Экстремальная археология
Часть 32 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Да уж, Крушитель – это мощь. Если моим великим планам не суждено сбыться, я всегда смогу найти для себя работу. Любая бригада лесорубов будет счастлива заполучить такого спеца.
Самым серьезным испытанием в начале похода стала переправа через Черноводку. Для этого я облюбовал место километрах в тридцати пяти ниже постройки цистосов, где в свое время вместе с Бякой натерпелся всякого.
Всему виной причуды северной погоды. Я слишком долго поднимался до седьмой ступени, а затем приходил в себя. Ну и на эпопею с Некросом и переходы немало времени потратил. Снег давно остался в прошлом, как и лед. Река очистилась и даже почти вернулась в обычное русло.
Но Черноводка – капризная особа. Где-то в верховьях пролились сильные дожди или по какой-то иной причине принесло массу лишней воды. Она далеко вышла из берегов, но не достигла той стадии, когда затапливается вся долина, после чего уровень падает неспешно, без эксцессов.
Сейчас река чуть ли не ревела, размывая берега и утаскивая тонны и тонны древесного хлама, каким-то образом пережившего половодье. Я знал, что после такого разгула успокаиваться она может долго, а меня это не устраивает.
Продолжить путь пешком по левому берегу в ожидании, когда Черноводка придет в норму? Нет, это скверный вариант. Там дальше такие болота тянутся, через которые и засушливым летом пробираться сложно.
Наскоро изготовив плот, едва удерживающий одного человека, я смело отправился на штурм разбушевавшейся реки. И, естественно, Черноводка меня за это наказала.
Для начала устроила жесткое столкновение с топляком, который я засек в последний момент и уже ничего не успел сделать. Затем отнесла на камни, о которые едва не разнесла мое убогое плавсредство.
В общем, на правый берег я выбрался мокрым до последней нитки, замерзшим до синевы и проклинающим все на свете. Хорошо, что в свое время сохранил навык «лодочник-экстремал», не удалил, освобождая место под что-нибудь более полезное. Без него пришлось бы искупаться всерьез. И еще спасибо ему за то, что помог не растерять имущество. Припасы, разумеется, пострадали от воды, но их уже немного осталось, да и обсушил тут же у поспешно разведенного костерка.
Как же замечательно, что уцелел чехол со спиннингом. На следующий день я вспомнил старые деньки и поймал парочку кайт. И наелся, и запек впрок. Лопухи с консервирующими свойствами еще не выросли, но и в прокипяченной коре гмызника такие припасы пару дней продержатся без риска ураганной прочистки кишечника. Увы, даже развитые целебные навыки следует применять вовремя, иначе с кое-какими негативными эффектами некоторое время все же придется мириться.
Правый берег Черноводки – это уже не Чащоба. Да, тут тоже можно нарваться на неприятности в виде большой стаи крысоволков или группы гоблинов. Но даже для обычных аборигенов это пусть и страшно, но уже не кошмарно, а уж для меня – тем более.
Продолжая двигаться на юго-восток, через три дня добрался до Красноводки. Той самой реки, которая в этих краях условно делит север на тот север, где почти не страшно, и север нехороший, где следует всего бояться. В позапрошлом году именно на переправе через нее наш караван атаковали бандиты Атто. Того самого лучника, который впоследствии стал одним из первых моих помощников.
Тогда же я и с кайтами впервые столкнулся и разжился кое-какими трофеями. Именно тот случай и преобразил мою нерадостную жизнь, намекнув, что появилась надежда.
Переправа не вызвала ни малейших сложностей, потому что Красноводка давно успокоилась. Происходи дело летом, я бы вплавь ее пересек, устроив пожитки на подходящей коряге. Но вода еще ледяная, закаляться не хотелось.
На правом берегу с первых шагов начал замечать человеческие следы. Гнилые обрывки рыболовной сети, пни с аккуратными спилами, тропинки подозрительные, непохожие не звериные. Дальше вышел к роще деревьев, по весне дававших сладкий сок. На некоторых висели баклажки для его сбора, а проверять их полагается ежедневно.
