Еретики Дюны

Технология, как и многие другие роды деятельности, тяготеет к избежанию риска для инвесторов. Сомнительное, если возможно, исключается. Капитальные вложения следуют этому правилу, поскольку люди обычно предпочитают предсказуемое. Немногие распознают, сколь это может быть губительно, как жестко ограничивает изменчивость и, таким образом, делает население целых народов фатально уязвимым перед тем, насколько обескураживающе наше мироздание может метнуть свои кости.

Оценка Икса. Архивы Бене Джессерит.





Наутро, после своего испытания в пустыне, Шиэна проснулась в жреческом комплексе и обнаружила, что ее кровать окружена людьми, облаченными в белое. «Жрецы и жрицы!»

— Она проснулась, — сказала жрица.

Шиэну охватил страх. Она натянула одеяло прямо до подбородка, не отводя взгляда от этих напряженных лиц. «Не собираются ли они опять бросить ее в пустыне?» Она спала сном крайней усталости в мягчайшей постели и на чистейшем белье, какое только бывало у нее за восемь лет ее жизни, но она знала — все, что делают жрецы, может иметь двоякий смысл. Им не следует доверять!

— Ты хорошо спала? — спросила та же жрица, что произнесла и первые слова, седоволосая пожилая женщина, лицо окаймлено капюшоном белой рясы с пурпурной отделкой. Бледно-голубые водянистые глаза, старые, но живые. Нос — вздернутая кнопка над узким ртом и выступающим подбородком.

— Ты поговоришь с нами? — настаивала женщина. — Я — Каниа, твоя ночная служанка, помнишь? Я помогала тебе лечь в постель.

По крайней мере, тон голоса успокаивал. Шиэна присела и получше присмотрелась к окружающим. Они боялись! Нос ребенка пустыни умел распознавать едва уловимые, но разоблачительные запахи. Для Шиэны это был простой и непосредственный сигнал. «Этот запах равняется страху».

— Вы думали, что вы мне повредите, — сказала она. — Почему вы это сделали?

Люди вокруг нее обменялись взглядами глубокого ужаса.

Страх Шиэны развеялся. Она ощутила новый порядок вещей, а вчерашнее испытание в пустыне означало и дальнейшие перемены. Она припомнила раболепие этой пожилой женщины… Каниа? Накануне вечером она почти пресмыкалась перед Шиэной. Шиэна поняла, что любой человек, переживший угрозу смерти, со временем достигает нового эмоционального равновесия — страхи становятся преходящими. Это новое состояние было любопытным.

Голос Кании затрепетал, когда она ответила:

— Воистину, дитя Бога, мы не намеревались тебе причинить вред.

Шиэна разгладила одеяло у себя на коленях.

— Меня зовут Шиэна, — это вежливость пустыни. Каниа уже назвала свое имя. — А кто остальные?

— Их уберут, если ты не желаешь их видеть… Шиэна, — Каниа указала на женщину с цветущим лицом слева от себя, одетую в рясу, подобную собственной. — Всех, кроме Алхозы, конечно. Она будет помогать тебе днем.

Алхоза сделала реверанс при этих словах.

Шиэна всмотрелась в пухлое лицо с отечными тяжелыми чертами, нимб пушистых светлых волос. Резко переведя взгляд, Шиэна поглядела на мужчин в этой группе. Они наблюдали за ней с тяжелящей веки напряженностью, у некоторых было выражение трепетного подозрения. Запах страха был силен.

Жрецы!

— Уберите их, — Шиэна махнула рукой на жрецов. — Они — харам! — Это было словечко низов, самое грубое для обозначения наибольшего зла.

Жрицы потрясение отпрянули.

— Удалитесь! — приказала Каниа. Злобная радость без ошибки отразилась на ее лице: Каниа не была включена в число носителей зла. Но эти жрецы — стояли явно заклейменные, как харам! Они, должно быть, совершили нечто чудовищно отвратительное перед Богом, что он послал ребенка-жрицу им всыпать. Каниа вполне в это поверила. Жрецы редко обращались с ней так, как она этого заслуживала.

Словно свора побитых собачонок, жрецы низко склонились и попятились прочь из покоев Шиэны. Среди выставленных в переднюю комнату были и историк-локутор по имени Дроминд, смуглый человечек с вечно занятым умом, склонным намертво вцепляться в какую-нибудь идею, как клюв хищной птицы впивается в кусочек мяса. Когда дверь покоев за ними закрылась, Дроминд заявил своим трясущимся сотоварищам, что имя Шиэна есть модернизированная форма древнего имени Сиона.

— Вы все знаете о месте Сионы в истории, — говорил он. — Она служила Шаи-Хулуду в Его переходе из человеческого обличия в Разделенного Бога.

Стирос, морщинистый старый жрец с темными губами и бледными поблескивавшими глазами, недоверчиво поглядел на Дроминда.

— Крайне занятно, — сказал Стирос. — Устная История гласит, что Сиона была инструментом в Его переходе из Одного во Множество. Шиэна. По-твоему…

— Давайте не будем забывать собственные слова Бога, переведенные Хади Бенот, — перебил другой жрец. — ШаиХулуд многократно ссылается на Сиону.

— Не всегда благосклонно, — напомнил им Стирос. — Вспомните ее полное имя: Сиона ибн Фуад ал-Сейфа Атрядес.

— Атридес, — прошипел другой жрец.

— Мы должны с осторожностью ее изучать, — сказал Дроминд.

Юный гонец-послушник торопливо подошел к жрецам, вглядываясь в них, пока не увидел Стироса.

— Стирос, — сказал гонец, — немедленно освободите это место.

— Почему? — раздался негодующий голос из толпы отвергнутых жрецов.

— Ее переводят в апартаменты Верховного Жреца, — сказал гонец.


— По чьему приказанию? — спросил Стирос.

— Верховный Жрец Туек самолично об этом распорядился, — сказал гонец. — Они слушали, — он неопределенно махнул рукой в том направлении, откуда пришел.

Все в группе поняли. В помещении были приспособления, через которые голоса передавались в другие места, и всегда их кто-нибудь прослушивал.

— Что они услышали? — осведомился Стирос. Его старческий голос задрожал.

— Она спросила, самым ли лучшим является ее помещение. Ее как раз переселяют, и она не должна видеть здесь никого из вас.

— Но что нам теперь делать? — спросил Стирос.

— Изучать ее, — сказал Дроминд.

Холл немедленно освободился.

Все жрецы занялись изучением Шиэны. Так была задана модель, определившая характер их поведения на последующие годы. Сложившаяся вокруг Шиэны обстановка привела к переменам, ощутимым даже на самых дальних границах влияния религии Разделенного Бога. Два слова стали запалом для перемен: «Изучать ее».

«До чего ж она наивна, — думали жрецы. — До чего ж занятно наивна. Но она умеет читать и проявляет пристальный интерес к Святым книгам, которые нашла в апартаментах Туека. Теперь — своих апартаментах».

Далее пошло-поехало выпихивание сверху вниз. Туек переехал в помещение своего первого заместителя, и процесс пошел дальше вниз.

С Шиэны сняли мерку. Для нее был изготовлен самый изящный стилсьют. Она получила. Она получила новое верхнее облачение: жреческих цветов — белое с золотом и пурпурной каймой.

Люди стали избегать историка-локутора Дроминда. Он взял привычку прилипать, как банный лист, бесконечно пережевывая историю о той далекой Сионе, как будто это могло сказать что-то важное о нынешней носительнице древнего имени.

— Сиона была подругой святого Данкана Айдахо, — напоминал Дроминд всякому, кто готов был слушать. — Их потомки повсюду.

— Да ну? Извини, что не слушаю тебя дальше, но я в самом деле спешу по неотложнейшему поручению.

Сначала Туек был с Дроминдом терпеливее других: история была интересной, ее уроки очевидны.

— Бог послал нам новую Сиону, — сказал Туек. — Все следует уточнить.

Дроминд удалился и вернулся с новыми, нащипанными им, крохами истории.

— Сведения из Дар-эс-Балата приобретают теперь новое значение, — сказал Дроминд Верховному Жрецу. — Не следует ли нам провести дальнейшие испытания и сравнительные обследования этого ребенка?

Дроминд заарканил с этим Верховного Жреца сразу после завтрака. Остатки трапезы до сих пор оставались на служебном столике, стоявшем на балконе. Через открытое окно им было слышно движение наверху, в помещениях Шиэны.

Туек предостерегающе поднес к губам палец и тихо заговорил, внушая собеседнику быть потише:

— Святое дитя по своему собственному выбору навещает пустыню, — он подошел к карте и указал на область к юго-западу от Кина. — Очевидно, вот эта область представляет для нее интерес или… Я бы сказал, призывает ее.

— Мне говорили, она очень часто пользуется словарями, — сказал Дроминд. — Наверняка ведь это не может быть…

— Она проверяет НАС, — проговорил Туек. — Не обманывайся.

— Но, Владыка Туек, она задает самые детские вопросы Кании и Алхозе.

— Ты сомневаешься в моем суждении, Дроминд?

Дроминд с опозданием понял, что перешел допустимые границы. Он умолк, но выражение его лица говорило, что внутри него подавлено еще много слов.

— Бог послал нам ее, чтобы выполоть зло, проникшее в ряды помазанных, — сказал Туек. — Ступай! Молись и вопрошай себя: не зло ли нашло приют внутри тебя.

Когда Дроминд ушел, Туек вызвал доверенного помощника.

— Где святое дитя?

— Она удалилась в пустыню ради общения со своим Отцом.

— На юго-запад?

— Да, Владыка.

— Дроминда нужно отвезти далеко на восток и высадить там. Поместите в том месте несколько тамперов, чтобы быть уверенными, что он никогда не вернется.

— Дроминда, Владыка?

— Дроминда.

Но и после того, как Дроминд был «переведен» в пасть Бога, жрецы продолжали следовать в том направлении, в котором он их подтолкнул. Они изучали Шиэну.