Еретики Дюны

Шванги вышла из шахты лифта и подошла к Таразе, метнув лишь один гневный взгляд на Тега.

«Тараза хотела увидеть тебя, — подумал он. — Мы все знаем, почему».

— Судя по тебе, ты не особенно счастлива меня видеть, — сказала Тараза, обращаясь к Шванги.

— Я УДИВЛЕНА, Верховная Мать, — сказала Шванги. — Я и понятия не имела. — Она опять, с ядовитой злобой взглянула на Тега.

Одраде и Лусилла продолжали осматривать друг друга.

— Я, конечно, слышала об этом, — сказала Одраде. — Но все равно, просто ошарашивает, когда в лице другой видишь самое себя.

— Я предостерегала тебя, — сказала Тараза.

— Каковы твои распоряжения? — спросила Шванги. Это было самым близким, насколько она могла осведомиться о цели визита Таразы.

— Я хотела бы побеседовать наедине с Лусиллой, — ответила Тараза.

— У меня приготовлены для тебя апартаменты, — предложила Шванги.

— Не хлопочи, — сказала Тараза. — Я не останусь. Майлз уже организовал мой транспорт. Долг требует от меня быть на Доме Соборов, мы с Лусиллой прогуляемся во внутренний дворик, — Тараза поднесла палец к щеке. — Да, и я бы хотела несколько минут понаблюдать за гхолой. Уверена, Лусилла способна это устроить.

— Он хорошо справляется с возрастающей нагрузкой своих занятий, — сказала Лусилла, когда она и Тараза направились к шахте лифта.

Тег перенес внимание на Одраде. Когда его глаз скользнул по лицу Шванги, он заметил ее раздражение, которое она и не старалась скрывать.

«Была ли Лусилла сестрой или дочерью Одраде?» — задумался Тег. Ему внезапно пришло в голову, что таким сходством Бене Джессерит преследовал определенные цели. Да, конечно! Лусилла — Геноносительница!

Шванги справилась со своим раздражением. Она с любопытством поглядела на Одраде.

— Я как раз собиралась сесть за обед. Сестра, — сказала Шванги. — Не желаешь ли присоединиться ко мне?

— Я должна перемолвиться словечком с башаром наедине, — сказала Одраде. — Если все в порядке, то ведь нам можно будет поговорить прямо здесь? Гхола не должен меня видеть.

Шванги насупилась, не стараясь больше скрывать свое разочарование в Одраде. Эти, на Доме Соборов, соблюдают верность своей стороне. Ни одна… никому не удалить ее с этого командного поста, дающего возможность наблюдать. Оппозиция имеет свои права!

Ее мысли были ясны даже Тегу. Он отметил, как холодно выпрямилась Шванги, когда их покидала.

— Плохо, когда Сестра обращается против Сестры, — сказала Одраде.

Тег подал капитанше охраны знак покинуть помещение. Одраде ведь сказала: НАЕДИНЕ, ЗНАЧИТ, ОСТАЕМСЯ НАЕДИНЕ. Одраде он сказал:

— Это одна из моих зон. Здесь за нами не могут проследить ни шпионы, ни технические средства.

— Я так и думала, — сказала Одраде.

— Но там у нас есть служебная комната, — Тег кивнул налево. — Мебель, даже песьи кресла, если ты предпочитаешь.

— Терпеть не могу этих песьих кресел, угодливо пытающихся принять твою форму, — сказала она. — Не можем ли мы поговорить здесь? — она взяла Тега за руку. — Может, мы немного пройдемся. У меня все затекло от сидения в этом лайтере.

— Что тебе предписано мне рассказать? — спросил он, когда они двинулись.

— Мои жизни-памяти не являются выборочно отфильтрованными, — сказала она. — Я владею ими всеми — естественно, лишь по женской линии.

— Вот как? — Тег поджал губы. Это было не то вступление, которого он ожидал. Одраде больше похожа на ту, что берет быка за рога.

— Тараза говорит, ты прочел «Манифест Атридесов». Хорошо. Ты знаешь, что это вызвало растерянность во многих местах.

— Шванги уже превратила его в средство борьбы против вас, Атридесов.

Одраде торжественно и серьезно на него поглядела. Как сообщали все доклады, Тег оставался внушительной фигурой, но она знала это и без докладов.

— Мы оба Атридесы, ты и я, — сказала Одраде.

Тег стал весь внимание.

— Твоя мать объяснила это тебе во всех подробностях, — сказала Одраде, — когда ты приехал домой на Лернаус на свои первые школьные каникулы.

Тег остановился и поглядел на нее. Откуда ей это известно? Насколько он знал, он никогда прежде не встречал некую далекую Дарви Одраде и не беседовал с ней. Может, о нем были особые разговоры на Доме Соборов? Он промолчал, заставляя Одраде самой поддерживать разговор.

— Я перескажу тебе разговор между мужчиной и моей матерью по рождению, — сказала Одраде. — Они — в постели, мужчина говорит: «Я породил нескольких детей, когда впервые сбежал из тесных уз Бене Джессерит, считая себя в то время независимым, вольным по собственному выбору поступать на службу и воевать, где угодно».

Тег и не старался скрыть удивления. Его собственные слова! Память ментата подсказала, что Одраде воспроизвела их с точностью механического записывающего устройства. Даже интонация!


— Еще? — спросила она, поскольку он продолжал неотрывно на нее смотреть. — Очень хорошо. Мужчина говорит: «Это было, конечно, до того, как меня отправили в школу ментатов. Как же это мне открыло глаза! Я никогда, ни на секунду не был вне пределов видимости Ордена! Я никогда не был свободным».

— Даже, когда я произносил те слова, сказал Тег.

— Верно, — держа его под руку, она стиснула его локоть, увлекая дальше по залу. — Все дети, отцом которых ты был, принадлежали Бене Джессерит. Орден не позволит, чтобы наш генотип использовался, как угодно случаю.

— Пусть мое тело хоть к Шайтану сгинет, но их драгоценный генотип останется на попечении Ордена, — сказал он.

— На моем попечении, — сказала Одраде. — Я — одна из твоих дочерей.

И опять он заставил ее остановиться.

— Я думаю, ты знаешь, кто моя мать, — сказала она. Она подняла руку, призывая его к молчанию, когда он попытался ответить. — В именах нет необходимости.

Тег внимательно разглядывал лицо Одраде, узнавая знакомые черты. Сильнейшее сходство между матерью и дочерью, но кто же тогда Лусилла?

Словно услышав его вопрос, Одраде сказала:

— Лусилла из параллельной линии выведения. Просто замечательно, чего можно достигнуть верно проведенным скрещиванием?

Тег откашлялся. Он не чувствовал эмоциональной привязанности к этой заново обретенной дочери. Ее слова и другие важные сигналы поведения — вот что требовало его первоочередного внимания.

— Это не случайный разговор, — сказал он. — Это все, что ты должна мне открыть? По-моему, Верховная Мать сказала…

— Есть и кое-что еще, — сказала Одраде. — Манифест. И я — его автор. Я написала его по распоряжению Таразы и следовала ее подробным инструкциям.

Тег окинул глазом огромное помещение, удостоверяясь, что их никто не подслушивает. Он проговорил, понизив голос:

— Тлейлаксанцы распространяют его, где только могут.

— Именно на это мы и надеялись.

— Зачем ты мне это рассказываешь? Тараза сказала, что ты должна будешь подготовить меня к…

— Придет время, когда ты поймешь нашу цель. Желание Таразы — с этого времени ты принимаешь собственные решения и действительно становишься свободным в своих действиях.

Еще не замолчав, Одраде увидела стеклянный блеск ментата в его глазах.

Тег глубоко вздохнул. «Взаимозависимости и ключевые бревна!» Чутьем ментата он уловил модель огромного размера, уже за пределами накопленных им данных. Он и на секунду не мог поверить, что Одраде пошла на такую откровенность из-за какой-то кровной привязанности. В ней была фундаментальная, догматичная и ритуальная сущность, воспитанная тренировками Бене Джессерит. Одраде, дочь из его прошлого, была полной Преподобной Матерью с грандиозными силами мышечного и нервного контроля и полная жизнями-памятями по женской линии! Она была одной из особенных! Она знала такие уловки жестокости, о которых очень немногие когда-либо вообще подозревали. И все равно, это сходство, эта сущность оставались, а ментат всегда такое видит. Чего она хочет?

«Подтверждения моего отцовства? У нее, наверняка, уже есть все подтверждения, которые она только может иметь».

Наблюдая сейчас, как она терпеливо ждет, когда его мысли придут к какому-либо решению, Тег вспомнил, что часто и вполне правдиво говорилось, что Преподобные Матери больше уже не вполне члены человеческой расы, они движутся где-то вне главного течения, может, параллельно к нему, может быть периодически ныряя в него ради своих собственных целей, но они навсегда отстранены от человечества. Они самоотстранились. Это опознавательный знак Преподобной Матери — ощущение сверхличности, которое делает их ближе к давно умершему Тирану, чем к тому человеческому стаду, из которого они вышли.

Манипулирование. Вот их примета. Манипулирование всем и вся.

— Я должен стать глазами Бене Джессерит, — сказал Тег. — Тараза хочет, чтобы я принимал за всех вас человеческие решения.

Явно довольная, Одраде стиснула его руку.

— Какой же у меня отец!

— У тебя действительно есть отец? — спросил он и пересказал ей то, что подумал сейчас о Бене Джессерит, о том, как они отстранились от человечества.

— Вне человечества, — сказала она. — До чего же занятная идея. А Навигаторы Союза тоже вне своего исходного человеческого?

Он поразмыслил над этим. Навигаторы Союза имели сильные отклонения от человечества в его обычной форме. Рожденные в космосе, проводящие свои жизни в чанах меланжевого газа, — искажающих исходную форму, — они вытягиваются, у них перестраиваются конечности и внутренние органы. Но молодой Навигатор, будучи в этрусе и до погружения в чан, способен скрещиваться с нормальной женщиной. Это уже демонстрировалось. Они становились не-людьми, но не так, как Бене Джессерит.

— Навигаторы — не родня вам по мышлению, — сказал он.

— Они думают по-человечески. Проведение корабля сквозь космос, даже обладание ясновидением для прозрения безопасного пути — все равно, модель их мышления такова, что ее может воспринять человек.

— Ты не воспринимаешь нашу модель?

— Воспринимаю насколько могу, но где-то в вашем развитии вы вышли за пределы исходной человеческой модели. Наверное, вы даже можете достаточно хорошо представлять проявления совести, чтобы казаться людьми. Вот и ты сейчас, так держишь меня под руку, как будто ты и в самом деле моя дочь.

— Я твоя дочь, но я удивлена, что ты так мало думаешь о нас.

— Совсем наоборот, я стою перед тобой в благоговении.

— Перед своей собственной дочерью?

— Перед любой Преподобной Матерью.

— По-твоему, мы существуем только для того, чтобы манипулировать меньшими творениями?