Вывод ясен – поблизости располагается поселение.
Я в эти края ни разу не забредал, но изучил несколько подробнейших карт. И никогда не стеснялся общаться со знающими людьми, жадно впитывая всю доступную информацию.
Здесь вроде как сплошь вольные поселения, ни от кого ни в чем не зависящие, не вассальные. Хозяйство ведут натуральное или близкое к нему. Заурядные обитатели диковатого севера, живущие по старым канонам. Такой народец массово лишь в этих краях и сохранился, южнее новые порядки почти повсеместно успели распространиться.
Вольные северяне – это замечательно. Они-то мне и нужны. Здешние люди живут по простым и всем понятным принципам, с коими я не могу не согласиться. Например, они не станут пытать человека, если он им не сделал ничего плохого.
Веди себя прилично, и получишь в ответ такое же поведение. То есть помалкивай, и собеседники тоже лишнее болтать не станут. Да, им любопытно, конечно, очень хочется узнать: кто ты такой, откуда явился и чем занимаешься. Однако лезть с назойливыми расспросами они не станут, даже если заподозрят в тебе нелегального добытчика с Крайнего севера.
Даже более того, таких рисковых людишек частенько привечают. Несмотря на то что «Три топора» и прочие концессионеры считаются северянами, все прекрасно понимают, что купцам приходится как-то выживать в нынешнем непростом мире. Следовательно, торгово-ремесленные гильдии в той или иной мере замешаны в коммерции с южанами. Такие дела простой народ не одобряет, поэтому те, кто ухитряется урвать у негоциантов из-под носа кусочек-другой, проходят по графе «уважаемые Робин Гуды».
Лук у меня есть.
Ну так чем я не Робин?
Мужик выглядел так, будто его две недели на самых смолистых дровах коптили. И в коптильню его вместе с избой засунули, потому что она смотрелась аналогично. Это можно попробовать объяснить тем, что топят тут по-черному, но если так, почему сараи не отличаются от всего прочего?
Да тут даже нужник сажей пропитался, а уж в нем печи быть не может.
Депрессивный хутор. И лишь многочисленные следы коровьих копыт и множество мечущихся под ногами куриц намекали, что не надо смотреть на внешний вид, живут тут по меркам севера зажиточно.
Мужчина на мой вопрос не отвечал с минуту, не переставая сверлить меня угрюмым взглядом. И поглаживал при этом тяжелый топор, пристроенный на плече.
Наконец, когда я уже решил, что передо мной глухонемой, он снизошел до ответа:
– У тебя, может, день и добрый, а у меня вот нет. Ты кто такой?
– Я Робин.
– Робин? Это что за имечко? Так рыбу называть надо, а не человека.
– Меня не спрашивали, когда имя выбирали.
– А кто тебя, малого, спрашивать-то будет?
– А вас как звать, уважаемый?
– С чего это ты меня уважать вдруг начал?
– Это всего лишь вежливость. Если в ваших краях вежливым быть не принято, прошу прощения.
– Ты кого обидеть захотел, малец? Только меня или всю деревню?
Диалог начал удручать. С первых слов не задался. Не так я себе представлял коренного северянина, совсем не так.
Но других кандидатов в собеседники поблизости не видать, и я решил перейти поближе к делу:
– Послушайте, уважаемый или как вас там. Я не бродяга, который высматривает, что тут у вас плохо лежит. И я не бандит, который разведать пришел, чтобы потом всю шайку привести. Мне нужна лошадь. Я бы хотел ее купить, а потом отсюда уехать и никогда больше не возвращаться.
Мужик, окинув меня от сапог до макушки все тем же сверлящим взглядом, почесал в затылке и недоверчиво уточнил:
– А расплачиваться чем собираешься? Дурным своим языком?
– Ни одна лошадь столько не стоит. Расплачусь малыми знаками навыка.
– Свободными? – так же недоверчиво уточнил невежливый собеседник.
