Если бы не ты
Часть 1 из 11 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
1. Одна
Эпилог.
* * *
Если бы не ты
Алиса Гордеева
1. Одна
Вокруг шум и суета. Все куда-то спешат, бегут, боятся опоздать. Тяжелые сумки, объемные чемоданы. По громкой связи объявляют о начале регистрации на рейс. А совсем недавно сообщили о посадке еще одного самолета. Рядом слышится радостный смех, теплые объятия долгожданной встречи.
Я одна. Стою и не могу освоиться. Самолет приземлился с час назад. На автомате прошла таможенный контроль и вот сейчас стою у выхода.
Время замерло. Внутри пустота. Меня некому встречать. В этом городе меня никто не ждет. В этой холодной и серой стране у меня не осталось ни одного близкого человека. В этом мире я давно уже совсем одна.
Мысли непрошено возвращаются назад, в прошлое. Мне было 14. Стоя на этом же месте, меня обнимала мама. Я уже не плакала, слушала и хотела верить. Она обещала, что я скоро вернусь к ней, к своей обычной жизни, что надо потерпеть совсем чуть-чуть. Да и что расстраиваться, не каждому удается получить место в лучшей школе Лондона, а у меня теперь столько возможностей...
Тогда я надеялась, что это именно так, что мама с отчимом хотят дать мне все самое лучшее и потому отпускают так далеко. Тогда я верила, что мама будет скучать, что ей было так же больно и страшно, как и мне. Тогда , это было тогда.
Сейчас мне 18 и меня никто здесь не ждет.
Такси подъезжает к серой панельной пятиэтажке. У подъезда полуразвалившаяся лавочка и огромный цветущий куст сирени за ней. Невольно залюбовавшись сиреневым облаком, не сразу понимаю, что пора выходить. Таксист, вежливый дядечка лет пятидесяти, помогает достать чемодан и даже донести до дверей. Дальше сама. Пятый этаж. Лифта нет. Дверь , обитая коричневым дермантином, заставляет воспоминаниям наваливаться с новой силой.
В этой квартире прошло все мое детство. Счастливое и солнечное. С ароматом бабушкиных оладушек. Веселыми классиками с девчонками во дворе. Мне было лет 7, когда мама увезла меня в новый дом, к своему новому мужу и его семье. Бабуля осталась здесь одна. Максим Петрович, мой отчим, не любил ее, не разрешал часто к ней приезжать. Помню , как сбегала из школы, чтобы только навестить бабушку. Как рассказывала ей все на свете, просилась остаться с ней, у нее. Так и сейчас , сбежав ото всех , я очень бы хотела ее обнять, за чашечкой чая с малиновым вареньем поговорить... Вот только уже год, как ее не стало. А мне даже не дали с ней попрощаться. Бабуля была единственной с кем я общалась все это время. Мы созванивались примерно раз в неделю. А в тот раз вместо нее к телефону подошел мужчина и сказал, что Марии Федоровны больше нет. Тогда впервые я позвонила ему, в слезах просила разрешить мне вернуться, пусть не на совсем, но он отказал.
" Ты никуда не поедешь. Помочь Марии Федоровне ты уже не сможешь. Мы без тебя тут разберемся, "- это все, что он сказал, а я ревела белугой и ничего не могла изменить. Отношения с отчимом никогда не были душевными, для него я была всегда не больше, чем предметом интерьера. Другое дело мама. Ее он боготворил, сдувал пылинки и делал все, о чем она не попросит. А просила мама много и часто. Мне казалось, что она так была увлечена новыми возможностями, что забывала обо мне, о бабуле. Она сильно изменилась рядом с ним. До него домашняя, добрая, чуткая, с ним стала расчетливой и сухой. Хотя и безумно красивой. С каждым годом она расцветала все больше и больше и все дальше становилась от меня. Наверно, поэтому, когда Максим Петрович сказал, что в его доме мне больше не рады, мама без излишних сожалений отправила меня подальше.
В квартире почти ничего не изменилось, все так как было до моего отъезда. Конечно, если не считать слоя пыли, скопившейся за это время.
Оставив чемодан в коридоре, я сразу прошла в гостиную. Светлая, простая комната с небольшим диванчиком, журнальным столиком и любимым плетеным креслом. Как же мне не хватало казалось бы простых вещей.
В Лондоне у меня тоже была своя комната, как и у любого другого учащегося Современной Закрытой Школы. Все было просто: самый необходимый минимум мебели, немного книг, в шкафу исключительно школьная форма и пара пижам. Большего нам не полагалось. Как и покидать территорию школы. В последний учебный год было небольшое послабление, я проходила практику в музее, а потому обзавелась некоторой обычной одеждой, а также могла понемногу гулять по городу. В школе нам выдавали стипендию, небольшую, но на карманные расходы хватало. Девчонки обычно покупали что-то из косметики или всякие вкусности и глупости. Я же старалась откладывать все, что можно. Понимала, что только так у меня есть шанс вернуться. Мало кто мог понять меня. Еще бы, в крутой школе учились исключительно отпрыскы обеспеченных и важных. Недостатка в финансах не было ни у одного из учеников. Кроме меня. Нет, конечно, мое обучение полностью оплачивал отчим. Но на этом его участие в моей жизни заканчивалось. Ни звонков, ни каникул в родном доме, ничего. Меня просто вычеркнули из семьи Соболевых без права на возвращение.
