Этюд в черных тонах

Странная история доктора Дойла и мистера Икс




1




В первый момент я не сумела его запомнить — мне это удалось гораздо позже, и на то имелись веские причины.

В какой-то известной детской сказке был кот, умевший становиться невидимым, оставляя в воздухе только улыбку. Ни названия сказки, ни фамилии автора я не помню. Вам она, возможно, знакома лучше.

Ну вот, вообразите себе эту улыбку, висящую в пустоте, и дорисуйте вокруг нее лицо. Так я поступила, увидев этого молодого человека. Да, настоящий красавец. Так выглядел Артур Конан Дойл: белый полумесяц, который сразу бросается в глаза, волшебный кот.

После прогулки я успела только препроводить мистера Икс в его комнату и оставить переодеваться (мой пансионер рассеянно объявил, что не нуждается в моей помощи) и тут же вернулась к нему вместе с Дойлом; по пути я предупредила молодого офтальмолога о некоторых специфических качествах его пациента: об отсутствии имени и пристрастии к задернутым шторам. Я умолчала об игре на скрипке и о привычке копаться в личной жизни посторонних людей, поскольку мне подумалось, что Дойл вскоре узнает об этом самостоятельно и не стоит его запугивать с самого начала. Молодой офтальмолог воспринял мои слова на редкость спокойно, он ответил, что прекрасно понимает, что речь идет о душевнобольном и что мои предупреждения крайне своевременны. Пока мы шли по коридору, доктор в свою очередь по-приятельски поведал мне кое-что о себе. Родом он из Эдинбурга, но успел повидать мир — в последнем я нисколько не сомневалась: с такой-то смуглой кожей и свободными манерами! Дойл, не смущаясь, добавил, что пока еще не является специалистом, однако опыт в лечении глазных заболеваний у него имеется, и он не исключает, что когда-нибудь станет профессиональным офтальмологом.

— Если хочешь, чтобы тебя узнали получше, ничего не скрывай! — рассмеялся он. — Особенно если ты только что открыл врачебную консультацию. Я открыл свою меньше месяца назад в Элм-Гроув, а все остальное время потратил на светскую жизнь в чудесных театрах этого города… Что касается вашего пациента — можете быть спокойны. Я не психиатр, но с душевнобольными мне доводилось иметь дело.

Возможно, он был и новичок, однако его уверенность в себе и дружелюбие представлялись мне более подходящими качествами для лечения мистера Икс, нежели безразличие Понсонби. Я решила, что Дойл — идеальный врач для моего пансионера. И вскоре я убедилась в своей правоте: пока я раздвигала шторы (мне пришло в голову, что на самом деле вся моя борьба с мистером Икс в Кларендоне сводится к открыванию и закрыванию этих штор), доктор Дойл, вместо того чтобы докучать пациенту фразами наподобие «Дайте-ка я посмотрю ваш глаз» и «Повернитесь сюда» или выкладывать перед его носом всяческие врачебные предметы (пинцет, вату, склянки со спиртом, марлю), ограничился тем, что со скучающим видом положил на столик шляпу с перчатками и подошел к окну.

Именно в этом месте рассказа, когда я поймала его в рамку окна, мне приходит в голову, что, поскольку так называемый доктор Артур Конан Дойл станет еще одним важным лицом в моем повествовании, мне следует подробнее его описать. А еще я вижу, что он представляет почти полную противоположность мистеру Икс. Он — сама энергия, активность, аполлоническая красота и магнетические улыбки. Лет ему около тридцати, волосы аккуратно подстрижены, кончики усов и бакенбарды подвиты, светло-голубые глаза и кожа — кажется, я уже называла ее «бронзовой» — свидетельствуют о частых морских путешествиях. Серый костюм безупречного покроя; жилет с цепочкой, яркий галстук и воротничок рубашки определенно являлись для хозяина предметом особой заботы. Быть может, гардероб у доктора пока был невелик и не шикарен, но молодой человек знал, как подать себя в обществе.

