Эгоистка

Но это было чудесно, волшебно и всё, что мне было нужно, чтобы пережить следующую неделю.

Понедельник принёс опыт, которого у меня не было уже много лет: я увидела Эшли на школьной линейке.

Я не могла вспомнить, когда мы обе в последний раз были на торжественном прощании. Возможно, когда девочки ходили в детский сад. Но в детском саду всё было совсем по-другому.

Тогда мы провожали девочек до двери, чтобы встретить учительницу и убедиться, что все их маленькие вещи разложены по аккуратным ящичкам и шкафам.

Теперь же для высадки из машины нужно было пройти по парковочной полосе и простоять на холостом ходу, пока ученики выходили с задних сидений и мчались мимо контролёров, чтобы найти своих друзей, вместе выстроиться в очередь и войти в школу.

Поэтому, когда я увидела Эшли, она была в своей машине, а я в своей, и мы успели не больше, чем быстро помахать друг другу, прежде чем контролёр сделал мне очень выразительный жест, чтобы очередь двигалась, а машина позади Эшли посигналила.

Это было как-то неправильно, поэтому я написал ей сообщение после работы.

«Как прошёл твой выходной? Придёшь сегодня вечером на попкорн и пиво?»

Я не увидела её ответа, пока не вышла на обеденный перерыв несколько часов спустя.

«А-а-а-а, как бы я хотела! Может, завтра? Сегодня мне нужно сходить за продуктами. Артур, очевидно, понятия не имеет, как накормить восьмилетнего ребёнка».

Но во вторник я так вымоталась, что после ужина уснула на диване, хотя Блэр упражнялась с бубном в той же комнате.

В среду вечером у Эшли был клиент. В четверг у Леоны был урок игры на гитаре.

Что бы мы ни предлагали, казалось, что то одной, то другой из нас это недоступно, поскольку это больше не было вопросом быстрого перехода через дорогу.

Только на выходных, когда Эшли пообещала снова присмотреть за Блэр, я наконец-то увидела её лицом к лицу.

И, учитывая, что, за исключением времени, когда она была с Артуром, мы с Эшли виделись каждый день, это… что ж.

Это было тяжело.

– Мне кажется, что я не видела тебя целую вечность, – сказала Эшли, когда я вошла в кафе, где мы договорились встретиться после работы.

– Правда? – я тяжело вздохнула и рухнула на сиденье напротив неё. Мои ноги и спина болели, и я пыталась скрыть своё изнеможение. – Боже, я скучаю по тебе.

– Мы должны работать над этим усерднее, – она подвинула ко мне чашку кофе через стол, – но это проблема на потом. У нас есть всего час, прежде чем лидеры девочек-скаутов поймут, что планировать рождественскую вечеринку только для скаутов было ужасной идеей, и попросят нас забрать девочек обратно.

Я фыркнула и взяла кофе, сделав длинный глоток в надежде, что кофеин подействует скорее раньше, чем позже.

– Ладно, расскажи мне всё. Как прошёл твой выходной? Тебе удалось переспать с Артуром больше или меньше раз, чем когда ты была в Бразилии?

Я ставила на меньшее количество, потому что там была Леона, но потом подумала, что, возможно, больше, потому что были подпольные перепихоны, пока она отвлекалась.

Она разразилась смехом.

– Ты ужасна.

– Тебе это нравится, – я отпила кофе и подняла бровь, – и что?

Это звучало, как чудесный маленький отдых.

Пока Эшли проводила время за массажем, баловством и уходом за лицом в спа-салоне, Артур отвёз Леону в Деревню Санта-Клауса, что, по сути, было похоже на день «папы и дочки».

– Я чуть не разрыдалась, – сказала Эшли, пересказывая восторженный рассказ Леоны о том, как она провела день с Артуром. – Я просто… она так сильно его любит, а он… – её голос сорвался, она покачала головой, а затем рассмеялась. – Посмотри на меня, я превращаюсь в одну из мускусных мамочек.

– Ну всё. Мне это не подходит, – сказала я, – наша дружба отменяется.

Она снова засмеялась, но через мгновение заговорила:

– Я просто… это звучит так глупо, если сказать это вслух, но я думаю, что наконец-то нашла её отца.

Хотя мы обе могли быть циничными, я не думаю, что кто-то из нас действительно считал, что это звучит глупо.

– А что насчёт тебя? – спросила она. – Как дела с Давидом?

Это было неожиданно.