– Ну какими же еще? Обычные не передаются. Если что-то не нравится, заплачу свободными марками.
Еще раз проведя по мне внимательным взглядом, северянин ухмыльнулся:
– Ох и худой же ты. Тебя и конь-то не почует на спине. Умеешь лошадью управлять?
Я, подавив желание печально вздохнуть, приказным тоном, чеканя каждое слово, произнес:
– Танк, загрузи мне программу управления лошадью. – Опустил веки, поводил под ними глазами, после чего неспешно кивнул. – Да, теперь я умею управлять лошадью. Еще вопросы есть?
Взгляд у мужика стал озадаченным, с искрами сочувствия.
– Ты никак дурачок, малец?
Да уж, культовую кинофантастику здесь еще не скоро воспринимать научатся. Придется вести себя попроще.
Достав из кармана позвякивающий кошель, я резким голосом человека, который привык приказывать, заявил:
– Тронутый я или нет, не важно. Важно то, что мне нужна лошадь. И у меня есть деньги. Вам это понятно или мне поискать более понимающего?
Северянин кивнул без промедления, переведя все внимание на кошель:
– Все понятно, так бы сразу. – Обернувшись к избе, крикнул: – Татша, кидай на стол чего-нибудь. У нас тут человек с дороги, худой и некормленый. – Сделав шаг в сторону, приглашая пройти мимо себя, указал на дверь: – Проходите, уважаемый, такие дела у нас на улице не делаются. Меня Копченым можно звать. Это не имя, просто почему-то прилипло ко мне.
Хромающий на все четыре ноги древний Росинант Дон Кихота в сравнении с моим приобретением просто элитный арабский скакун с родословной в три раза древнее, чем у японского императора. Но я не жаловался, ибо юный парнишка на столь унылой кляче не должен привлекать нежелательного внимания. Такой бедолага даже бандитам неинтересен, нечего с него взять.
Вопреки моим опасениям, кляча не подохла в первый день и пережила второй. А на третий я добрался до очередного ключевого пункта маршрута и впервые увидел море этого мира.
Вид на него открылся с холмистой гряды, нависавшей над долиной, что протягивалась вдоль побережья, незначительно углубляясь в сушу. За ней темнела вода до самого горизонта. Почти черная поверхность угрюмого северного моря, простиравшегося на восточной оконечности Ревущего океана.
Таким пейзажем полагается восхищаться, но я не восхитился. На море почти внимания не обратил.
Мне в первую очередь интересен город, раскинувшийся в долине. Особенно та его часть, которая тянется по берегу. Там располагается один из крупнейших портов севера. Корабли с ценным лесом, скотом, зерном и специями уходят отсюда в десятки или даже сотни стран.
И на один из таких кораблей я должен как-то устроиться.
– Доброго вам дня, уважаемый. Вам юнга нужен? Или матрос?
Мужик, восседавший за грязным столом самого дешевого портового трактира, посмотрел на меня так, будто я сказал что-то неприличное.
Затем погрузился в себя, пытаясь отыскать мудрый ответ, и угрюмо заявил:
– Ты не похож на юнгу. И не похож на матроса. Ты похож на того, кто сейчас попрощается с зубами… если не успеет убрать отсюда свой зад.
Вместо того чтобы припустить из пропитанного наркотическим дымом трактира со всех ног, я чуть повернулся, поставил перед грубияном большую кружку с элем и добрым голосом заботливого папаши пояснил:
– Егро так и сказал, что вы с утра не в духе, но это может поправить ваше настроение.
Бесцеремонно ухватив громадную кружку, шкипер опустошил ее одним махом, а там, между прочим, около литра было. Крякнув, утер засаленные усы и кивнул:
– Егро хоть и сын шлюхи и козла, но знает толк в том, как честные люди настроение поправляют. Так ты что, знаешь этого проходимца?
– Немного, – уклончиво ответил я, не желая вдаваться в подробности поисков нужных людей, коими занимался в порту вот уже второй день. – Он сказал, что вам такой, как я, пригодится.
