Эти лживые клятвы

Я беру из аптечки нитку и иголку, но когда смотрю на свои руки, замечаю, что они трясутся так же сильно, как и у Тайнана.

– Можно и мне тоже капельку? – спрашиваю я у него. – Чтобы успокоить нервы.

– Пожалуйста, – Тайнан вызывает еще один стакан. Он наливает половину того, что налил Финну, и протягивает мне.

Я делаю большой глоток и кашляю, когда обжигающая жидкость попадает мне в горло.

– Мне этого достаточно, – бормочу я – и киваю Финну. – Нам нужно промыть рану.

Финн осторожно садится, и Прета помогает ему расстегнуть пуговицы и снять рубашку. На его смуглой мускулистой груди я вижу несколько рунических татуировок. У меня пересыхает во рту, и я отворачиваюсь. Плохо глазеть на него, когда он ранен, но еще хуже делать это перед его… А какие у него отношения с Претой? Она его жена? Партнер? Просто друг?

Неужели я ревную? Не из-за того, что они есть друг у друга, а из-за их связи, из-за того, что они доверяют друг другу и всегда друг с другом честны. Я никогда не смогу вести себя так с Себастьяном – даже если снова смогу ему доверять. Из-за моей сделки с Мордеусом этому не бывать.

Тем не менее я отворачиваюсь и, пока Прета промывает рану и кожу вокруг нее, вставляю нитку в иголку. Мама учила меня шить, но я так и не овладела этим искусством в той же мере, что и Джас. Я научилась делать прочные, чистые стежки только благодаря настойчивости сестры.

Когда Прета заканчивает подготавливать рану, я занимаю ее место и опускаюсь на колени рядом с Финном. Теперь, когда рану промыли, она не выглядит так ужасно, как раньше, но она глубокая, и я колеблюсь, прежде чем вонзить иглу в его кожу.

– Давай, – говорит Финн. Он вздрагивает, когда я в первый раз вставляю иглу, но не двигается. При виде сочащейся из раны крови у меня сводит живот, но я делаю глубокий вдох и продолжаю шить.

Я справлюсь.

– Кто-нибудь расскажет мне об этих лагерях королевы? – спрашиваю я, не отрываясь от своей задачи.

Я чувствую, как они смотрят друг на друга, пока я шью, чувствую, что они ведут молчаливый разговор и решают, что стоит мне говорить, а что нет.

– Не заблуждайся, услышав слово «лагерь», – говорит Джалек. – Это тюрьмы.

– Для преступников? – спрашиваю я.

Джалек качает головой.

– Единственное преступление, которое они совершили, – позволили поймать себя на землях Благого двора. В то время, как в их жилах течет Неблагая кровь.

– А что вы имеете в виду под словом «тюрьма»?

Я никогда не верила в то, что Благие были «добрыми», так как никогда не доверяла фейри, но мне трудно поверить, что они будут проявлять жестокость к себе подобным без веской причины, даже несмотря на то, что эти фейри были из противоборствующего двора.

– Взрослых заключают в трудовые лагеря, заставляют работать по восемнадцать часов в сутки и почти не кормят, – Джалек говорит с таким мрачным лицом, что я не могу ему не поверить. – А если они не подчиняются – казнят.

Себастьян знает об этом?

– Твой принц пытался уговорить мать расформировать лагеря – по крайней мере сделать их не такими, какие они сейчас, – Финн морщится от боли, но, как обычно, читает меня как раскрытую книгу. – Но она отказывается.

Я делаю глубокий вдох, и меня накрывает волной облегчения. Себастьян, возможно, и не тот, кем я его когда-то считала, но я бы не вынесла, если бы за такие зверства был ответственен добрый и заботливый ученик мага, по которому я когда-то страдала.

– «Пытался», черт его побери, – бормочет Джалек. – Если бы он действительно хотел прекратить эти зверства, он бы лично убил королеву. Но ему никогда не хватит смелости. Я думал, он разозлится, когда узнает о детях, но…

– А что – дети? – спрашиваю я.

Прета на мгновение смотрит Финну в глаза, как будто спрашивая у него разрешения, и только после этого начинает объяснять.

– Детей разлучают с родителями. Говорят, что делают это, чтобы отбить у семей охоту пересекать земли Благих. Но на самом деле им промывают мозги, внушают им пропаганду о королеве и учат, что по происхождению они находятся ниже Благих. И поэтому должны служить.

Я стараюсь взять себя в руки и унять дрожь в руках. При мысли об этих детях мне приходится на мгновение закрыть глаза. Я знаю, каково это – жить без родителей и служить тем, кто кормит тебя и дал тебе кров. Как же наивно было полагать, что у всех фейри легкая жизнь!

Мой желудок скручивает, но не из-за запаха крови.

– Вы только посмотрите, – шепчет Прета.

– Принцесса, – говорит Финн, и я открываю глаза, чтобы увидеть, что окутала нас темнотой. Единственным источником света становятся эти пленительные серебристые глаза. – Мы находим этих детей и отводим их в безопасное место на территории Диких фейри. Пока мы говорим, Кейн помогает двум десяткам детей перебраться на их земли.

Я смотрю ему в глаза и закручиваю силу обратно в себя. Она шипит в моей крови, как бьющийся в клетке дикий зверь.

– Зачем Неблагие приходят сюда, если здесь так плохо?

– Потому что их жизнь под властью Мордеуса настолько ужасна, что риск того стоит, – говорит Прета. – Он жаден и эгоистичен, и ему плевать на свое королевство. Его законы благоприятствуют богатым и могущественным и карают тех, кому повезло меньше.