Глядя в окно на вечерний пляж, Дойл заметил:

— Отсюда открывается неплохой вид, сэр, но, признаться, мне временами тоже хочется задернуть шторы и насладиться уединением. Пейзажи остаются в нашем распоряжении в любой момент. Они как картины: если не хочется, можно не смотреть.

— Согласен с вами, доктор, — лаконично ответил мистер Икс. В его голосе не было и намека на иронию, и я увидела в этом благоприятный знак для Дойла. — Не могли бы мы закрыть шторы прямо сейчас…

— Сначала позвольте мне посмотреть ваши глаза, сэр, это недолго. — Только теперь молодой человек пододвинул свой стул к креслу, чтобы не загораживать свет.

— Это у меня от рождения, доктор.

Но Дойл уже склонялся над своим пациентом:

— Ну, в таком случае вы давным-давно привыкли к таким осмотрам. Не шевелитесь.

Ах, этот доктор Дойл! Мне вспомнились славные времена, работа с врачами из Эшертона. Дойл обладал качеством, присущим лучшим из врачей: он был терпеливее, чем его пациенты.

Доктор успел мягко надавить большим пальцем на нижнее веко, но мистер Икс резко мотнул головой:

— Прошу прощения. У меня в этом глазу жжение.

— Простите, сэр. Давно у вас жжение?

— Несколько недель. Немного помогает теплая вода.

Прежде я никогда не слышала, чтобы мистер Икс жаловался на свой глаз. Я была удивлена. Конечно, я посчитала эту жалобу новым успехом великого Дойла (и скромной заслугой с моей стороны): с его обходительностью и моим упорством мы добились — воистину так! — чтобы твердокаменный мистер Икс признал свой недуг. Так что когда Дойл попросил меня принести теплой воды, марлю и пинцет, я побежала на кухню с радостью.

Иногда дьявол подстрекает человека исполнить свой долг.

Об этом я размышляла, пока закипала вода. Почему он пожаловался на свой глаз именно сейчас?

Охваченная дурным предчувствием, я собрала все, что заказал Дойл, составила на поднос и поспешила в обратный путь, с каждым шагом ощущая, как усиливается моя тревога. Неужели мистер Икс захотел удалить меня из комнаты, чтобы остаться наедине с молодым доктором? Но для чего? Причина может быть только одна: чтобы сообщить ему некие факты, которые помогла открыть сверхъестественная проницательность моего пансионера, и тем самым навсегда изгнать доктора из Кларендона. Добьется ли он своей цели? В этом я не сомневалась. Если мистеру Икс удалось справиться с таким непробиваемым субъектом, как инспектор Мертон, неужели он не сладит с молодым и ранимым врачом? По коридору я почти бежала. Я стремилась вернуться как можно скорее и предотвратить катастрофу.

Наконец я достигла последней двери. За ней было тихо. От этого мне сделалось еще тревожнее: конечно, мистер Икс говорит негромко, но голос Дойла — он как горн. Почему же его совсем не слышно? Об этом я размышляла, замерев с подносом в руке, когда наконец услышала голос, определенно принадлежащий доктору.

Он говорил обо мне.

— …мисс Мак-Кари? — недоверчиво переспрашивал Дойл.

Сразу же признаюсь: я позабыла обо всех правилах приличия и, вместо того чтобы заявить о своем присутствии, наклонилась поближе к двери и навострила уши. Так я расслышала ответ моего пансионера:

— Совершенно верно, доктор. Мисс Мак-Кари не должна знать эту тайну.





2





Не имея времени, чтобы оценить услышанное мной и представить себе неуслышанное, я решила больше не откладывать свое возвращение, потопала под дверью и постучалась. Мне открыл доктор Дойл.

Но совсем иной доктор Дойл.