А я всегда хотела домой. Нет, не в особняк, где теперь жила мама, а в эту уютную двушку на пятом этаже. Семью Соболевых я давно вычеркнула из сердца. Тяжело, болезненно, до срывов , когда хотелось орать в голос, выть и бить стены головой. Меня ломало от непонимания мамы, ее поступков, ее равнодушия. Объясни она мне, поговори, может я бы и смогла ее простить, попыталась бы ее понять, найти хотя бы одно оправдание ее отказа от меня. Но кроме молчания не было ничего....
И вот я здесь. Сижу в любимом бабушкином кресле, укутавшись в ее плед. Вдыхаю отголоски ее запаха, а из глаз одна за другой стекают слезы. А ведь давала зарок больше никогда не плакать.
Сколько я так просидела, не знаю. Но тишину прервал звонок. Затаив дыхание, немного напряглась. Звонили в дверь. О моем возвращении никто не знал. Сейчас в школе подготовка к экзаменам, а через месяц выпускные тесты. Отчим мог спохватиться не раньше, чем по окончанию учебы, но не сейчас. О том, что все тесты я сдала заранее, он не знал. И узнать бы мог только , позвонив в школу. Но за четыре года он ни разу этого не сделал. Тогда кто?
Осторожно , почти не дыша, подхожу к входной двери, чтобы заглянуть в глазок. Но вдруг ощущаю резкую боль в ноге. Чемодан, чтоб его. Я совсем про него забыла и сейчас в темноте он сбил все планы на конспирацию.
- Кто?- охрипшим от слез голосом спрашиваю.- Кто там?
- Алевтина Егоровна это. Из 37 квартиры. Катька, шельма, ты что ль у матери то?- раздается встревоженный голос. Катька, это , видимо, моя мама. Правда, так ее не называли последние лет десять точно. Сейчас только Екатерина Михайловна, не иначе.
Решив, что разговаривать через дверь нелепо, открыла и впустила женщину к себе. Ее взгляд был выразительней любых слов. Сначала возмущенный, потом любопытный и озадаченный, а как пришло узнавание - удивленный , немного печальный, но добрый.
- Ксюша, ты что ли? Бог с тобой! Откуда ты? Выросла то как! Не помнишь меня , наверно, да? Мы с Машенькой, бабушкой твоей, вместе работали, да жили по соседству. Ты еще ко мне с Барсиком прибегала играть. А Машенька то как тебя ждала...
Алевтину Егоровну я узнала сразу, за четыре года она мало изменилась.
-Здравствуйте, Алевтина Егоровна!- даже не думала, что так радостно будет ее встретить - Как вы? Как здоровье?
- Ксюшенька, девочка! Как же хорошо, что ты вернулась! Как Машеньку похоронили, так я и сама сдала, сердце. Ну да не бери в голову. Пошли ко мне, обо всем расскажешь, да покормлю тебя, вон худая какая стала. И что тебя там в Англии твоей совсем не кормили?
- Не моя она, уже не моя, - почему -то других слов не нашлось.
Спустя полчаса мы сидели на кухне этажом ниже , пили чай и Алевтина Егоровна мне все рассказала. Как бабуля без меня тут жила, про сердечный приступ ее, про больницу, про то, что мама даже на похороны не приехала. Сидела , слушала ее и слезы с новой силой покатились из глаз.
- Не плачь, Ксюнечка, девочка моя! Не хотела бы Машенька, чтоб ты так убивалась. Все ждала тебя. Знала она, что ты все равно вернешься, - теплая ладонь женщины легла на мою. И вдруг, правда, стало легче! Впервые за долгие годы ощутила заботу и сердце сжалось в новых тисках. - Все это в прошлом! Погоди, Машенька же тебе кое-что оставила.
Алевтина Егоровна открыла шкафчик над холодильником и что-то стала искать. Через пару минут она отдала мне какие-то бумаги, завернутые в пакет и перетянутые резинкой.
-Вот! Катька же порывалась квартиру продать, да никак не могла, ты ж в ней прописана, да Машенька как знала, завещание написала. Но это тебе к нотариусу лучше сходить. А вот это она тебе откладывала, всё говорила, что тяжело тебе будет, когда вернешься, ироды эти никак тебе житья не дадут!
Дрожащими руками стала разворачивать кулек, а там деньги и сверху записочка бабушкиным почерком: " Для моей Ксюнечки!"
