Если герой приходит

2

Меч не для меня




– Наставник Поликрат! А, наставник Поликрат!

– Чего тебе?

– Можно мне кусочек кожи?

– Зачем? К языку пришить?!

– Оружие чистить. А то тряпкой плохо получается…

Откуда у меня тряпка, наставник спрашивать не стал. Усмехнулся в бороду, и все. Ну да, он, небось, таких шуточек насмотрелся – хоть в арсенал складывай. Сунулся в угол, разворошил кучу тряпья – кряжистый, широкоплечий. Ни дать ни взять, медведь разрыл груду осенних листьев в поисках чего-нибудь лакомого.

Лакомое нашлось. Наставник протянул мне обрывок сыромяти – такой же был у Делиада. Я вспомнил про загадочный порошок, хотел спросить, но Поликрат вспомнил сам. Извлек мешочек, из него – щепотку серого порошка. Посыпал кожу, растер пальцем.

– Этой стороной чисти, – напутствовал он меня.

– Спасибо!

Пока я шел обратно, успел подумать: если басилейским сыновьям не зазорно оружие чистить, то сыну Посейдона – как? Если, конечно, я и вправду сын. Об этом уже весь город болтал. Хочешь, не хочешь – поверишь.

Сын Посейдона – это, наверное, хорошо. В Эфире говорили: Черногривый папе большую честь оказал, а маме – еще бо́льшую! Если я – честь для родителей, значит, надо гордиться. Вырасту, стану героем, тут уже их черед придет мной гордиться!

И братья пусть гордятся, я не против. По маме мы ведь все равно братья, верно?

Одна беда: герои все больше в одиночку воюют. Ни слуг, ни помощников. Так что я вернулся и быстро-быстро дочистил оба кинжала. Блеск, красота, любо-дорого посмотреть! Лучше, чем у Алкимена. Солнце мне с лезвия подмигнуло: молодец, герой, так держать!

А еще я нашел свободный точильный камень и наточил клинки. Так остро, что даже порезался. Отнес кинжалы наставнику Поликрату. Он меня похвалил, но больше ничего точить-чистить не велел. Ясное дело, порез заметил.

Ну и ладно. Зато теперь можно мечи в руках подержать. С деревяшкой я упражнялся, а бронзу мне в руки не давали. Я и с деревяшкой-то, если честно, не очень. Вот придут папа с дедушкой посмотреть, как наследники геройствуют, а тут я мечом машу, как раб цепом на молотильне.

Стыдоба!

А они ведь придут. Дедушка в Аид не торопится, тут и к оракулу не ходи. До весны точно задержится, до Истмийских игр. Он эти игры учредил, ему и открывать. Может, у меня деревянный меч неправильный? Может, если правильный взять, все сразу получится?

Я подошел к Делиаду. Он уже целых четыре меча в порядок привел. И два копейных наконечника. Мечи были одинаковые – ксифосы, как назвал их Алкимен. Клинок длиной с мою руку; нет, не мою – Делиадову. На древесный лист похож, к концу расширяется. Клинок и рукоять из цельного куска бронзы. У одного меча рукоятка кожей обмотана, у другого просто насечки сделаны.

Который тут самый легкий?

Я ухватил ближайший ксифос: нет, тяжелый! После деревяшки особенно. Для пробы взмахнул раз, другой. Сверху вниз, справа налево, крест-накрест. Загудев шмелем, острая бронза рассекла воздух. На последнем взмахе меч едва не вывернулся у меня из руки. Противно заныло запястье.

– Эй, эй!

– Шел бы ты в Тартар!

– Ухо отрубишь, дурила!

Я с сожалением вернул ксифос на место. Думал, как боевой меч возьму, у меня сразу все лучше получится. А оно ничего не лучше. Надо другой меч пробовать! Вот этот, например. Ух ты! Зуб дракона, не иначе!

Длиннющий, прямой. К концу сужается. Не плоский, а граненый, что ли? Нет, это ребра такие вдоль клинка идут, а к острию сходят на нет. Темный, почти черный…

– Фасганон, – пояснил всезнайка-Алкимен. – Микенский меч, черная бронза. Его еще «рогатым» называют. Вот, гляди.

Он указал на два выступа, нависающих над рукоятью:

– Это чтобы руку защищать.

Разыгрывает? Нет? Я ухватил «рогатый» меч за рукоять. Ничего себе, громадина! По сравнению с черным рогачом ксифос показался бы деревянным. Я замахнулся, Алкимен проворно шарахнулся в сторону:

– Им не рубят, балбес! Им колют! Из-за щита!

Остановить движение я уже не мог. Меч прочертил дугу и потащил меня за собой. Я едва не упал.

– Умора! Я ж тебе сказал: фасганон!

Ну да, фасганон – это жало. А еще прут. Жалящий прут?


– А это что?

Я указал брату на щербины.

– Бывает, что и рубят, – с неохотой признал Алкимен. – Иногда. Такие дураки, как ты. Иди, на чучеле упражняйся!

По дороге к чучелу я через шаг делал пробные выпады «рогачом». На всякий случай я держал его двумя руками, как копье. Мимо просеменила рабыня с корзиной поздних гранатов: румяно-пунцовые, они полыхали огнем.

– Эй, Гиппоной! Смотри, девчонку не проткни!

– Кто ж девчонок мечом протыкает?

– У него протыкалка не выросла!

Взрослые заржали: шутка им понравилась. Рабыня фыркнула – точь-в-точь молодая кобылка – и удалилась в сторону кухни, плавно покачивая бедрами. Кажется, ей тоже понравилось, запоздало сообразил я. И удивился: ей-то что могло понравиться?

Со второго раза «рогач» завяз в плотно скрученной соломе. Я его еле вытащил, и то не сразу. Полон уныния, я вернул фасганон на место – и увидел его.

Если микенский меч был большой, то этот выглядел огромным. Одного роста со мной, клянусь! Мощный клинок шириной чуть ли не с лопасть корабельного весла – он плавно сходился на конце к хищному острию и сиял так, что я чуть не ослеп. Золотой?! Радужные блики стаей стрекоз мельтешили перед глазами. Я проморгался, присмотрелся. Нет, не золото. Бронза, любовно начищенная и отполированная.

Ноги сами несли меня к чудо-мечу. Я шел, улыбаясь, как старому знакомому. Я тебя и не подниму, приятель. А и подниму, так не взмахну. Хорошо, не сейчас. Когда вырасту? Стану большим и сильным? Очень большим? Очень сильным?!

Издалека, будто с другого края света, донесся голос Алкимена:

– Это аор. Он не для тебя…

Для меня!

Пальцы легли на рукоять.





3

Великан в тумане




На этот раз он не спал, притворяясь береговым утесом.

Великан вознесся над островом, встал во весь свой исполинский рост – и остров съежился, сделался маленьким, с кулачок ребенка. Десять шагов из конца в конец – вот и вся суша. Он стоял, широко расставив ноги, словно изготовившись к бою. Вглядывался в туманную мглу, взявшую остров в осаду. В правой руке великан держал…

Аор! Тот самый меч.

В руке гиганта меч смотрелся естественно. Оружие было ему впору. Пальцы сжали рукоять: не слишком крепко, не слишком свободно. Чьи это пальцы? Мои? Его?

Наши?!

Мгла забурлила, вскипела. В ней обозначились две смутные фигуры. Живые? Морок? Две женщины проступили из тумана. Вознеслись над морем. Хлопнули орлиными крыльями, расплескав вокруг себя золотые отблески…

Они не просто приближались. Они росли, раздавались ввысь и вширь. Блестела чешуя – несокрушимый доспех, защита тел, столь же прекрасных, сколь и могучих. Из пальцев выдвинулись, тускло блеснули металлом острые когти. Оскалились рты, сверкнув львиными клыками. В ответ великан взмахнул мечом – легко и свободно. Он не рубил, он угрожал. Убийственно-острый металл со свистом и гулом рассек волглый воздух. Клинок взвихрил мглу, заставил в страхе шарахнуться прочь. Львицы, орлицы, чудовища – женщины замедлили полет, не решаясь перейти опасную черту…





⁂


Я стоял. Держал аор воздетым над головой. Легко и свободно, как великан на острове. Я стоял, а они смотрели. Все смотрели: братья, сыновья советников, взрослые воины, наставник Поликрат, выбравшийся на двор из оружейной…

Они так на меня смотрели!

Будто я – чудовище. Или бог.

Меч сделался непомерно тяжелым. Пальцы разжались. С глухим лязгом меч упал на землю. Чуть ногу мне не отсек! Еле успел отскочить.

И тут они все на меня бросились.

Нет, ко мне.