Эти спутанные узы
Часть 20 из 84 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я не работаю бесплатно.
– Считай это задатком, – выпаливаю я, затем сглатываю, вынашивая план на месте. – Что скажешь, если за обратную дорогу я заплачу прядью волос принца Ронана?
Выпученные глаза Баккена прищуриваются. Его явно заинтересовало мое предложение.
– Как ты собираешься заполучить волосы принца?
– Предоставь это мне, – говорю я, немного запыхавшись. Думаю, это сработает. – Пожалуйста?
Только когда Баккен тянется к моему запястью, я вспоминаю, что одета только в тонкую ночную рубашку.
* * *
Баккен переносит меня прямо в слабо освещенную спальню и исчезает, прежде чем я успеваю полностью материализоваться. Это не та роскошно обставленная спальня, в которой я оказалась, пройдя через портал в королевском гардеробе. Из этой комнаты открывается вид на стремительную реку, текущую через горный перевал, но больше всего меня поражает не это.
А он.
Я чувствую Себастьяна, как будто он находится прямо в этой комнате.
– Абриелла!
Я поворачиваюсь на звук голоса Себастьяна. Он вскакивает с кровати. Прежде чем я успеваю сказать хоть слово или хотя бы собраться с силами, он заключает меня в объятия и поднимает с пола. Он без рубашки, теплый, и было бы так просто раствориться в его объятьях. Не только потому, что мне не хватает его тепла и любви. Не только потому, что я одинока и не хочу жить в этом ужасном мире без него.
Я хочу раствориться в нем, потому что здесь, в одной комнате, эта связь – это не просто накал эмоций. Он словно моя половинка, а боль, которую он испытывает, просто невыносима. Она напоминает мне о том, что я чувствовала семь лет назад, о моем горе в те дни, когда я оправлялась от пожара. В ту ночь я чуть не умерла, но папа умер, и тяжесть этой потери постоянно давила мне на грудь и плечи, стискивала легкие, не давая дышать полной грудью.
Чувствуя это сейчас, видя, как страдает Себастьян, я больше всего на свете хочу облегчить его боль. Своим поцелуем. Своим телом. Сделать все, что угодно, лишь бы скинуть со своих плеч этот груз горя, вины и беспокойства.
Но я не могу. Вместо этого я прижимаю руку к его груди и отстраняюсь.
– Поставь меня на пол.
– Боги небесного и подземного мира, ты вернулась ко мне, – говорит он, утыкаясь носом мне в шею. Его губы касаются моей кожи, и это невероятное ощущение – гул осознания как моего собственного тела, так и его. – Я знал, что ты вернешься.
Я опасно близка к тому, чтобы раствориться от его прикосновений, и изо всех сил стараюсь себя контролировать.
– Поставь меня на пол, Себастьян. Сейчас же. – Темнота оглушительным грохотом наполняет комнату.
Себастьян повинуется и медленно опускает меня на пол. Я хватаюсь за контроль над своей магией, даже когда тьма рассеивается.
– Прости… – говорит он, изучая мое лицо. – Я просто… так волновался и так отчаянно скучал по тебе. Я пытался прийти к тебе во сне, но ты вытолкнула меня.
– Да. Потому что тебе туда нельзя.
Мне не нужно видеть его лицо, чтобы понять, что я причинила ему боль. Я чувствую это. Это все равно что каждым словом разбивать свое собственное сердце. Он качает головой, и боль утихает – все его эмоции ослабевают, как будто он каким-то образом подавил их или воздвиг перед ними стену.
– Я понимаю, почему ты злишься, – говорит он, – и я это заслужил, но…
– Я здесь не для того, чтобы говорить о нас. Я не прощаю тебя и пришла не для того, чтобы воссоединиться с тобой.
Его лицо бледнеет, и эти прекрасные глаза цвета морской волны становятся тусклыми.
– Я не хотел, чтобы все вышло вот так, – говорит он.
Я стискиваю челюсти. Я думала, что готова встретиться с ним лицом к лицу, что могу сосредоточиться на своей миссии, но это оказалось сложнее, чем я ожидала.