Я на мгновение перевожу взгляд на Финна. Невольно мне в голову приходит мысль, что боль, которую я вижу на его лице, связана не столько с раной в боку или иглой, вонзающейся в кожу, сколько с тем, в каком состоянии находится его королевство.

– Многие предпочитают бежать, но жить в таких условиях не желают, – говорит Джалек, продолжая тему, которую подняла Прета. – Но земли Неблагого двора окружены огромными и бурными морями со всех границ, кроме той, что граничит с землями Благого двора. Как сказал Финн, Дикие фейри принимают беженцев, но сначала Неблагим нужно туда добраться – либо пройдя через всю территорию Благих, либо через портал.

Я продолжаю зашивать рану, но мне нужно сосредоточиться, чтобы не дать ярости внутри меня вырваться и наполнить комнату темнотой.

– Почему они не переправляют их с помощью гоблинов?


Джалек хмыкает с явным отвращением.

– Эти существа даже более эгоистичны, чем Мордеус. У беженцев нет ничего, из-за чего они согласились бы стать врагами как Мордеуса, так и Арьи.

– Да и гоблин может перенести в лучшем случае только двоих зараз, – говорит Прета. – Самый простой путь на территорию Диких фейри для групп любого значительного размера – портал.

Тайнан вел себя так тихо, что я почти удивляюсь, когда он начинает говорить.

– Король и королева Диких фейри делают все возможное, чтобы приютить беженцев-Неблагих – на время, только до тех пор, пока Финн не займет свое законное место на троне. Но, чтобы Мордеус не покушался на их собственные границы, они не могут позволить открывать порталы прямо из земель Неблагих. Узурпатор использовал бы это против них. Он послал бы своих самых отвратительных созданий пытать невинных Диких фейри, – паутина на его лбу светится ярче и пульсирует. Он отворачивается и делает глубокий вдох. – Мы устанавливали порталы возле границы с Благим двором и пытались провести к ним Неблагих до того, как их поймают стражники королевы.

– Порталы нужно открывать, закрывать и часто менять их местоположение, чтобы солдаты Арьи не нашли их, – говорит Прета, наполняя свой стакан. – Это истощает наши силы, но это лучшее решение, которое мы придумали на данный момент.

Я заканчиваю последние стежки, и, когда снова поднимаю глаза на Финна, он наблюдает за мной. Я даже не пытаюсь скрыть от него, как я опустошена. Я тихонько накладываю необходимые мази на швы, но голова идет кругом.

«Дети».

– Он умрет? – доносится с лестницы тоненький, заплаканный голосок.

Интересно, сколько времени эта девочка стоит там и видела ли она рану Финна. Я инстинктивно встаю и делаю шаг к ней.

Но не успеваю я пройти и двух шагов, как Тайнан подхватывает ее на руки.

– Нет, малышка. С ним все будет в порядке. Видишь? – он несет ее к Финну. Тот протягивает руку и щекочет ее босую ногу. Она хихикает и вытирает слезы.

Если бы она была человеком, я бы предположила, что ей пять или шесть лет. У нее бледная смуглая кожа и шелковистые темные волосы, как у Преты. На лбу у нее зачатки серебряной паутины, как у Преты и Тайнана, но ее большие глаза серебристые, а улыбка – такая же, как у Финна.

– Ларк, я же велела тебе не спускаться, когда у нас гости, – говорит Прета, глядя на меня. Смысл ее слов предельно ясен. Может, мы и помогаем друг другу, но мне нельзя знать о ее ребенке. Не важно, что я только что зашила ее… кем бы Финн ей ни приходился.

– Но я видела, как она попала в пожар, – говорит Ларк, указывая на меня. Она наклоняет голову, словно пытаясь решить какую-то загадку. – А твоей сестры там не было.

– Ларк, перестань! – Прета вырывает ребенка из рук Тайнана и зарывается лицом в ее волосы. – Что мама говорила по поводу использования дара предвидения?

– Прета, – мягко говорит Джалек, – возможно, нам понадобится информация об этом пожаре, если…

– Тогда найди провидца, – огрызается она. В ее глазах стоят слезы. – А мою дочь не трогай.

– Прости, мама, – Ларк кладет свои маленькие ручки на щеки матери. – Я же не специально. Я просто вижу. И я не хочу, чтобы она погибла в пожаре. С ней уже такое случалось.

Мое сердце сжимается от беспокойства в милом детском голоске.

– Я не погибла, – я вытягиваю руки. – Видишь? Давным-давно я попала в пожар. Но я выжила.

Ларк не обращает на меня внимания. Она смотрит на свою маму и говорит:

– Когда она умрет в следующий раз, это должно произойти во время церемонии связывания уз. Иначе ей не стать королевой.

У меня кровь стынет в жилах.

«Когда она умрет в следующий раз…»

– Королевой? – рявкает Джалек.

– Дорогая, перестань, пожалуйста, – по щекам Преты текут слезы. Она вне себя от горя.

Джалек поворачивается ко мне.

– Ты действительно любишь золотого принца, – он бормочет себе под нос ругательство. – Ты должна сказать нам, прежде чем что-то ему пообещаешь.

Я не обращаю внимания на Джалека и делаю вид, что не замечаю пронзительного взгляда серебристых глаз Финна.

– Я не умерла, – говорю я Ларк. – И я не стану королевой Благих.

Она хихикает.

– Нет, королевой Благих тебе не быть.

Эти слова должны были принести мне облегчение. Но все же они – маленький осколок в той полной тоски части моего сердца, которую я прячу от мира – от себя. В той части, которая хочет Себастьяна, которая хочет быть достойной того, чтобы стать…

Нет. Я не хочу этого.

Джалек бросает на Финна тяжелый взгляд, прежде чем снова повернуться к ребенку.

– Ларк, ты хотела сказать «королевой Неблагих»?