- На первое время помощь! А так где живу, знаешь! Помогу, чем сильна буду! - и снова её рука на моей, а слезы уже ручьем просто несутся прочь.
2. Звонок из прошлого
Неделя в родном городе пролетела незаметно. В квартире я совсем обжилась. Алевтина Егоровна поделилась несколькими цветами в горшках и стало как-то совсем уютно и по-домашнему.
С нотариусом вопрос тоже смогли решить достаточно быстро. Теперь я могла жить здесь без страха, что в любой момент меня могут выселить.
А еще я подала документы в ВУЗ, на лингвистический. Благо с моим аттестатом и знанием языка проблем в этом плане не возникло. До начала учебы оставалось еще почти два месяца и я решила, что будет правильно, найти работу. Дала несколько объявлений , что позанимаюсь языками с детками в качестве репетитора. И несколько раз мне уже позвонили и пригласили на пробные уроки.
Как раз сейчас я ехала на маршрутке на свой первый урок. За окном мелькал город. Совру, если скажу, что он ничуть не изменился. И вроде не так много новых зданий, но все стало другим. На тротуарах появилась красивая плитка, видно, что с душой стали следить за деревьями, кустарники все подстрижены, на клумбах цветы. Новые магазины, незнакомые вывески.
На очередной остановке мой взгляд зацепился за одну из них. Это был какой-то огромный то ли салон красоты, то ли спа-центр с очень говорящим для меня названием " Бьюти- центр Екатерины Соболевой". На несколько секунд я забыла как дышать. В области сердца неприятно так заныло осознание того, что все у нее хорошо. И забыла она обо мне не от того, что у нее что-то случилось. А именно так я иногда себя утешала. А просто потому, что я ей действительно не нужна.
На ватных ногах добралась до нужного адреса. Все пыталась себя успокоить, настроить на рабочий лад. Ведь эта работа мне необходима! Но руки предательски дрожали, да и глаза опять на мокром месте.
Моим первым учеником оказался шустрый мальчонка лет девяти. Матвей учился в 3 классе и по болезни много пропустил. Летом же вместо отдыха догонял программу, в том числе и по английскому. Мы нашли общий язык буквально сразу, занятие пролетело незаметно и родители оказались довольны и моим подходом к ребенку, и моими знаниями. Поэтому договорились заниматься регулярно, что безумно меня обрадовало и даже мысли о маме отступили куда-то вдаль.
Окрыленная первой маленькой победой, я почти добралась до дома, как зазвонил телефон . Этот номер я знала наизусть, хоть и набирала его всего лишь раз.
3. До
-Да, - как ни старалась придать голосу уверенности, он явно звучал фальшиво.
- Сбежала значит... - а вот отчим придавать голосу спокойствия не собирался. Он был в бешенстве! - Ты хоть понимаешь, что ты творишь!? Ты о матери подумала! Она же себе места не находит! Хороша дочка! Вырастил же ...
- Я имею право жить там , где хочу и так, как хочу! Вашего разрешения мне больше не надо! - я как мантру заучивала эту фразу. Как же я мечтала бросить ее отчиму при встрече. Но вот она обрела форму слов и сразу показалась мне какой-то слабой, даже жалкой. Смех на том конце только подтвердил мои опасения.
- Кто тебе такую чушь сказал? Ты будешь там, куда я тебя засуну и головы своей не высунешь, пока я не разрешу! Поняла?
- Мне уже 18, вы мне больше никто!- наверно, не стоило бросать быку красную тряпку, но сказанное назад не повернешь. В трубке на секунду воцарилась тишина. Я даже на мгновение подумала, что связь оборвалась. Но отчим просто испытывал мое терпение. - Моя жизнь вас больше не касается. Давайте сделаем вид, что мы чужие люди и больше не будем никак пересекаться.
- Слушай сюда, взрослая моя! - голос был ровный, безэмоциональный, даже какой-то уставший. - Завтра же ты забираешь документы из института и сваливаешь из этого города на все четыре стороны. Деньги на первое время завтра завезет мой водитель. И поверь, это в твоих интересах прежде всего. Я все сказал!
Что-то добавить или возразить я не успела, отчим скинул звонок, а у меня на душе мгновенно стало холодно и горько. Вот за что они со мной так! Чем я так мешаю, что даже находиться со мной в одном городе невыносимо противно.
Домой идти резко расхотелось. И тем более следовать глупым рекомендациям отчима. Никуда я не поеду, а если я ему так ненавистна, пусть уезжает сам. В конце концов город огромный, вероятность нам когда-либо пересечься ничтожно мала.
С этими мыслями я незаметно дошла до кофейни на углу. Решив, что отдых и кофе мне необходимы, я заняла место на летней веранде. В голове постоянно прокручивала последний разговор. Пыталась вспомнить свое детство. Как ни крути, а корни его ко мне неприязни растут оттуда. Но ничего особенного в голову не приходило.
Мы переехали в особняк Соболева накануне их с мамой свадьбы. Огромный дом с ухоженной территорией. Мне казалось, что это не дом, а дворец. Еще бы, от громоздких ворот до дома мы ехали минут пять. Извилистая дорожка по краям усыпанная клумбами и кустарниками вела к белоснежному зданию в три этажа. Вот зачем, казалось бы , человеку трехэтажный дом. Стоило зайти внутрь, как вопросов и изумления становилось все больше. Гостиная отчасти походившая на фойе какого-то театра, казалась необъятных размеров. Светлая, с огромными окнами в пол и широкой лестницей с отделкой под камень она создавала ощущение нереальности. На втором этаже была комната для меня. Своя огромная комната с мягкой большущей кроватью. Белоснежный ковер с единорогами и в таком же стиле светлая мебель делали комнату поистине сказочной. Максим Петрович тогда был со мной очень тактичным. Всегда старался услышать мое мнение, пытался завоевать мое доверие и одобрение. Нет, он никогда не сюсюкал со мной, но общаться с ним было приятно. Сразу после свадьбы он попросил называть его папой, но я отказалась. У меня был отец. И пусть знала я о нем лишь из редких рассказов матери, но назвать папой другого человека не могла. Максим Петрович отнесся к моему решению с уважением, но с тех пор в его поведении относительно меня стал прослеживаться холодок. Не явный, но сближение между нами в тот момент застопорилось, а спустя пару лет начался откровенный разлад. Не думаю, что отчим сильно переживал на этот счет. Не сложились теплые отношения и ладно. Открытых конфликтов между нами не возникало, просто стали чужими друг для друга. Мама тогда была так увлечена им, что мое мнение ее волновало в последнюю очередь, как и наши ледяные с ним отношения. "Ксюнечка, ну что ты такое говоришь. Максим любит тебя как родную. Не выдумывай. " - она даже не пыталась меня услышать. Мне было обидно, но поделать я тогда ничего не могла .
У отчима был и свой сын от первого брака. Алексей. Его гордость и отдушина. Высокий темноволосый , с серыми ледяными глазами, как у отца. Парень был старше меня лет на семь и активно занимался плаванием. Постоянные соревнования, медали, кубки. Казалось быстрее Леши плавать не умел никто. Да Леша во всем был чемпионом. За каждую оплошность я сразу слышала, что вот Леша бы так не поступил, равняйся, учись, глядя на брата. Вот только как брата я его не могла воспринимать. Да и какой он мне брат? Между нами не было ничего общего, пропасть . Да и Леша не сказать, что был рад мелкой сестрёнке. Я его откровенно бесила. Но в силу воспитания, он не позволял себе ничего лишнего, сглатывая все мои обидные слова с постоянным : " Ты же мелкая, что с тебя взять!"
Года через три Леша уехал учиться в Москву. Отец настаивал, чтобы тот получил образование за границей, но Леша был еще тем упертым бараном, и раз решил учиться в московском вузе, изменить его решение никто не смог.
Он часто приезжал на каникулы домой. Такой взрослый, серьезный и безумно красивый. Однажды он приехал с девушкой. Милая скромная блондинка с огромными , как у оленя, карими глазами. Мне казалось, что она была похожа на куклу. А он смотрел на нее таким теплым и добрым взглядом, каким ни разу не взглянул на меня. Конечно, я все еще была лишь мелкой надоедливой сестренкой. Хотя тогда мне было уже 13. С подружками мы вовсю обсуждали мальчишек, интересовались модой и старались выглядеть, как взрослые. Но сидя рядом с Лешиной куколкой, я понимала, что все мои старания тщетны. Несуразный подросток с тощими ногами, без каких-то намеков на женственность и привлекательность. Тогда я впервые ощутила себя неуютно, неуверенно и было что-то еще. Что-то, что заставляло сердце сжиматься от одного только взгляда на их переплетенные руки, нежные взгляды и шептания на ушко. Мне хотелось оказаться на месте этой девушки , а ее стереть в порошок.
Именно в тот день я поняла, почему Леша никогда не был для меня братом. Мои чувства к нему были иными. От осознания своей увлеченности им мне стало неловко. Если раньше я с легкостью могла смотреть в его ледяные глаза, говорить всякие колкости, вредничать, то сейчас боялась даже взглянуть на него. А если случайно встречалась взглядом, ощущала как краска стыдливо приливает к щекам. Благо, что Леша быстро вернулся в Москву и все, что мне оставалось, это лишь мечтать.
Мечтала я не долго, буквально через пару месяцев и меня отправили учиться. Точнее сказать просто выгнали из дома, из города, из старой беззаботной жизни.
4. Егор
- У вас что-то случилось? Всё хорошо?- мягкий мужской голос над головой заставил вынырнуть из воспоминаний. Подняв голову, увидела симпатичного молодого человека лет двадцати. Судя по бэйджику и фирменной одежде, это был сотрудник кофейни. Странно, вроде до этого меня обслуживала девушка.
Эпилог.
* * *
Если бы не ты
Алиса Гордеева
1. Одна
Вокруг шум и суета. Все куда-то спешат, бегут, боятся опоздать. Тяжелые сумки, объемные чемоданы. По громкой связи объявляют о начале регистрации на рейс. А совсем недавно сообщили о посадке еще одного самолета. Рядом слышится радостный смех, теплые объятия долгожданной встречи.
Я одна. Стою и не могу освоиться. Самолет приземлился с час назад. На автомате прошла таможенный контроль и вот сейчас стою у выхода.
Время замерло. Внутри пустота. Меня некому встречать. В этом городе меня никто не ждет. В этой холодной и серой стране у меня не осталось ни одного близкого человека. В этом мире я давно уже совсем одна.
Мысли непрошено возвращаются назад, в прошлое. Мне было 14. Стоя на этом же месте, меня обнимала мама. Я уже не плакала, слушала и хотела верить. Она обещала, что я скоро вернусь к ней, к своей обычной жизни, что надо потерпеть совсем чуть-чуть. Да и что расстраиваться, не каждому удается получить место в лучшей школе Лондона, а у меня теперь столько возможностей...
Тогда я надеялась, что это именно так, что мама с отчимом хотят дать мне все самое лучшее и потому отпускают так далеко. Тогда я верила, что мама будет скучать, что ей было так же больно и страшно, как и мне. Тогда , это было тогда.
Сейчас мне 18 и меня никто здесь не ждет.
Такси подъезжает к серой панельной пятиэтажке. У подъезда полуразвалившаяся лавочка и огромный цветущий куст сирени за ней. Невольно залюбовавшись сиреневым облаком, не сразу понимаю, что пора выходить. Таксист, вежливый дядечка лет пятидесяти, помогает достать чемодан и даже донести до дверей. Дальше сама. Пятый этаж. Лифта нет. Дверь , обитая коричневым дермантином, заставляет воспоминаниям наваливаться с новой силой.
В этой квартире прошло все мое детство. Счастливое и солнечное. С ароматом бабушкиных оладушек. Веселыми классиками с девчонками во дворе. Мне было лет 7, когда мама увезла меня в новый дом, к своему новому мужу и его семье. Бабуля осталась здесь одна. Максим Петрович, мой отчим, не любил ее, не разрешал часто к ней приезжать. Помню , как сбегала из школы, чтобы только навестить бабушку. Как рассказывала ей все на свете, просилась остаться с ней, у нее. Так и сейчас , сбежав ото всех , я очень бы хотела ее обнять, за чашечкой чая с малиновым вареньем поговорить... Вот только уже год, как ее не стало. А мне даже не дали с ней попрощаться. Бабуля была единственной с кем я общалась все это время. Мы созванивались примерно раз в неделю. А в тот раз вместо нее к телефону подошел мужчина и сказал, что Марии Федоровны больше нет. Тогда впервые я позвонила ему, в слезах просила разрешить мне вернуться, пусть не на совсем, но он отказал.
" Ты никуда не поедешь. Помочь Марии Федоровне ты уже не сможешь. Мы без тебя тут разберемся, "- это все, что он сказал, а я ревела белугой и ничего не могла изменить. Отношения с отчимом никогда не были душевными, для него я была всегда не больше, чем предметом интерьера. Другое дело мама. Ее он боготворил, сдувал пылинки и делал все, о чем она не попросит. А просила мама много и часто. Мне казалось, что она так была увлечена новыми возможностями, что забывала обо мне, о бабуле. Она сильно изменилась рядом с ним. До него домашняя, добрая, чуткая, с ним стала расчетливой и сухой. Хотя и безумно красивой. С каждым годом она расцветала все больше и больше и все дальше становилась от меня. Наверно, поэтому, когда Максим Петрович сказал, что в его доме мне больше не рады, мама без излишних сожалений отправила меня подальше.
В квартире почти ничего не изменилось, все так как было до моего отъезда. Конечно, если не считать слоя пыли, скопившейся за это время.
Оставив чемодан в коридоре, я сразу прошла в гостиную. Светлая, простая комната с небольшим диванчиком, журнальным столиком и любимым плетеным креслом. Как же мне не хватало казалось бы простых вещей.
В Лондоне у меня тоже была своя комната, как и у любого другого учащегося Современной Закрытой Школы. Все было просто: самый необходимый минимум мебели, немного книг, в шкафу исключительно школьная форма и пара пижам. Большего нам не полагалось. Как и покидать территорию школы. В последний учебный год было небольшое послабление, я проходила практику в музее, а потому обзавелась некоторой обычной одеждой, а также могла понемногу гулять по городу. В школе нам выдавали стипендию, небольшую, но на карманные расходы хватало. Девчонки обычно покупали что-то из косметики или всякие вкусности и глупости. Я же старалась откладывать все, что можно. Понимала, что только так у меня есть шанс вернуться. Мало кто мог понять меня. Еще бы, в крутой школе учились исключительно отпрыскы обеспеченных и важных. Недостатка в финансах не было ни у одного из учеников. Кроме меня. Нет, конечно, мое обучение полностью оплачивал отчим. Но на этом его участие в моей жизни заканчивалось. Ни звонков, ни каникул в родном доме, ничего. Меня просто вычеркнули из семьи Соболевых без права на возвращение.
А я всегда хотела домой. Нет, не в особняк, где теперь жила мама, а в эту уютную двушку на пятом этаже. Семью Соболевых я давно вычеркнула из сердца. Тяжело, болезненно, до срывов , когда хотелось орать в голос, выть и бить стены головой. Меня ломало от непонимания мамы, ее поступков, ее равнодушия. Объясни она мне, поговори, может я бы и смогла ее простить, попыталась бы ее понять, найти хотя бы одно оправдание ее отказа от меня. Но кроме молчания не было ничего....
И вот я здесь. Сижу в любимом бабушкином кресле, укутавшись в ее плед. Вдыхаю отголоски ее запаха, а из глаз одна за другой стекают слезы. А ведь давала зарок больше никогда не плакать.
Сколько я так просидела, не знаю. Но тишину прервал звонок. Затаив дыхание, немного напряглась. Звонили в дверь. О моем возвращении никто не знал. Сейчас в школе подготовка к экзаменам, а через месяц выпускные тесты. Отчим мог спохватиться не раньше, чем по окончанию учебы, но не сейчас. О том, что все тесты я сдала заранее, он не знал. И узнать бы мог только , позвонив в школу. Но за четыре года он ни разу этого не сделал. Тогда кто?
Осторожно , почти не дыша, подхожу к входной двери, чтобы заглянуть в глазок. Но вдруг ощущаю резкую боль в ноге. Чемодан, чтоб его. Я совсем про него забыла и сейчас в темноте он сбил все планы на конспирацию.
- Кто?- охрипшим от слез голосом спрашиваю.- Кто там?
- Алевтина Егоровна это. Из 37 квартиры. Катька, шельма, ты что ль у матери то?- раздается встревоженный голос. Катька, это , видимо, моя мама. Правда, так ее не называли последние лет десять точно. Сейчас только Екатерина Михайловна, не иначе.
Решив, что разговаривать через дверь нелепо, открыла и впустила женщину к себе. Ее взгляд был выразительней любых слов. Сначала возмущенный, потом любопытный и озадаченный, а как пришло узнавание - удивленный , немного печальный, но добрый.
- Ксюша, ты что ли? Бог с тобой! Откуда ты? Выросла то как! Не помнишь меня , наверно, да? Мы с Машенькой, бабушкой твоей, вместе работали, да жили по соседству. Ты еще ко мне с Барсиком прибегала играть. А Машенька то как тебя ждала...
Алевтину Егоровну я узнала сразу, за четыре года она мало изменилась.
-Здравствуйте, Алевтина Егоровна!- даже не думала, что так радостно будет ее встретить - Как вы? Как здоровье?
- Ксюшенька, девочка! Как же хорошо, что ты вернулась! Как Машеньку похоронили, так я и сама сдала, сердце. Ну да не бери в голову. Пошли ко мне, обо всем расскажешь, да покормлю тебя, вон худая какая стала. И что тебя там в Англии твоей совсем не кормили?
- Не моя она, уже не моя, - почему -то других слов не нашлось.
Спустя полчаса мы сидели на кухне этажом ниже , пили чай и Алевтина Егоровна мне все рассказала. Как бабуля без меня тут жила, про сердечный приступ ее, про больницу, про то, что мама даже на похороны не приехала. Сидела , слушала ее и слезы с новой силой покатились из глаз.
- Не плачь, Ксюнечка, девочка моя! Не хотела бы Машенька, чтоб ты так убивалась. Все ждала тебя. Знала она, что ты все равно вернешься, - теплая ладонь женщины легла на мою. И вдруг, правда, стало легче! Впервые за долгие годы ощутила заботу и сердце сжалось в новых тисках. - Все это в прошлом! Погоди, Машенька же тебе кое-что оставила.
Алевтина Егоровна открыла шкафчик над холодильником и что-то стала искать. Через пару минут она отдала мне какие-то бумаги, завернутые в пакет и перетянутые резинкой.
-Вот! Катька же порывалась квартиру продать, да никак не могла, ты ж в ней прописана, да Машенька как знала, завещание написала. Но это тебе к нотариусу лучше сходить. А вот это она тебе откладывала, всё говорила, что тяжело тебе будет, когда вернешься, ироды эти никак тебе житья не дадут!
Дрожащими руками стала разворачивать кулек, а там деньги и сверху записочка бабушкиным почерком: " Для моей Ксюнечки!"
- На первое время помощь! А так где живу, знаешь! Помогу, чем сильна буду! - и снова её рука на моей, а слезы уже ручьем просто несутся прочь.