– У тебя был выбор. Ты мог мне сказать.
– Да? – спрашивает он. – И как бы ты отреагировала?
Если бы я могла, я бы с радостью отдала корону ему. Только вот… мне нужно было умереть или стать фейри, чтобы выжить. Правда заключается в том, что если бы я знала, что ему от меня нужно, я бы сбежала.
– Ты вообще любил меня? – спрашиваю я.
– Ты моя суженая, – говорит он, склоняя голову набок.
Я фыркаю.
– Судя по тому, сколько у тебя татуировок, ты, похоже, заключал узы со всеми, кто на это соглашался. Так что уж извини, я не считаю это символом твоей вечной любви.
Его глаза становятся холодными.
– Я хочу сказать, что, поскольку мы связаны узами, тебе не нужно спрашивать. Ты уже точно знаешь, что я чувствую к тебе.
Потому что я чувствую его в своей крови. Я чувствую его сердечную боль, его тоску и его любовь, даже сквозь тот щит, который он воздвиг, чтобы смягчить эти чувства.
– Как ты мог поступить так с той, кого любишь? – спрашиваю я, делая резкий вздох. Я не буду плакать. – Ты ждал, что я очнусь и скажу, что все в порядке? Думал, что я все пойму и радостно пойду на твою коронацию?
– Я ждал, что ты дашь мне возможность все объяснить. Так ведь обычно бывает, когда кого-то любишь. Но ты убежала. Как и всегда.
Я вздрагиваю, потому что он прав. Я сбегала каждый раз, когда у нас были какие-то разногласия. Но это не значит, что он не должен отвечать за свои решения.
– Ты не можешь переложить это на меня. Ты предпочел корону моей жизни и расстроен, что я не задержалась, чтобы поболтать об этом?
Он качает головой:
– А ты не думала, почему я просил тебя не приходить в Фейри? Я же говорил тебе оставаться в Фейрскейпе. Мне нужен был еще один год.
– И что бы произошло за этот год, чтобы…
Его глаза сверкают.
– Она бы умерла!
– Королева.
Его мать. Он был сломлен не потому, что она умирала. Он надеялся прятать меня до ее смерти. Я прерывисто вздыхаю, вспоминая, что он сказал мне, когда посетил мой сон.
«Я понял, что не смогу этого сделать. Я знал, что уж лучше моя мать умрет у меня на глазах, чем я предам тебя. Но выбора у меня уже не было».
– Когда мне исполнилось девятнадцать, моя мать поручила мне найти тебя, найти корону моего отца. Она бы сделала это сама, но была слишком слаба. Проклятие опустошило ее. Поэтому она послала меня сделать то единственное, для чего я был рожден. Претендовать на корону, которая, как ей обещал Оберон, достанется их ребенку. – Он сглатывает. – А потом я встретил тебя. Я знал, что она тебя уничтожит, и не мог этого допустить. Все, что я мог сделать, это скрыть правду. Ждать, пока проклятие наконец не заберет ее последний вздох. И только тогда ты была бы в безопасности.
Такие красивые слова. У него всегда есть для меня такие красивые слова.
– Я хотел только уберечь тебя.
– Я или корона?
– Ты, – рычит он, сверкая глазами, и его разочарование прорывается сквозь любой щит, который он поставил между мной и своими эмоциями. – Но ты не станешь меня слушать, хоть и пришла сюда. – Он качает головой. – Я должен был сделать все, что было в моих силах, – единственное, что мог сделать.
Он подходит ближе и обхватывает мое лицо своей большой ладонью, проводя большим пальцем по моей щеке.
Я закрываю глаза, стараясь не поддаться его чарам. Между нежным движением его мозолистого большого пальца и его теплом – таким близким, что чтобы снова согреться, достаточно просто прижаться к нему, – я слабею. Его любовь – это все, что мне нужно. Она больше, чем все, чего я боюсь, сильнее любого врага. Мне бы никогда больше не пришлось быть одной, если бы я просто приняла ее.
Мне бы…
Я стискиваю зубы.
– Перестань.
– Что перестать?
