Ещё 365 дней

я от нее избавился, залезай под стол! – широкая улыбка

снова расплылась на его лице, но когда я отодвинула стул

и опустилась на колени, он слегка потускнел. – Ты хочешь

сделать это, пока я ем? – удивленно спросил он, когда я

расстегнула ширинку на джинсах.

– Я потороплюсь, обещаю, – сказала я, поглотив его

одним движением.

И я поспешила, что не меняло того факта, что чело-

368

век из обслуживающего персонала дважды чуть не поме-

шал нам. Мое везение заключалось в том, что Начо, когда

нужно, мог сидеть неподвижно и, кроме того, имел очень

чуткий слух. Парень еще не успел переступить порог, а

лысый успел его одним словом отчитать. Он с немалым

трудом доел яичницу, а когда закончил, я заставила его

хотя бы выпить сок. Он несколько раз поперхнулся, но мы

с радостью дошли до конца, и после всего я вежливо усе-

лась на свое место, чтобы закончить трапезу.

– Ты невозможна, – вздохнул он с закрытыми глаза-

ми, откинув голову назад.

– Что мы будем делать сегодня? – спросила я как ни в

чем не бывало.

– Ебаться! – ответил он, не задумываясь.

– Что, прости? – удивленно повернула я голову.

– Мы едем на Тейде, – засмеялся он и надел очки, ко-

торые лежали на столешнице. – И там мы будем трахать-

ся, – он поднял брови, оскалив зубы. – Я пойду по делам, а ты позвони Ольге и спроси, отпустит ли Доменико ее с

острова.

Начо оперся руками о стол и отодвинул стул, чтобы

встать. В этот момент на пороге снова появился рабочий, который до этого пытался подойти к нам. Не услышав ни-

каких слов протеста с нашей стороны, он подошел ближе.

369

Он держал перед собой большой сверток. Канарец посмо-

трел на него, и тот произнес несколько слов по-испански, протягивая ему коробку. Матос смотрел то на меня, то на

то, что было у него в руках, и, когда мужчина исчез, уселся

в кресло.

– Эта посылка тебе, – серьезным тоном пояснил он, и

его взгляд выдавал явную тревогу. – Не знаю, откуда она


пришла, но знаю от кого, – он впился в меня зелеными

глазами и застыл, о чем-то размышляя. – Девочка, давай

я открою? – он ждал подтверждения с моей стороны, и я

покачала головой.

– Начо, он же не хочет меня убивать, – я потянулась

за пакетом, поставила его перед собой и принялась рвать

бумагу. – Он не такой психопат, каким ты его считаешь, –

заявила я, бросая на землю фольгу, в которую был завер-

нут сверток. Моим глазам предстала коробка с логотипом

Givenchy. Туфли? – удивленно сказала я и сняла крышку.

При виде того, что было внутри, съеденный за десять

минут до этого завтрак подступил к моему горлу. Я едва

успела отойти от стола, чтобы меня стошнило на траву.

Я упала на колени, и мое тело сотрясали очередные кон-

вульсии. Я не могла дышать, мне было плохо, и из меня

сыпались очередные остатки непереваренной пищи. Ка-

нарец стоял на коленях рядом, держа меня за волосы и

370

лоб, а когда я закончила, протянул мне льняную салфет-

ку, чтобы вытереть рот, и стакан воды.

– То есть, он не психопат? – он поднял меня с земли

и усадил в кресло, повернутое спиной к столу. – Черт, а я

же сказал, что открою, – прорычал он, ударивши руками

о стол.

Я дрожала, не в силах поверить тому, что увидела в ко-

робке. Мой шарик, моя милая, маленькая, белая собачка!

Как может человек быть таким жестоким, как можно так

обращаться с беззащитным животным?! К глазам подсту-

пили слезы, а дыхание застряло в горле.

Я услышала, как Начо срывает какую-то бумагу, и, не

зная, что увижу, взглянула на него. Он держал в руке ли-

сток и читал.

– Ёб твою мать! – процедил он сквозь зубы и смял ее.

Я протянула руку, чтобы дать ему сигнал, что я тоже

хочу это увидеть. Некоторое время он смотрел на меня, ко-

леблясь, пока, наконец, не сунул мне в руку мятую бумагу.

Я развернула его. «То же самое ты сделала со мной...» –