2. Звонок из прошлого
Неделя в родном городе пролетела незаметно. В квартире я совсем обжилась. Алевтина Егоровна поделилась несколькими цветами в горшках и стало как-то совсем уютно и по-домашнему.
С нотариусом вопрос тоже смогли решить достаточно быстро. Теперь я могла жить здесь без страха, что в любой момент меня могут выселить.
А еще я подала документы в ВУЗ, на лингвистический. Благо с моим аттестатом и знанием языка проблем в этом плане не возникло. До начала учебы оставалось еще почти два месяца и я решила, что будет правильно, найти работу. Дала несколько объявлений , что позанимаюсь языками с детками в качестве репетитора. И несколько раз мне уже позвонили и пригласили на пробные уроки.
Как раз сейчас я ехала на маршрутке на свой первый урок. За окном мелькал город. Совру, если скажу, что он ничуть не изменился. И вроде не так много новых зданий, но все стало другим. На тротуарах появилась красивая плитка, видно, что с душой стали следить за деревьями, кустарники все подстрижены, на клумбах цветы. Новые магазины, незнакомые вывески.
На очередной остановке мой взгляд зацепился за одну из них. Это был какой-то огромный то ли салон красоты, то ли спа-центр с очень говорящим для меня названием " Бьюти- центр Екатерины Соболевой". На несколько секунд я забыла как дышать. В области сердца неприятно так заныло осознание того, что все у нее хорошо. И забыла она обо мне не от того, что у нее что-то случилось. А именно так я иногда себя утешала. А просто потому, что я ей действительно не нужна.
На ватных ногах добралась до нужного адреса. Все пыталась себя успокоить, настроить на рабочий лад. Ведь эта работа мне необходима! Но руки предательски дрожали, да и глаза опять на мокром месте.
Моим первым учеником оказался шустрый мальчонка лет девяти. Матвей учился в 3 классе и по болезни много пропустил. Летом же вместо отдыха догонял программу, в том числе и по английскому. Мы нашли общий язык буквально сразу, занятие пролетело незаметно и родители оказались довольны и моим подходом к ребенку, и моими знаниями. Поэтому договорились заниматься регулярно, что безумно меня обрадовало и даже мысли о маме отступили куда-то вдаль.
Окрыленная первой маленькой победой, я почти добралась до дома, как зазвонил телефон . Этот номер я знала наизусть, хоть и набирала его всего лишь раз.
3. До
-Да, - как ни старалась придать голосу уверенности, он явно звучал фальшиво.
- Сбежала значит... - а вот отчим придавать голосу спокойствия не собирался. Он был в бешенстве! - Ты хоть понимаешь, что ты творишь!? Ты о матери подумала! Она же себе места не находит! Хороша дочка! Вырастил же ...
- Я имею право жить там , где хочу и так, как хочу! Вашего разрешения мне больше не надо! - я как мантру заучивала эту фразу. Как же я мечтала бросить ее отчиму при встрече. Но вот она обрела форму слов и сразу показалась мне какой-то слабой, даже жалкой. Смех на том конце только подтвердил мои опасения.
- Кто тебе такую чушь сказал? Ты будешь там, куда я тебя засуну и головы своей не высунешь, пока я не разрешу! Поняла?
- Мне уже 18, вы мне больше никто!- наверно, не стоило бросать быку красную тряпку, но сказанное назад не повернешь. В трубке на секунду воцарилась тишина. Я даже на мгновение подумала, что связь оборвалась. Но отчим просто испытывал мое терпение. - Моя жизнь вас больше не касается. Давайте сделаем вид, что мы чужие люди и больше не будем никак пересекаться.
- Слушай сюда, взрослая моя! - голос был ровный, безэмоциональный, даже какой-то уставший. - Завтра же ты забираешь документы из института и сваливаешь из этого города на все четыре стороны. Деньги на первое время завтра завезет мой водитель. И поверь, это в твоих интересах прежде всего. Я все сказал!
Что-то добавить или возразить я не успела, отчим скинул звонок, а у меня на душе мгновенно стало холодно и горько. Вот за что они со мной так! Чем я так мешаю, что даже находиться со мной в одном городе невыносимо противно.
Домой идти резко расхотелось. И тем более следовать глупым рекомендациям отчима. Никуда я не поеду, а если я ему так ненавистна, пусть уезжает сам. В конце концов город огромный, вероятность нам когда-либо пересечься ничтожно мала.
С этими мыслями я незаметно дошла до кофейни на углу. Решив, что отдых и кофе мне необходимы, я заняла место на летней веранде. В голове постоянно прокручивала последний разговор. Пыталась вспомнить свое детство. Как ни крути, а корни его ко мне неприязни растут оттуда. Но ничего особенного в голову не приходило.