– Ты заставляешь меня чувствовать это… это притяжение. Ты проецируешь, чтобы я перестала думать своей головой.
– Я позволяю тебе чувствовать то, что чувствую я. Мы связаны узами. Нравится тебе это или нет. Все, что ты чувствуешь через узы, реально. Это часть меня.
– Но ты скрываешь некоторые эмоции, – говорю я. – Предпочитаешь пропускать определенные фрагменты больше, чем другие.
Он пожимает плечами, как будто это совершенно нормальное поведение. Может быть, так оно и есть. Может быть, именно так суженые переносят подавляющую природу стольких эмоций. Или, может быть, он просто манипулятор и ублюдок, который не заслуживает презумпции невиновности.
– Что бы произошло после смерти королевы? – спрашиваю я, из последних сил стараясь, чтобы голос рассудка звучал громче зова чувств. – Что бы это изменило?
– Что бы изменило? Для тебя было бы одной угрозой меньше. Меньше фейри, что желают получить корону и ее силу любой ценой. – Он тяжело сглатывает. – Мне нужно было время.
– На что?
– Для исполнения пророчества. И чтобы ты полюбила меня так сильно, что поняла бы, что я ничего этого не хотел. Мы влюблялись друг в друга. – Он сжимает кулак и прижимает его к груди. – Я не хотел тебя обманывать. Я хотел найти способ сказать тебе правду. Хотел, чтобы ты любила меня так, что согласилась бы принять зелье сама, а не потому, что у тебя не было другого выхода.
– Тебе ничего не мешало сказать мне.
Его ноздри раздуваются.
– Ты влюблялась в него. Пока у Финна был шанс обманом лишить тебя короны, ты не была в безопасности. Вот почему нам нужно было заключить узы. Вот почему я обманул тебя – потому что забрать корону себе было единственным шансом обеспечить твою безопасность, а узы ты бы согласилась заключить, только если бы я утаил от тебя часть правды.
Это такое красивое объяснение, и я очень хочу заглотить эту наживку, поверить, что все будет хорошо, если мы просто снова начнем доверять друг другу. Но я не могу.
– Считай это задатком, – выпаливаю я, затем сглатываю, вынашивая план на месте. – Что скажешь, если за обратную дорогу я заплачу прядью волос принца Ронана?
Выпученные глаза Баккена прищуриваются. Его явно заинтересовало мое предложение.
– Как ты собираешься заполучить волосы принца?
– Предоставь это мне, – говорю я, немного запыхавшись. Думаю, это сработает. – Пожалуйста?
Только когда Баккен тянется к моему запястью, я вспоминаю, что одета только в тонкую ночную рубашку.
* * *
Баккен переносит меня прямо в слабо освещенную спальню и исчезает, прежде чем я успеваю полностью материализоваться. Это не та роскошно обставленная спальня, в которой я оказалась, пройдя через портал в королевском гардеробе. Из этой комнаты открывается вид на стремительную реку, текущую через горный перевал, но больше всего меня поражает не это.
А он.
Я чувствую Себастьяна, как будто он находится прямо в этой комнате.
– Абриелла!
Я поворачиваюсь на звук голоса Себастьяна. Он вскакивает с кровати. Прежде чем я успеваю сказать хоть слово или хотя бы собраться с силами, он заключает меня в объятия и поднимает с пола. Он без рубашки, теплый, и было бы так просто раствориться в его объятьях. Не только потому, что мне не хватает его тепла и любви. Не только потому, что я одинока и не хочу жить в этом ужасном мире без него.
Я хочу раствориться в нем, потому что здесь, в одной комнате, эта связь – это не просто накал эмоций. Он словно моя половинка, а боль, которую он испытывает, просто невыносима. Она напоминает мне о том, что я чувствовала семь лет назад, о моем горе в те дни, когда я оправлялась от пожара. В ту ночь я чуть не умерла, но папа умер, и тяжесть этой потери постоянно давила мне на грудь и плечи, стискивала легкие, не давая дышать полной грудью.