С сожалением покосившись на опустевшую кружку, шкипер заявил:
Самым серьезным испытанием в начале похода стала переправа через Черноводку. Для этого я облюбовал место километрах в тридцати пяти ниже постройки цистосов, где в свое время вместе с Бякой натерпелся всякого.
Всему виной причуды северной погоды. Я слишком долго поднимался до седьмой ступени, а затем приходил в себя. Ну и на эпопею с Некросом и переходы немало времени потратил. Снег давно остался в прошлом, как и лед. Река очистилась и даже почти вернулась в обычное русло.
Но Черноводка – капризная особа. Где-то в верховьях пролились сильные дожди или по какой-то иной причине принесло массу лишней воды. Она далеко вышла из берегов, но не достигла той стадии, когда затапливается вся долина, после чего уровень падает неспешно, без эксцессов.
Сейчас река чуть ли не ревела, размывая берега и утаскивая тонны и тонны древесного хлама, каким-то образом пережившего половодье. Я знал, что после такого разгула успокаиваться она может долго, а меня это не устраивает.
Продолжить путь пешком по левому берегу в ожидании, когда Черноводка придет в норму? Нет, это скверный вариант. Там дальше такие болота тянутся, через которые и засушливым летом пробираться сложно.
Наскоро изготовив плот, едва удерживающий одного человека, я смело отправился на штурм разбушевавшейся реки. И, естественно, Черноводка меня за это наказала.
Для начала устроила жесткое столкновение с топляком, который я засек в последний момент и уже ничего не успел сделать. Затем отнесла на камни, о которые едва не разнесла мое убогое плавсредство.
В общем, на правый берег я выбрался мокрым до последней нитки, замерзшим до синевы и проклинающим все на свете. Хорошо, что в свое время сохранил навык «лодочник-экстремал», не удалил, освобождая место под что-нибудь более полезное. Без него пришлось бы искупаться всерьез. И еще спасибо ему за то, что помог не растерять имущество. Припасы, разумеется, пострадали от воды, но их уже немного осталось, да и обсушил тут же у поспешно разведенного костерка.
Как же замечательно, что уцелел чехол со спиннингом. На следующий день я вспомнил старые деньки и поймал парочку кайт. И наелся, и запек впрок. Лопухи с консервирующими свойствами еще не выросли, но и в прокипяченной коре гмызника такие припасы пару дней продержатся без риска ураганной прочистки кишечника. Увы, даже развитые целебные навыки следует применять вовремя, иначе с кое-какими негативными эффектами некоторое время все же придется мириться.
Правый берег Черноводки – это уже не Чащоба. Да, тут тоже можно нарваться на неприятности в виде большой стаи крысоволков или группы гоблинов. Но даже для обычных аборигенов это пусть и страшно, но уже не кошмарно, а уж для меня – тем более.
Продолжая двигаться на юго-восток, через три дня добрался до Красноводки. Той самой реки, которая в этих краях условно делит север на тот север, где почти не страшно, и север нехороший, где следует всего бояться. В позапрошлом году именно на переправе через нее наш караван атаковали бандиты Атто. Того самого лучника, который впоследствии стал одним из первых моих помощников.
Тогда же я и с кайтами впервые столкнулся и разжился кое-какими трофеями. Именно тот случай и преобразил мою нерадостную жизнь, намекнув, что появилась надежда.
Переправа не вызвала ни малейших сложностей, потому что Красноводка давно успокоилась. Происходи дело летом, я бы вплавь ее пересек, устроив пожитки на подходящей коряге. Но вода еще ледяная, закаляться не хотелось.
На правом берегу с первых шагов начал замечать человеческие следы. Гнилые обрывки рыболовной сети, пни с аккуратными спилами, тропинки подозрительные, непохожие не звериные. Дальше вышел к роще деревьев, по весне дававших сладкий сок. На некоторых висели баклажки для его сбора, а проверять их полагается ежедневно.
Вывод ясен – поблизости располагается поселение.