Я уставилась на неё. Колёсики в моём мозгу крутились и стонали, пока я пыталась понять, почему именно Эшли почувствовала необходимость ни с того ни с сего затронуть тему Давида.

Ни разу за всю историю нашей дружбы она не спрашивала о нём подобным образом.

Ни разу за всю историю нашей дружбы она не думала, что это нормально – поднимать тему о человеке, о котором мы говорили только тихими голосами, в окружении пустых пивных бутылок и жёлтого света ламп на одной из наших кухонь.

И тут я была так ошеломлена и так устала, что даже не смогла ничего ответить.


– Я имею в виду, после того как он появился… в тот день, – поспешно продолжила она, когда я не ответила.

– А, – наконец-то среагировала я, но это не было похоже на мой голос, – Эшли, у него с Блэр всё в порядке, я думаю. И он… он всё ещё Давид.

– Точно, да, – она кивнула, – могу я спросить тебя о чём-то личном?

Это должно было быть тревожным сигналом. Ни разу за время нашей дружбы мы не чувствовали необходимости спрашивать разрешения, чтобы спросить что-то; наша дружба так не работала.

Но я не уловил этого.

– Конечно? – сказала я неуверенно.

Она поигрывала своей кофейной чашкой.

– Почему ты не сказала мне о том, что он попросил две недели с Блэр?

Я тяжело сглотнула.

– Как ты…

– Дани упомянул об этом. Просто вскользь, после того, как столкнулся с ним в ту ночь, когда он привёз Блэр раньше.

Моя голова была лёгкой.

– Правда?

– Не злись. Я послала его, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке.

Я попыталась определить, всё ли это, о чём Дани рассказал ей после той ночи.

Она не была в ярости, так что либо Дани был прав, и она относилась к этому дерьму гораздо спокойнее, чем имела на то право, либо он не рассказал ей обо всей этой истории в моём переднем коридоре.

– Я должна была, Кэти, – сказала она, – девочек не было дольше, чем я думала, и я чертовски волновалась, что что-то… ну. В конце концов, он сказал, что ты была потрясена и просто хотела поговорить, поэтому он посидел с тобой, пока ты успокаивалась. Он больше ничего мне не сказал. Сказал, что это между ним и тобой, и я могу спросить тебя, если захочу, но я не знаю…

Она вздохнула.

– Извини. Это звучит глупо.

– Всё в порядке, – сказала я.

– Просто обычно ты такая хладнокровная, – проговорила она, – поэтому, когда я узнала, что ты была так расстроена, я просто… Мне стало стыдно, что не поддержала тебя. Мне жаль.

О Боже. И теперь она извинялась передо мной.

– Всё в порядке, Эшли, – повторила я, – правда.

Она сделала ещё один глубокий вдох.

– Ладно. Но дело в том, что это ненормально.

Я почувствовала, что застыла на месте.

– Почему?

Она посмотрела на меня, её глаза представляли собой странную смесь жёсткости и сочувствия.

– В последнее время всё было так странно, и я не могла понять, почему. Ты работала, как сумасшедшая, и когда Дани сказал мне, что Давид попросил две недели, мне пришлось задуматься, почему, понимаешь? А потом Артур сказал, что вы с Майком поссорились в прошлые выходные из-за билетов на Тейлор Свифт. Я поняла, что Давид попросил дополнительное время, когда Майк достал билеты для девочек и…

– Эшли, остановись, – сказала я, мой голос дрожал.

– Пожалуйста, не говори мне, что ты изводишь себя из-за этого.

Я пыталась ответить. Я пыталась сказать, что нет. Но у меня пересохло во рту, а в горле образовался плотный комок. К счастью или нет, но этого ответа было достаточно.

– Ты шутишь, – сказала она, – серьёзно, Кэт? Всё это было из-за… Ты пошла к Давиду… Ты пошла к своему грёбаному обидчику… и попросила больше денег только за какие-то дурацкие билеты на концерт?!

Стыд пронзил меня насквозь, вспыхнув так же ярко и горячо, как и гнев, который последовал за ним.

Потому что, с одной стороны, она была права: я поставила себя в такое положение из-за грёбаных билетов на концерт Тейлор Свифт. Мне даже не нравилась Тейлор Свифт.

Но моей дочери нравилась. И она больше всего на свете хотела попасть на этот концерт.

И я хотела быть в состоянии дать ей эти вещи, быть частью этих воспоминаний, иметь эти моменты, которые она будет вспоминать всю оставшуюся жизнь.