Чувствуя это сейчас, видя, как страдает Себастьян, я больше всего на свете хочу облегчить его боль. Своим поцелуем. Своим телом. Сделать все, что угодно, лишь бы скинуть со своих плеч этот груз горя, вины и беспокойства.
Но я не могу. Вместо этого я прижимаю руку к его груди и отстраняюсь.
– Поставь меня на пол.
– Боги небесного и подземного мира, ты вернулась ко мне, – говорит он, утыкаясь носом мне в шею. Его губы касаются моей кожи, и это невероятное ощущение – гул осознания как моего собственного тела, так и его. – Я знал, что ты вернешься.
Я опасно близка к тому, чтобы раствориться от его прикосновений, и изо всех сил стараюсь себя контролировать.
– Поставь меня на пол, Себастьян. Сейчас же. – Темнота оглушительным грохотом наполняет комнату.
Себастьян повинуется и медленно опускает меня на пол. Я хватаюсь за контроль над своей магией, даже когда тьма рассеивается.
– Прости… – говорит он, изучая мое лицо. – Я просто… так волновался и так отчаянно скучал по тебе. Я пытался прийти к тебе во сне, но ты вытолкнула меня.
– Да. Потому что тебе туда нельзя.
Мне не нужно видеть его лицо, чтобы понять, что я причинила ему боль. Я чувствую это. Это все равно что каждым словом разбивать свое собственное сердце. Он качает головой, и боль утихает – все его эмоции ослабевают, как будто он каким-то образом подавил их или воздвиг перед ними стену.
– Я понимаю, почему ты злишься, – говорит он, – и я это заслужил, но…
– Я здесь не для того, чтобы говорить о нас. Я не прощаю тебя и пришла не для того, чтобы воссоединиться с тобой.
Его лицо бледнеет, и эти прекрасные глаза цвета морской волны становятся тусклыми.
– Я не хотел, чтобы все вышло вот так, – говорит он.
Я стискиваю челюсти. Я думала, что готова встретиться с ним лицом к лицу, что могу сосредоточиться на своей миссии, но это оказалось сложнее, чем я ожидала.
– У тебя был выбор. Ты мог мне сказать.
– Да? – спрашивает он. – И как бы ты отреагировала?
Если бы я могла, я бы с радостью отдала корону ему. Только вот… мне нужно было умереть или стать фейри, чтобы выжить. Правда заключается в том, что если бы я знала, что ему от меня нужно, я бы сбежала.
– Ты вообще любил меня? – спрашиваю я.
– Ты моя суженая, – говорит он, склоняя голову набок.
Я фыркаю.
– Судя по тому, сколько у тебя татуировок, ты, похоже, заключал узы со всеми, кто на это соглашался. Так что уж извини, я не считаю это символом твоей вечной любви.
Его глаза становятся холодными.
– Я хочу сказать, что, поскольку мы связаны узами, тебе не нужно спрашивать. Ты уже точно знаешь, что я чувствую к тебе.
Потому что я чувствую его в своей крови. Я чувствую его сердечную боль, его тоску и его любовь, даже сквозь тот щит, который он воздвиг, чтобы смягчить эти чувства.
– Как ты мог поступить так с той, кого любишь? – спрашиваю я, делая резкий вздох. Я не буду плакать. – Ты ждал, что я очнусь и скажу, что все в порядке? Думал, что я все пойму и радостно пойду на твою коронацию?
– Я ждал, что ты дашь мне возможность все объяснить. Так ведь обычно бывает, когда кого-то любишь. Но ты убежала. Как и всегда.
Я вздрагиваю, потому что он прав. Я сбегала каждый раз, когда у нас были какие-то разногласия. Но это не значит, что он не должен отвечать за свои решения.
– Ты не можешь переложить это на меня. Ты предпочел корону моей жизни и расстроен, что я не задержалась, чтобы поболтать об этом?
Он качает головой:
– А ты не думала, почему я просил тебя не приходить в Фейри? Я же говорил тебе оставаться в Фейрскейпе. Мне нужен был еще один год.
– И что бы произошло за этот год, чтобы…
Его глаза сверкают.
– Она бы умерла!
– Королева.
Его мать. Он был сломлен не потому, что она умирала. Он надеялся прятать меня до ее смерти. Я прерывисто вздыхаю, вспоминая, что он сказал мне, когда посетил мой сон.
«Я понял, что не смогу этого сделать. Я знал, что уж лучше моя мать умрет у меня на глазах, чем я предам тебя. Но выбора у меня уже не было».
– Когда мне исполнилось девятнадцать, моя мать поручила мне найти тебя, найти корону моего отца. Она бы сделала это сама, но была слишком слаба. Проклятие опустошило ее. Поэтому она послала меня сделать то единственное, для чего я был рожден. Претендовать на корону, которая, как ей обещал Оберон, достанется их ребенку. – Он сглатывает. – А потом я встретил тебя. Я знал, что она тебя уничтожит, и не мог этого допустить. Все, что я мог сделать, это скрыть правду. Ждать, пока проклятие наконец не заберет ее последний вздох. И только тогда ты была бы в безопасности.
Такие красивые слова. У него всегда есть для меня такие красивые слова.
– Я хотел только уберечь тебя.
– Я или корона?
– Ты, – рычит он, сверкая глазами, и его разочарование прорывается сквозь любой щит, который он поставил между мной и своими эмоциями. – Но ты не станешь меня слушать, хоть и пришла сюда. – Он качает головой. – Я должен был сделать все, что было в моих силах, – единственное, что мог сделать.
Он подходит ближе и обхватывает мое лицо своей большой ладонью, проводя большим пальцем по моей щеке.
Я закрываю глаза, стараясь не поддаться его чарам. Между нежным движением его мозолистого большого пальца и его теплом – таким близким, что чтобы снова согреться, достаточно просто прижаться к нему, – я слабею. Его любовь – это все, что мне нужно. Она больше, чем все, чего я боюсь, сильнее любого врага. Мне бы никогда больше не пришлось быть одной, если бы я просто приняла ее.
Мне бы…
Я стискиваю зубы.
– Перестань.
– Что перестать?
– Ты заставляешь меня чувствовать это… это притяжение. Ты проецируешь, чтобы я перестала думать своей головой.
– Я позволяю тебе чувствовать то, что чувствую я. Мы связаны узами. Нравится тебе это или нет. Все, что ты чувствуешь через узы, реально. Это часть меня.
– Но ты скрываешь некоторые эмоции, – говорю я. – Предпочитаешь пропускать определенные фрагменты больше, чем другие.
Он пожимает плечами, как будто это совершенно нормальное поведение. Может быть, так оно и есть. Может быть, именно так суженые переносят подавляющую природу стольких эмоций. Или, может быть, он просто манипулятор и ублюдок, который не заслуживает презумпции невиновности.
– Что бы произошло после смерти королевы? – спрашиваю я, из последних сил стараясь, чтобы голос рассудка звучал громче зова чувств. – Что бы это изменило?
– Что бы изменило? Для тебя было бы одной угрозой меньше. Меньше фейри, что желают получить корону и ее силу любой ценой. – Он тяжело сглатывает. – Мне нужно было время.
– На что?
– Для исполнения пророчества. И чтобы ты полюбила меня так сильно, что поняла бы, что я ничего этого не хотел. Мы влюблялись друг в друга. – Он сжимает кулак и прижимает его к груди. – Я не хотел тебя обманывать. Я хотел найти способ сказать тебе правду. Хотел, чтобы ты любила меня так, что согласилась бы принять зелье сама, а не потому, что у тебя не было другого выхода.
– Тебе ничего не мешало сказать мне.
Его ноздри раздуваются.
– Ты влюблялась в него. Пока у Финна был шанс обманом лишить тебя короны, ты не была в безопасности. Вот почему нам нужно было заключить узы. Вот почему я обманул тебя – потому что забрать корону себе было единственным шансом обеспечить твою безопасность, а узы ты бы согласилась заключить, только если бы я утаил от тебя часть правды.
Это такое красивое объяснение, и я очень хочу заглотить эту наживку, поверить, что все будет хорошо, если мы просто снова начнем доверять друг другу. Но я не могу.