Выражение его лица стало другим. Глаза блестели, улыбка была растерянная. Доктор снял пиджак, в руках он держал какой-то офтальмологический прибор, похожий на большую черную лупу с зубчатыми колесиками и цифрами, извлеченный — это уж точно — из футляра с красной подкладкой, разинувшего пасть на кровати, — впрочем, сейчас Дойл больше походил на акушера, подарившего миру новую жизнь. Я пришла к заключению, что по венам доктора струится особый яд мистера Икс. Сам мистер Икс тоже, казалось, успел отведать бурлящей жидкости Дойла. Я притворилась, что ничего не замечаю; пока я составляла предметы с подноса на столик, мой пансионер возбужденно разглагольствовал:

— Добро пожаловать, мисс Мак-Кари, рад сообщить, что мы с доктором провели весьма приятную беседу, каковая, надеюсь, доставила сопоставимое удовольствие и вам, дражайший доктор.

— Совершенно верно! — восторженно отозвался доктор. — Мистер Икс продемонстрировал мне… как далеко способны завести рассуждение, здравый смысл и прочие дополнительные способности, которые придают нашему эволюционировавшему мозгу возможность мыслить так, как мыслить и до́лжно!.. Мне очень жаль, сэр, что я не был знаком с вами раньше.

— Я сожалею о том же самом, сэр.

А я сожалела, что оказалась такой дурой, что позволила наивному молодому человеку в одиночку испытать на себе воздействие этого диктатора из кресла. Сожалела так сильно, что только следующая фраза мистера Икс вернула меня к действительности.

— Мисс Мак-Кари, вас наверняка позабавит интересное совпадение: доктор тоже интересуется криминальными происшествиями и признался мне… надеюсь, я не допущу бестактности, если расскажу об этом, доктор…

Дойл рассмеялся и замахал руками:

— Ни в коем случае, сэр! Этого только не хватало!

— …доктор признался мне, что в свободное время сочиняет таинственные истории, вот откуда его интерес к настоящим преступлениям, на что я ответил, что уже успел подметить в докторе литературное дарование…

— Совершенно не понимаю, как это вам удалось! — изумлялся Дойл.

— Доктор, вы пользуетесь не медицинским языком: вам нравится богатый словарь, к этому я могу добавить нерешительность начинающего писателя, который до сих пор не осознал, должен ли он пожертвовать всем, чтобы двигаться по столь любезному ему пути. Доктор Дойл выслушал мои разъяснения: если приходится выбирать между двумя профессиями, то верным решением будет выбор сочинительства, поскольку, стань он врачом, он улучшит жизнь многих людей, зато как писатель он сделает их счастливыми, а в этом мире ничто — ничто не значит для нас больше, чем счастье.

Дойл уже выглядел счастливым и не нуждался в одобрении никаких врачей или писателей. Он был похож на бутылку с пенной жидкостью, которую только что взболтали. Возбуждение переполняло его широко раскрытые глаза. Он замахал своим офтальмологическим прибором:

— Мистеру Икс… удалось, не знаю, каким образом… отыскать в моей скромной натуре… следы страсти к писательству, каковую, должен признать, почти никто не разделяет, потому что мне кажется, что наши истинные желания крайне редко бывают понятны нашим ближним… — (Добавьте к этой прозе жесты и мимику, и вы получите вернейшее впечатление об облике молодого доктора в эти минуты.) — И конечно, я должен признать, что на этом долгом пути, каковым я представляю мою литературную деятельность, я нахожусь в бурлящем, но все еще очень раннем периоде весны… Невероятно, как все-таки этот джентльмен сумел разглядеть внутри меня мои сокровенные чаяния. Мне не хватает слов, чтобы выразить…

Я была почти благодарна этой нехватке слов, но пациент Дойла добавил недостающие:

— Доктор, я всего лишь повторил ваш собственный прием: вы исследовали мой покрасневший глаз с помощью этого инструмента, что позволило мне проделать то же самое с темнотой ваших зрачков. Имело место взаимное изучение, наподобие встречи двух искусных художников, стремящихся перенять друг у друга цвет и тональность; пока вы писали с меня, скажем так, «этюд в багровых тонах», я отвечал вам «этюдом в черных тонах».

— Чудесные изречения! Позвольте я их запишу! — Дойл выхватил записную книжку. От волнения он попытался записывать офтальмологическим аппаратом, но быстро понял свою ошибку и перешел на карандаш.

— Пожалуйста, доктор, забирайте их себе, а сейчас давайте же вернемся к нашему в высшей степени плодотворному спору… Вы как раз говорили, что читаете про убийства нищих в местных газетах.

— «Портсмут ай» и «Портсмут джорнал» следят за ними во все глаза.

— Кстати, о глазах, — робко вклинилась я. — Я принесла все необходимое…

Дойл окинул ночной столик таким взглядом, точно речь шла об археологических находках и точное назначение этих предметов ныне неизвестно.

— Ах да, я уже промыл левый глаз. Все в порядке, я расскажу вам позже. — И доктор вновь переключился на мистера Икс. — Конечно, после убийства Элмера Хатчинса я тоже понял, что мы имеем дело с особенным убийцей. Но вот орудие убийства, оставляемое рядом с телами, — это для меня новость. Об этом газеты не пишут.

— Не «рядом», доктор; позвольте мне уточнить: «поблизости».

Дойл покусал кончик карандаша и снова сел на стул.

— Не могли бы вы объяснить, чем это уточнение так важно?

Я наконец-то разобралась в происходящем. За секунду до того, как я вышла из комнаты, это были двое мужчин, которые только что познакомились. Через секунду после моего возвращения я увидела двух мужчин, объединенных общим делом.

А для мужского характера это всего важнее. У пишущей эти строки были случаи убедиться в своей правоте на примере мужчин разного склада и разного общественного положения: моего отца, моего брата, Роберта. В разговоре с женщиной мужчину может охватить пылкое воодушевление, но только с другими мужчинами они говорят о вещах, которые их по-настоящему воодушевляют. Я почувствовала себя листком бумаги под порывом сильного ветра. Нас в комнате больше было не трое: теперь здесь находились двое мужчин и я.

Когда я говорю об общем деле, я вовсе не имею в виду, что это были две одинаковые или, по крайней мере, сходные натуры. Нет, скорее противоположные. Это понимание приходило ко мне постепенно: мистер Икс уходил в себя, Дойл восторгался. Мистер Икс бережно хранил молчание, а Дойл заполнял его чем попало. В отличие от моего пансионера Дойл как будто имел представление обо всем, но если мистер Икс преуменьшал объем своих познаний, то молодому доктору они казались важнее того, что знал он сам; Дойл требовал все больше новой информации, чтобы чему-то научиться. И наконец, был еще юмор, который мистер Икс выделял исключительно в форме горькой желчи, зато у Дойла это было веселое шампанское, искрящееся и пенное. Если мистер Икс — это драма с затяжными паузами, то доктора Дойла я бы сравнила с ярким музыкальным спектаклем.

При всех этих различиях, когда речь заходила о тайнах, они казались закадычными друзьями.

— Доктор, давайте на время оставим в стороне мотив преступления, будь то месть или же безумие; существенно, что он каждый раз совершает убийство при помощи нового ножа, который оставляет поблизости от трупа…

— Это может быть нечто вроде вызова, — предположил Дойл и махнул рукой, будто отбрасывая от себя какой-то предмет (но вовремя заметил, что держит в руке карандаш). — «Поймайте меня, если сможете» — как вам такая идея?

— Но почему он оставляет ножи поблизости от своих жертв, а не рядом с ними?

— Простите, я не совсем понимаю, в чем вы видите разницу.

— Всегда в нескольких шагах, а не рядом.

Доктор в раздумье пригладил ус:

— Он не хочет, чтобы оружие нашли, но и не хочет забирать его с собой…