Я в эти края ни разу не забредал, но изучил несколько подробнейших карт. И никогда не стеснялся общаться со знающими людьми, жадно впитывая всю доступную информацию.
Здесь вроде как сплошь вольные поселения, ни от кого ни в чем не зависящие, не вассальные. Хозяйство ведут натуральное или близкое к нему. Заурядные обитатели диковатого севера, живущие по старым канонам. Такой народец массово лишь в этих краях и сохранился, южнее новые порядки почти повсеместно успели распространиться.
Вольные северяне – это замечательно. Они-то мне и нужны. Здешние люди живут по простым и всем понятным принципам, с коими я не могу не согласиться. Например, они не станут пытать человека, если он им не сделал ничего плохого.
Веди себя прилично, и получишь в ответ такое же поведение. То есть помалкивай, и собеседники тоже лишнее болтать не станут. Да, им любопытно, конечно, очень хочется узнать: кто ты такой, откуда явился и чем занимаешься. Однако лезть с назойливыми расспросами они не станут, даже если заподозрят в тебе нелегального добытчика с Крайнего севера.
Даже более того, таких рисковых людишек частенько привечают. Несмотря на то что «Три топора» и прочие концессионеры считаются северянами, все прекрасно понимают, что купцам приходится как-то выживать в нынешнем непростом мире. Следовательно, торгово-ремесленные гильдии в той или иной мере замешаны в коммерции с южанами. Такие дела простой народ не одобряет, поэтому те, кто ухитряется урвать у негоциантов из-под носа кусочек-другой, проходят по графе «уважаемые Робин Гуды».
Лук у меня есть.
Ну так чем я не Робин?
Мужик выглядел так, будто его две недели на самых смолистых дровах коптили. И в коптильню его вместе с избой засунули, потому что она смотрелась аналогично. Это можно попробовать объяснить тем, что топят тут по-черному, но если так, почему сараи не отличаются от всего прочего?
Да тут даже нужник сажей пропитался, а уж в нем печи быть не может.
Депрессивный хутор. И лишь многочисленные следы коровьих копыт и множество мечущихся под ногами куриц намекали, что не надо смотреть на внешний вид, живут тут по меркам севера зажиточно.
Мужчина на мой вопрос не отвечал с минуту, не переставая сверлить меня угрюмым взглядом. И поглаживал при этом тяжелый топор, пристроенный на плече.
Наконец, когда я уже решил, что передо мной глухонемой, он снизошел до ответа:
– У тебя, может, день и добрый, а у меня вот нет. Ты кто такой?
– Я Робин.
– Робин? Это что за имечко? Так рыбу называть надо, а не человека.
– Меня не спрашивали, когда имя выбирали.
– А кто тебя, малого, спрашивать-то будет?
– А вас как звать, уважаемый?
– С чего это ты меня уважать вдруг начал?
– Это всего лишь вежливость. Если в ваших краях вежливым быть не принято, прошу прощения.
– Ты кого обидеть захотел, малец? Только меня или всю деревню?
Диалог начал удручать. С первых слов не задался. Не так я себе представлял коренного северянина, совсем не так.
Но других кандидатов в собеседники поблизости не видать, и я решил перейти поближе к делу:
– Послушайте, уважаемый или как вас там. Я не бродяга, который высматривает, что тут у вас плохо лежит. И я не бандит, который разведать пришел, чтобы потом всю шайку привести. Мне нужна лошадь. Я бы хотел ее купить, а потом отсюда уехать и никогда больше не возвращаться.
Мужик, окинув меня от сапог до макушки все тем же сверлящим взглядом, почесал в затылке и недоверчиво уточнил:
– А расплачиваться чем собираешься? Дурным своим языком?
– Ни одна лошадь столько не стоит. Расплачусь малыми знаками навыка.
– Свободными? – так же недоверчиво уточнил невежливый собеседник.
– Ну какими же еще? Обычные не передаются. Если что-то не нравится, заплачу свободными марками.
Еще раз проведя по мне внимательным взглядом, северянин ухмыльнулся:
– Ох и худой же ты. Тебя и конь-то не почует на спине. Умеешь лошадью управлять?
Я, подавив желание печально вздохнуть, приказным тоном, чеканя каждое слово, произнес:
– Танк, загрузи мне программу управления лошадью. – Опустил веки, поводил под ними глазами, после чего неспешно кивнул. – Да, теперь я умею управлять лошадью. Еще вопросы есть?
Взгляд у мужика стал озадаченным, с искрами сочувствия.
– Ты никак дурачок, малец?
Да уж, культовую кинофантастику здесь еще не скоро воспринимать научатся. Придется вести себя попроще.
Достав из кармана позвякивающий кошель, я резким голосом человека, который привык приказывать, заявил:
– Тронутый я или нет, не важно. Важно то, что мне нужна лошадь. И у меня есть деньги. Вам это понятно или мне поискать более понимающего?
Северянин кивнул без промедления, переведя все внимание на кошель:
– Все понятно, так бы сразу. – Обернувшись к избе, крикнул: – Татша, кидай на стол чего-нибудь. У нас тут человек с дороги, худой и некормленый. – Сделав шаг в сторону, приглашая пройти мимо себя, указал на дверь: – Проходите, уважаемый, такие дела у нас на улице не делаются. Меня Копченым можно звать. Это не имя, просто почему-то прилипло ко мне.
Хромающий на все четыре ноги древний Росинант Дон Кихота в сравнении с моим приобретением просто элитный арабский скакун с родословной в три раза древнее, чем у японского императора. Но я не жаловался, ибо юный парнишка на столь унылой кляче не должен привлекать нежелательного внимания. Такой бедолага даже бандитам неинтересен, нечего с него взять.
Вопреки моим опасениям, кляча не подохла в первый день и пережила второй. А на третий я добрался до очередного ключевого пункта маршрута и впервые увидел море этого мира.
Вид на него открылся с холмистой гряды, нависавшей над долиной, что протягивалась вдоль побережья, незначительно углубляясь в сушу. За ней темнела вода до самого горизонта. Почти черная поверхность угрюмого северного моря, простиравшегося на восточной оконечности Ревущего океана.
Таким пейзажем полагается восхищаться, но я не восхитился. На море почти внимания не обратил.
Мне в первую очередь интересен город, раскинувшийся в долине. Особенно та его часть, которая тянется по берегу. Там располагается один из крупнейших портов севера. Корабли с ценным лесом, скотом, зерном и специями уходят отсюда в десятки или даже сотни стран.
И на один из таких кораблей я должен как-то устроиться.
– Доброго вам дня, уважаемый. Вам юнга нужен? Или матрос?
Мужик, восседавший за грязным столом самого дешевого портового трактира, посмотрел на меня так, будто я сказал что-то неприличное.
Затем погрузился в себя, пытаясь отыскать мудрый ответ, и угрюмо заявил:
– Ты не похож на юнгу. И не похож на матроса. Ты похож на того, кто сейчас попрощается с зубами… если не успеет убрать отсюда свой зад.
Вместо того чтобы припустить из пропитанного наркотическим дымом трактира со всех ног, я чуть повернулся, поставил перед грубияном большую кружку с элем и добрым голосом заботливого папаши пояснил:
– Егро так и сказал, что вы с утра не в духе, но это может поправить ваше настроение.
Бесцеремонно ухватив громадную кружку, шкипер опустошил ее одним махом, а там, между прочим, около литра было. Крякнув, утер засаленные усы и кивнул:
– Егро хоть и сын шлюхи и козла, но знает толк в том, как честные люди настроение поправляют. Так ты что, знаешь этого проходимца?
– Немного, – уклончиво ответил я, не желая вдаваться в подробности поисков нужных людей, коими занимался в порту вот уже второй день. – Он сказал, что вам такой, как я, пригодится.
С сожалением покосившись на опустевшую кружку, шкипер заявил: