уже узнал несколько горестных истин: Леврам его обманул, у него недоставало воображения, чтобы придумывать фальшивые имена («Леврам» — «Марвел»), зато он мастерски присваивал себе чужие личности и на протяжении последних месяцев пользовался личностью Дойла. И все-таки тяжелее всего нашему гостю далось осознание, что он еще жив. Дойл признался, что поначалу не желал с этим смириться, его страшило возвращение к ответственности, к драме каждодневного существования, к неумолимым обязательствам человеческого существа на этом свете. «Живой?..» — простонал он. Мертон мрачно кивнул в ответ, как будто разделяя его чувства.
— Я уверен, эти злодеи в конце концов избавились бы от меня по-настоящему, как только во мне отпадет необходимость, — сказал Дойл.
— К сожалению, доктор, ваша уверенность вполне обоснованна, — подтвердил мистер Икс.
— Вы считаете, мне до сих пор угрожает опасность?
— Маловероятно: однажды они вами уже воспользовались, а расправляться с вами теперь было бы и рискованно, и бесполезно, потому что для вас все прошедшее — это стертая глава жизни, а им не нравится привлекать к себе внимание, они охотятся за крупной добычей, жертвуя мелкой, и в этом они похожи на меня и на любого хорошего шахматиста.
— А что, если я про них напишу? Придам их дела огласке?
— Простите, доктор Дойл, но вы будете писать совсем о других вещах.
— Почему?
— Потому что, уверяю вас, таким образом вы сохраните свою жизнь в безопасности. Речь идет о группе, наделенной властью и деньгами, а с их помощью в нашей жизни можно добиться и всего остального. Вы будете сочинять, а я возьму на себя труд лишить этих людей реальности.
— Но… кто-то ведь должен об этом написать! — возмутился Дойл. — Какая-то информация… какое-то объяснение! По крайней мере, оставить свидетельство о…
— Я его оставлю, — шепнула я. Мужчины обернулись ко мне. — Когда-нибудь, когда мистер Икс мне разрешит. Я чувствую, мне необходимо это сделать.
— А вот это как будто неплохая идея, — оценил мистер Икс. — Что касается полиции, вам беспокоиться не о чем. У меня уже готово объяснение для инспектора Мертона.
Дойл размышлял о своем:
— Некий человек как будто бы умирает, а потом «воскресает»… Неплохая тема для рассказа… Мистер Икс, я вам безмерно благодарен! Право, не знаю, чем вам отплатить.
— Зато я знаю, — спокойно ответил мистер Икс. — Должен признаться, что на самом деле это я устроил нашу встречу. Мне нужна одна услуга. А точнее — две.
— Если это в моих силах…
— Разумеется, в ваших: фальшивый Дойл разыгрывал свой спектакль очень серьезно, он рассказал мне о придуманном вами персонаже, как будто это было его изобретение, но мне бы хотелось, доктор, чтобы вы ответили: соответствую ли я вашему представлению об этом персонаже. — И мистер Икс замолчал в ожидании ответа, выпрямившись в своем кресле. — Я — Шерлок Холмс?
Этот вопрос меня изумил. Истинный Дойл — фальшивый повел бы себя совершенно иначе — долго смотрел на моего пансионера:
— Точно сказать не могу… Думаю, скорее как раз наоборот.
— Что вы имеете в виду?
Дойл нахмурился:
— Я совсем не так представлял себе Шерлока Холмса. Однако, по мере того как Леврам… или Марвел рассказывал мне о вас, мое ви́дение Шерлока Холмса постепенно трансформировалось… Марвел пересказывал забавные случаи — например, когда он осмотрел ваш глаз, а вы упомянули про «этюд в багровых тонах» и «этюд в черных тонах»… мы смеялись над этим совпадением. Я был поражен. А еще он рассказал… об уличных оборванцах, которых вы использовали для поиска улик… И о вашей скрипке… Конечно, было бы замечательно, если бы Холмс играл на скрипке. Разумеется, на реальной скрипке.
— Моя скрипка тоже реальна, — парировал мистер Икс. — Столь же реальна, как и ваш персонаж.
— Да-да, конечно, я имел в виду…
— Я знаю, что вы имели в виду. Пожалуйста, продолжайте.
Дойл говорил, не глядя на нас, как будто раздумывая вслух:
— Не знаю… Все это было так странно. Этот человек рассказывал мне о вас, а я примерял эти подробности к Шерлоку Холмсу, добавляя кое-что от себя. А сейчас, оказавшись рядом с вами, я как будто нахожусь рядом с первоосновой… Вы — не Шерлок Холмс, но Шерлок Холмс — это вы, не знаю, понятно ли я объясняю… — Дойл помолчал и неуверенно добавил: — Ну, быть может, он чуть повыше. — И доктор залился краской.
Мистер Икс благодушно улыбался. На лице его отображалось неподдельное счастье.
— Доктор, вы меня не оскорбили; логично, что так и должно быть.
— Он должен быть выше ростом?
— Да, в вашем воображении Шерлок Холмс вырос.
— Вы правы. — Дойл улыбнулся. — Я это не учел. Но вы правы.
— А что касается второй услуги…
— Я весь внимание.
— Могу я получить у вас разрешение пользоваться именем Шерлок Холмс? Только для себя, только в обществе мисс Мак-Кари?
Спокойное усталое лицо Дойла затуманилось.
— Вообще-то… Я… Так… Я не знаю… Не знаю, что и сказать…
Мы с Дойлом одинаково удивились, услышав тихий смех мистера Икс.
— Не беспокойтесь, доктор, ваше нежелание уступить вполне объяснимо. — Мистер Икс обернулся ко мне. — Вот видите, мисс Мак-Кари? Я был абсолютно уверен, что фальшивый Дойл соврал, давая мне свое разрешение. Ни один настоящий писатель не допустит, чтобы кто-то вот так играл с именами его персонажей.
Дойл изобразил вымученную улыбку и протянул руку:
— Дорогой мистер Икс, я несказанно рад нашему знакомству.
— Прошу меня извинить, рукопожатия не в моих привычках, но я желаю вам величайшей удачи, хотя она вам и не потребуется: у вас есть талант. Вашему литературному призванию, чтобы подняться на крыло, недоставало только одного — того же, что нужно многим людям, мечтающим переменить свою жизнь: вам нужно было родиться заново. И это у вас получилось.
Мужчины сердечно попрощались, но, когда я провожала Дойла вниз, в холл Кларендона, он никак не мог успокоиться.
— Не знаю, правильно ли я поступил, что не позволил ему пользоваться именем моего… — Дойлу было стыдно и неловко за себя. — Ведь я могу пользоваться этим именем только благодаря ему.
Я как могла его успокоила. «Шерлок Холмс — это имя его персонажа, и Дойл имеет полное право заявить о своем несогласии» — вот что я сказала. К тому же мистер Икс не обиделся на отказ.
Кажется, мои слова не убедили Дойла, но на прощание он мне галантно поклонился, а потом я долго смотрела ему вслед.
Что касается меня, все происходящее казалось мне — как и всегда, начиная с нашего знакомства, — потрясающим, изумительным, необыкновенным и ужасным. В конце концов я пришла к выводу, что мистеру Икс театр не нравится потому, что он сам себе и зритель, и зрелище. «Личная медсестра на всю жизнь», — повторяла я раз за разом. И в общем, это мне нравилось.
На третий день мы принимали посетителя. Его привел Джимми Пиггот. Это был молодой, но сильно изможденный мужчина с подкрученными усами; выглядел он так, словно перенес суровые испытания и до сих пор еще не пришел в себя; он как будто вернулся с войны.
— Мистер… Икс? — осведомился он серьезным, надтреснутым, усталым голосом. Услышав этот вопрос, мистер Икс моментально перешел из лежачего положения в сидячее. — Я доктор Артур Конан Дойл. Мне рассказали о том, что вы сделали. Я приехал, чтобы вас поблагодарить.
И тогда произошло воскресение: мистер Икс выпрыгнул из постели и занял место в своем кресле.
— Доктор Дойл, спасибо, что вы приехали. — И мистер Икс быстро представил нас друг другу: — Мисс Мак-Кари, моя личная медсестра; доктор Дойл. На этот раз — да, — добавил он.
Мы все были рады познакомиться, но позже, когда завязался разговор (а говорили мы долго, несколько часов), я обнаружила, что настоящий Дойл, несмотря на разительное сходство с фальшивым двойником, — человек куда более серьезный, уравновешенный и далеко не такой очаровательный, быть может, оттого, что он не испытывал никакой потребности очаровывать. Он приехал не затем, чтобы в него поверили: он приехал, чтобы поверить. Дойл сидел, низко наклонившись к мистеру Икс, и пристально его рассматривал. Это был рассудительный усталый мужчина, с которым сыграли злую шутку, так что теперь он по понятным причинам вел себя крайне недоверчиво.
— Друг мой, — заговорил мистер Икс, — ваша одиссея, вероятно, была очень печальной.
— Дело в том, что я так до конца и не разобрался, — признал Дойл.
И я подумала: «Он тоже нуждается в объяснении».
— Не могли бы вы рассказать о вашем освобождении? — попросил мистер Икс.
— Сэр, я буду счастлив рассказать вам все, что помню сам, — ответил Дойл.
И он поведал удивительную историю. Два дня назад на ферму в Кроссинге приехал инспектор Мертон и другие полицейские; по словам Дойла, местные старожилы не так давно продали эту ферму на северо-востоке от города и эмигрировали из Англии. Нынешним владельцем являлся некто Генри Леврам. В тот момент хозяина не было дома, зато на стук сразу же вышел дрожащий и растерянный мужчина в жилете; лицо его требовало незамедлительного вмешательства бритвы. Обитатель фермы уверенно объяснил, что его зовут Артур Конан Дойл, что он врач и что он покойник. Ему оказалось гораздо сложнее поверить, что инспектор Мертон и полисмены живы. Хотя Дойл, в принципе, и допускал возможность сообщения между двумя мирами, подобное имело место только на спиритических сеансах, а никак не в хижине с запахом яичницы — Дойл ее недавно поджарил — и лошадиного навоза.
Трогательная подробность: когда полицейские любезно пригласили Дойла отправиться с ними в Портсмут, тот ненадолго забежал на ферму, а потом вернулся к полицейским в своем прежнем облике, зато с толстой пачкой бумаги под мышкой — с этими листами он не желал расставаться (как выразился сам Дойл) «даже за порогом смерти». Это были его записки. По большей части — наброски рассказов о частном детективе Шерлоке Холмсе. По дороге в Портсмут Дойл сделал еще ряд интересных признаний. Он спокойно рассказал о последних своих ясных воспоминаниях, предшествовавших деревенскому существованию: молодой человек по имени Леврам пришел к нему в консультацию с жалобами на головную боль. Дойл начал записывать, а потом что-то произошло. Доктор пришел в себя на ферме, уже покойным. Леврам, который часто его навещал, объяснил, что это и есть тот свет. Дойл оглянулся по сторонам и подумал, что ему доводилось бывать в местах и похуже. Он попросил бумаги и чернил. Дойл признался, что, будучи покойным, он жил так, как ему всегда и хотелось: писать от рассвета до заката, без нужды зарабатывать на жизнь, поскольку никакой жизни уже не было. Голод, еда и насыщение приходили и уходили в простом регулярном круговращении, то же происходило и с другими его потребностями, весьма немногочисленными. К тому же Леврам разделял его увлечение литературой и проявлял большой интерес к этому персонажу, Шерлоку Холмсу. Он помогал Дойлу советами и поправками. Леврам был очень рад, что Дойла вдохновил на создание Шерлока Холмса один врач, его бывший преподаватель. Однажды Леврам воскликнул: «Вот бы тебе познакомиться с человеком, невероятно похожим на нашего Холмса!» Дойл пришел в восторг и попросил о встрече. Но Леврам отговорился чем-то вроде: «Этот человек душевнобольной, а еще я не могу вас познакомить, потому что он до сих пор жив… — И с улыбкой добавил: — Но это как раз дело поправимое». Дойл никогда не удивлялся словам своего друга. Он жил в состоянии совершенного мира и покоя, даже во время длительных отлучек Леврама. «Это просто рай», — однажды признался он, и друзья прослезились, не сдерживая чувств.
Изоляция Дойла не была абсолютной. Леврам время от времени привозил ему письма и телеграммы от родственников; он объяснял, что близкие продолжают писать ему и после смерти. Он просил Дойла отвечать, не упоминая о происшедшей перемене, — всего несколько утешительных фраз, — и Дойл радостно соглашался: он наконец-то понял, как живые общаются с мертвыми. Никому бы и в голову не пришло, что для этих целей служит почта. А ведь это простейший способ.
Редко, очень редко Леврам приезжал вместе с друзьями. Дойл считал этих людей артистами — исходя из их манеры одеваться… или раздеваться. Он сохранил смутные воспоминания о молоденькой девушке, не старше двенадцати-тринадцати лет, прекрасной и гибкой, которая занималась… в этом месте память подводила Дойла. «Главное, что она ходила без одежды», — сообщил он. Во время таких посещений Дойл как будто просыпался после долгого сна. В целом у него сохранились приятные впечатления, как будто доктор принимал участие в хмельной вечеринке и вспоминать об этом было весело.
— Это были сеансы, на которых обновлялось воздействие театра, — сказал мистер Икс.
Дойл нахмурился:
— Театр? Вы имеете в виду?..
— Нечто вроде ментального театра, только более действенное. Жертва испытывает наслаждение и погружается в транс. А потом верит всему, что ей говорят, и делает все, что ей приказывают.
— Кто?.. Кто это делал?
— На этот вопрос сложно ответить. Люди, обладающие властью, — сказал мистер Икс. — И хотя наш любимый инспектор Мертон сейчас, вероятно, допрашивает некоего мистера Константина, некоего мистера Петтироссо, а также мисс Эбигейл, я опасаюсь, что они всего-навсего мелкие фигуры и от них ему ничего не добиться.
— Но… почему?
Мистер Икс вкратце рассказал о шахматах по переписке и о жертвах этой партии. В глазах Дойла, за завесой из недоверчивости и удивления, я разглядела пристальное внимание: он следил за каждым жестом, каждым взглядом, даже за мимикой человека в кресле.
Мистер Икс замолчал; Дойл тоже заговорил не сразу.
— Театр, который гипнотизирует публику… до такой степени?
— Не спрашивайте меня, что это такое: я не знаю, как это работает и откуда появилось.
Доктор задумчиво кивнул:
— Я уверен, они проделывали что-то подобное, чтобы держать меня в таком состоянии… я окончательно пришел в себя, когда полицейские доставили меня обратно в мою консультацию.
Когда настоящий Дойл попал в свой кабинет в Элм-Гроув (в этот момент там как раз производили обыск), он уже узнал несколько горестных истин: Леврам его обманул, у него недоставало воображения, чтобы придумывать фальшивые имена («Леврам» — «Марвел»), зато он мастерски присваивал себе чужие личности и на протяжении последних месяцев пользовался личностью Дойла. И все-таки тяжелее всего нашему гостю далось осознание, что он еще жив. Дойл признался, что поначалу не желал с этим смириться, его страшило возвращение к ответственности, к драме каждодневного существования, к неумолимым обязательствам человеческого существа на этом свете. «Живой?..» — простонал он. Мертон мрачно кивнул в ответ, как будто разделяя его чувства.
— Я уверен, эти злодеи в конце концов избавились бы от меня по-настоящему, как только во мне отпадет необходимость, — сказал Дойл.
— К сожалению, доктор, ваша уверенность вполне обоснованна, — подтвердил мистер Икс.
— Вы считаете, мне до сих пор угрожает опасность?
— Маловероятно: однажды они вами уже воспользовались, а расправляться с вами теперь было бы и рискованно, и бесполезно, потому что для вас все прошедшее — это стертая глава жизни, а им не нравится привлекать к себе внимание, они охотятся за крупной добычей, жертвуя мелкой, и в этом они похожи на меня и на любого хорошего шахматиста.
— А что, если я про них напишу? Придам их дела огласке?
— Простите, доктор Дойл, но вы будете писать совсем о других вещах.
— Почему?
— Потому что, уверяю вас, таким образом вы сохраните свою жизнь в безопасности. Речь идет о группе, наделенной властью и деньгами, а с их помощью в нашей жизни можно добиться и всего остального. Вы будете сочинять, а я возьму на себя труд лишить этих людей реальности.
— Но… кто-то ведь должен об этом написать! — возмутился Дойл. — Какая-то информация… какое-то объяснение! По крайней мере, оставить свидетельство о…
— Я его оставлю, — шепнула я. Мужчины обернулись ко мне. — Когда-нибудь, когда мистер Икс мне разрешит. Я чувствую, мне необходимо это сделать.
— А вот это как будто неплохая идея, — оценил мистер Икс. — Что касается полиции, вам беспокоиться не о чем. У меня уже готово объяснение для инспектора Мертона.
Дойл размышлял о своем:
— Некий человек как будто бы умирает, а потом «воскресает»… Неплохая тема для рассказа… Мистер Икс, я вам безмерно благодарен! Право, не знаю, чем вам отплатить.
— Зато я знаю, — спокойно ответил мистер Икс. — Должен признаться, что на самом деле это я устроил нашу встречу. Мне нужна одна услуга. А точнее — две.
— Если это в моих силах…
— Разумеется, в ваших: фальшивый Дойл разыгрывал свой спектакль очень серьезно, он рассказал мне о придуманном вами персонаже, как будто это было его изобретение, но мне бы хотелось, доктор, чтобы вы ответили: соответствую ли я вашему представлению об этом персонаже. — И мистер Икс замолчал в ожидании ответа, выпрямившись в своем кресле. — Я — Шерлок Холмс?
Этот вопрос меня изумил. Истинный Дойл — фальшивый повел бы себя совершенно иначе — долго смотрел на моего пансионера:
— Точно сказать не могу… Думаю, скорее как раз наоборот.
— Что вы имеете в виду?
Дойл нахмурился:
— Я совсем не так представлял себе Шерлока Холмса. Однако, по мере того как Леврам… или Марвел рассказывал мне о вас, мое ви́дение Шерлока Холмса постепенно трансформировалось… Марвел пересказывал забавные случаи — например, когда он осмотрел ваш глаз, а вы упомянули про «этюд в багровых тонах» и «этюд в черных тонах»… мы смеялись над этим совпадением. Я был поражен. А еще он рассказал… об уличных оборванцах, которых вы использовали для поиска улик… И о вашей скрипке… Конечно, было бы замечательно, если бы Холмс играл на скрипке. Разумеется, на реальной скрипке.
— Моя скрипка тоже реальна, — парировал мистер Икс. — Столь же реальна, как и ваш персонаж.
— Да-да, конечно, я имел в виду…
— Я знаю, что вы имели в виду. Пожалуйста, продолжайте.
Дойл говорил, не глядя на нас, как будто раздумывая вслух:
— Не знаю… Все это было так странно. Этот человек рассказывал мне о вас, а я примерял эти подробности к Шерлоку Холмсу, добавляя кое-что от себя. А сейчас, оказавшись рядом с вами, я как будто нахожусь рядом с первоосновой… Вы — не Шерлок Холмс, но Шерлок Холмс — это вы, не знаю, понятно ли я объясняю… — Дойл помолчал и неуверенно добавил: — Ну, быть может, он чуть повыше. — И доктор залился краской.
Мистер Икс благодушно улыбался. На лице его отображалось неподдельное счастье.
— Доктор, вы меня не оскорбили; логично, что так и должно быть.
— Он должен быть выше ростом?
— Да, в вашем воображении Шерлок Холмс вырос.
— Вы правы. — Дойл улыбнулся. — Я это не учел. Но вы правы.
— А что касается второй услуги…
— Я весь внимание.
— Могу я получить у вас разрешение пользоваться именем Шерлок Холмс? Только для себя, только в обществе мисс Мак-Кари?
Спокойное усталое лицо Дойла затуманилось.
— Вообще-то… Я… Так… Я не знаю… Не знаю, что и сказать…
Мы с Дойлом одинаково удивились, услышав тихий смех мистера Икс.
— Не беспокойтесь, доктор, ваше нежелание уступить вполне объяснимо. — Мистер Икс обернулся ко мне. — Вот видите, мисс Мак-Кари? Я был абсолютно уверен, что фальшивый Дойл соврал, давая мне свое разрешение. Ни один настоящий писатель не допустит, чтобы кто-то вот так играл с именами его персонажей.
Дойл изобразил вымученную улыбку и протянул руку:
— Дорогой мистер Икс, я несказанно рад нашему знакомству.
— Прошу меня извинить, рукопожатия не в моих привычках, но я желаю вам величайшей удачи, хотя она вам и не потребуется: у вас есть талант. Вашему литературному призванию, чтобы подняться на крыло, недоставало только одного — того же, что нужно многим людям, мечтающим переменить свою жизнь: вам нужно было родиться заново. И это у вас получилось.
Мужчины сердечно попрощались, но, когда я провожала Дойла вниз, в холл Кларендона, он никак не мог успокоиться.
— Не знаю, правильно ли я поступил, что не позволил ему пользоваться именем моего… — Дойлу было стыдно и неловко за себя. — Ведь я могу пользоваться этим именем только благодаря ему.
Я как могла его успокоила. «Шерлок Холмс — это имя его персонажа, и Дойл имеет полное право заявить о своем несогласии» — вот что я сказала. К тому же мистер Икс не обиделся на отказ.
Кажется, мои слова не убедили Дойла, но на прощание он мне галантно поклонился, а потом я долго смотрела ему вслед.