Мы переехали в особняк Соболева накануне их с мамой свадьбы. Огромный дом с ухоженной территорией. Мне казалось, что это не дом, а дворец. Еще бы, от громоздких ворот до дома мы ехали минут пять. Извилистая дорожка по краям усыпанная клумбами и кустарниками вела к белоснежному зданию в три этажа. Вот зачем, казалось бы , человеку трехэтажный дом. Стоило зайти внутрь, как вопросов и изумления становилось все больше. Гостиная отчасти походившая на фойе какого-то театра, казалась необъятных размеров. Светлая, с огромными окнами в пол и широкой лестницей с отделкой под камень она создавала ощущение нереальности. На втором этаже была комната для меня. Своя огромная комната с мягкой большущей кроватью. Белоснежный ковер с единорогами и в таком же стиле светлая мебель делали комнату поистине сказочной. Максим Петрович тогда был со мной очень тактичным. Всегда старался услышать мое мнение, пытался завоевать мое доверие и одобрение. Нет, он никогда не сюсюкал со мной, но общаться с ним было приятно. Сразу после свадьбы он попросил называть его папой, но я отказалась. У меня был отец. И пусть знала я о нем лишь из редких рассказов матери, но назвать папой другого человека не могла. Максим Петрович отнесся к моему решению с уважением, но с тех пор в его поведении относительно меня стал прослеживаться холодок. Не явный, но сближение между нами в тот момент застопорилось, а спустя пару лет начался откровенный разлад. Не думаю, что отчим сильно переживал на этот счет. Не сложились теплые отношения и ладно. Открытых конфликтов между нами не возникало, просто стали чужими друг для друга. Мама тогда была так увлечена им, что мое мнение ее волновало в последнюю очередь, как и наши ледяные с ним отношения. "Ксюнечка, ну что ты такое говоришь. Максим любит тебя как родную. Не выдумывай. " - она даже не пыталась меня услышать. Мне было обидно, но поделать я тогда ничего не могла .
У отчима был и свой сын от первого брака. Алексей. Его гордость и отдушина. Высокий темноволосый , с серыми ледяными глазами, как у отца. Парень был старше меня лет на семь и активно занимался плаванием. Постоянные соревнования, медали, кубки. Казалось быстрее Леши плавать не умел никто. Да Леша во всем был чемпионом. За каждую оплошность я сразу слышала, что вот Леша бы так не поступил, равняйся, учись, глядя на брата. Вот только как брата я его не могла воспринимать. Да и какой он мне брат? Между нами не было ничего общего, пропасть . Да и Леша не сказать, что был рад мелкой сестрёнке. Я его откровенно бесила. Но в силу воспитания, он не позволял себе ничего лишнего, сглатывая все мои обидные слова с постоянным : " Ты же мелкая, что с тебя взять!"
Года через три Леша уехал учиться в Москву. Отец настаивал, чтобы тот получил образование за границей, но Леша был еще тем упертым бараном, и раз решил учиться в московском вузе, изменить его решение никто не смог.
Он часто приезжал на каникулы домой. Такой взрослый, серьезный и безумно красивый. Однажды он приехал с девушкой. Милая скромная блондинка с огромными , как у оленя, карими глазами. Мне казалось, что она была похожа на куклу. А он смотрел на нее таким теплым и добрым взглядом, каким ни разу не взглянул на меня. Конечно, я все еще была лишь мелкой надоедливой сестренкой. Хотя тогда мне было уже 13. С подружками мы вовсю обсуждали мальчишек, интересовались модой и старались выглядеть, как взрослые. Но сидя рядом с Лешиной куколкой, я понимала, что все мои старания тщетны. Несуразный подросток с тощими ногами, без каких-то намеков на женственность и привлекательность. Тогда я впервые ощутила себя неуютно, неуверенно и было что-то еще. Что-то, что заставляло сердце сжиматься от одного только взгляда на их переплетенные руки, нежные взгляды и шептания на ушко. Мне хотелось оказаться на месте этой девушки , а ее стереть в порошок.
Именно в тот день я поняла, почему Леша никогда не был для меня братом. Мои чувства к нему были иными. От осознания своей увлеченности им мне стало неловко. Если раньше я с легкостью могла смотреть в его ледяные глаза, говорить всякие колкости, вредничать, то сейчас боялась даже взглянуть на него. А если случайно встречалась взглядом, ощущала как краска стыдливо приливает к щекам. Благо, что Леша быстро вернулся в Москву и все, что мне оставалось, это лишь мечтать.
Мечтала я не долго, буквально через пару месяцев и меня отправили учиться. Точнее сказать просто выгнали из дома, из города, из старой беззаботной жизни.
4. Егор
- У вас что-то случилось? Всё хорошо?- мягкий мужской голос над головой заставил вынырнуть из воспоминаний. Подняв голову, увидела симпатичного молодого человека лет двадцати. Судя по бэйджику и фирменной одежде, это был сотрудник кофейни. Странно, вроде до этого меня обслуживала девушка.
Перейти к странице: