Кровь на камнях

– Да мы ж по чуть-чуть только, а его ведь совсем мало было, ну вот нам и схотелось ещё маненько того хмельного испить, ну чаво вы, праздник же, – шмыгая носом, пытался объяснить свою точку зрения Макарычу на всё произошедшее худенький егерь с синяком.

– Смирно! – рявкнул старший унтер, завидев подходящего командира.

– Вольно, продолжайте, – кивнул Лёшка, осматривая живописную картину. От всего десятка за несколько шагов несло хорошим перегарным выхлопом, а половина, как видно, еле держалась на ногах. Так, здесь всё было понятно. Все на месте и незаконно отсутствующих в отделении нет. Уже это хорошо! И Алексей прошёл в избу. Хозяева из местных в ней сейчас не проживали, и она была полностью отдана под армейский постой. В ней всё было раскидано и разворошено. Потап Савельевич с парой капралов проводили сейчас внутри учёт и ревизию.

– Из основного военного имущества всё на месте, ваше благородие, – доложился старший ротный интендант. – Похоже, правду бестолочи говорят, свойское они пропивали или артельную казну на хмельное пустили. Нет, не могли ничего скрасть, эта троица вот только час как отсутствовала.

– Эт самое, господин капитан, – смущаясь, прошептал Ёлкин, – Федька Лужин у той вдовушки, где они свою цуйку прикупили, попытал эдак осторожно, серебро у них было и всё мелкое по гривенникам. Похоже, правда ихнее это оно. Коли стянули б чего казённого, так они бы это к ней для мена притащили. Чисты они в этом. Только это, вы уж про вдовушку-то не говорите никому ничего, я только вам. И Фёдор наш давно уже ни-ни, это он по старым ещё знакомствам пробежал, а щас-то он вон какой сурьёзный, – и интендант, покраснев, опустил глаза в пол.

– Угу, сурьёзный, – буркнул Егоров. – Ладно, понял я, уже легче, что воровства на них нет, будем считать это дело сугубо внутренним, – и вышел из избы.

Колыхающиеся егеря десятка всё так же стояли у стенки избы и бубнили что-то в своё оправдание командирам. Прямо перед их строем стояли на снегу три кувшина с хмельным, а ещё два лежали тут же рядом пустые. Была самая середина ночи, и подмораживало знатно. Январский мороз пробирал через мундир и царапал солдатам щёки.

– Леонид, вестовых по избам, поднять роту по боевой тревоге! Но только без шума и без барабанного боя. И смотри, чтобы до лишних ушей не дошло! – особо выделил свою последнюю фразу Егоров. – Всё! Рота, в ружьё! Бегом!

Барабанщик сорвался с места и унёсся по улице. Ну что же, будем вразумлять и воспитывать людей по-армейски, спускать такое никак было нельзя!

Через десять минут командир стоял перед замершим общим строем:

– Егеря, в роте беда, у нас здесь целое отделение бражников! – и он кивнул на стоявший поодаль десяток. – Всем была дана возможность хорошенько отдохнуть перед предстоящими военными хлопотами, перед учениями и походами. Разве плохо прошли эти десять дней? Послаблений за это время было предостаточно, а заповедь была одна: отдыхать – отдыхай, но меру всему знай, и воинскую дисциплину не нарушай. В третьем отделении эту заповедь грубо нарушили и более того – бросили тень на всех вас и на меня самого как первого вашего командира. Вот полюбуйтесь на них, на красавцев: напились, подрались, подразделение своё бросили и в самовольную отлучку ушли, – и Егоров кивнул на расхристанный, шатающийся десяток. – А если в занятом у неприятеля городе такое случится, и они там до оставленного хмельного доберутся, до исправной ли им службы вообще тогда будет? Ведь целые армии гибли из-за такого. Этого быть более у нас не должно! – И он обвел глазами весь замерший в шеренгах строй. – Всё, братцы, на этом наши праздники закончились! Рота! – и капитан набрал полную грудь воздуха. – К бою! От центра города в нашу сторону идёт конница неприятеля! Отходим в сторону полигонов. У нас десять тяжелораненых, выносим их на себе поочерёдно, полуротами! Бего-ом!

Строй рассыпался, егеря первой полуроты быстро разобрались по четверо и расхватали между собой пьяный десяток. Дозорное звено унеслось вперёд, а вторая полурота, ощетинившись штыками, в это самое время прикрывала отход всех сил.

– Бегом, бегом!

– Сиди смирно, бестолочь, не дёргайся тут, отбегал уже своё! – слышались хриплые голоса егерей переносивших на себе «раненых» и их ружья.

– Потап Савельевич, полные кувшины с собой захвати! – распорядился Лёшка. Интендант с удивлением посмотрел на командира, но, ничего не сказав, бросился выполнять приказ.

Десять раненых для роты было много, тащить их приходилось вчетвером, подручных средств под руками пока не было, и об удобстве их переноски можно было только мечтать. По нескольку раз уже уронили некоторых, а кому-то из непонятливых, похоже, прилетело уже знатно. И теперь бражники старались лежать как можно тише, вслушиваясь в ругательства своих боевых товарищей.

– Лежи тише, пятигузый! Не дёргай копытами, враз отшибу!

Выбиваясь из сил, сменная полурота достигла, наконец, лесных зарослей на окраине города.

– Третий, четвёртый плутонг готовит носилки из подручного, первый и второй в заслон! – скомандовал капитан. – Дозорных ко мне! Фёдор, и вы тоже давайте впрягайтесь, первое отделение, теперь на вас весь наш дозор! – Алексей оглядел копошащихся со срубленными жердинами солдат. – Всё! Кто не успел приготовить носилки, тот несёт раненых так же на себе, времени ждать нет, у нас вон конница на хвосте, бего-ом! – И рота опять понеслась в сторону озёр.

Алексей солдат не жалел, каждый должен был максимально прочувствовать всю остроту сегодняшнего момента и запомнить этот жестокий урок на всю жизнь.

Через час, миновав озёра и выбившись из сил, отдельная рота с «ранеными» достигла небольшой рощицы. На её опушке командир и остановил своих вымотанных солдат.

– Рота, в каре становись!

Как и положено в таких случаях, внутри ровного четырёхугольника поместили всех «раненых».

– Ружья на реме-ень! – скомандовал Егоров. – Кру-угом!

Больше сотни пар глаз разглядывали теперь сидящих перед ними на снегу. Как видно, было им теперь очень несладко. Хмель выветрился за время пробежки, мороз хорошо пробрал, и солдаты под светом луны выглядели жалко и уныло.

– Каптенармус, отдайте им их кувшины, – Лёшка кивнул на озирающихся вокруг штрафников. – Пионерам весь свой инвентарь передать им же! Встать!

Десяток «раненых» поднялся на ноги.

– Ладно, за те два вами выпитых егеря за вас уже рассчитались, пока вот сюда несли, – кивнул Лёшка на центр квадрата. – Сейчас вы тут разберётесь и выроете вот здесь же могилы. Три полных кувшина и к ним три могилы. И вы, и вся наша рота сейчас в них здесь похоронит всякую тягу к хмельному и никогда не позволит себе более такой дури. Приступайте, а мы будем все ждать. И поторапливайтесь, вашим товарищам, я думаю, не больно-то хорошо стоять тут на морозе. Приступайте!

Штрафники, озираясь по сторонам и вначале как-то неуверенно, начали разбирать кирки с лопатами и ковырять ими землю.

– Быстрее, быстрее, вошь пьяная! Чё мы из-за тебя морозиться должны?! Шевелись быстрее, колоброд! Чего ты по сторонам таращишься, охальник! А ну, копай шибче, бражник, хорошо гулять было, поработай вот теперь! – слышалось из стоящего вокруг работающих строя.

Пьяный десяток, вжимал головы в плечи и всё быстрее и быстрее вгрызался своим шанцевым инструментом в мёрзлую землю. С каждым ударом кирки и выковырянной лопатой глины им работалось легче. С потом ушла хмельная одурь и появились прежние цепкость и сноровка. Наконец «могилы» были готовы, в их глубину поместили кувшины, и капитан отдал команду:

– Зарывайте!

Через десяток минут внутри квадрата высилось три холмика из вывороченной земли и глины.

– Весь шанцевый инструмент роты вы отныне несёте на себе! – кивнул им Егоров. – Теперь вы своё оружие не скоро получите, и то если ещё повезёт. Десять нарядов вне очереди вам каждому, на хозяйственные работы. Если хоть пискнет кто, в пехотные полки вылетит тут же из егерей. Поглядим, стоит ли вас дальше у себя держать. Волчьи хвосты с картузов долой, погоны с плеч убрать! Долго мы вас ждать будем?!

Егеря роты с какой-то душевной болью и с внутренним содроганием, не отрываясь, пристально смотрели на то, как штрафники перед ними спарывают жёлтые погоны со своих плеч и срезают волчьи хвосты с зелёных егерских картузов. Сейчас спарывалось всё то, что так резко выделяло егерей особой, знаменитой роты волкодавов от всех прочих солдат армии и чем они все так гордились. Жестоко, обидно и страшно!

– Рота, в походную колонну становись! Дозорное звено, дистанция сто шагов. Первое отделение, в боковые и в тыловое охранение на пятьдесят шагов вокруг. Рота, бегом марш! – Строй с топотом сотен ног бросился в сторону предместий.




– …Перекличка закончилась, в строю все, ваше благородие! – доложился заместитель командира роты.

– После утренней пробежки, как обычно по распорядку, приборка, помывка и завтрак, – распорядился Егоров. – После него полчаса личного времени и построение для следования на учебный полигон. Третье отделение убывает туда сразу же после завтрака со своим инструментом. Для пригляда на сегодняшний день им в старшие назначается рядовой Афанасьев. Василий, штрафники сегодня на вашем, на подрывном будут работать, по тому плану, который фурьер Шмидт мне представил, – кивнул на главного оружейника Егоров. – Так что там, на месте, сразу всё оценивай, что в первую очередь вам нужно делать, а за что можно чуть позже взяться.



– В очередной раз спрашиваю рядовых третьего отделения, ни у кого не появилось желание перейти из нашей егерской роты в пехотный полк?

Алексей внимательно вглядывался в осунувшиеся лица провинившихся. Девятый день беспрерывно проводили они в изнурительных хозяйственных нарядах, вставая раньше, ложась позже всех и не имея вообще личного времени. Вымотались, похоже, штрафники изрядно, но ни одного слова жалобы за всё это время не слышали в роте от них. Подойдя вплотную к той черте, за которой они переставали быть элитой русской армии, особыми стрелками, «волкодавами», эти солдаты прочувствовали на себе, как им не хочется покидать ставший таким родным коллектив. Всего два наряда оставалось у них впереди, и, может быть, их благородие сжалится и всё ж таки даст шанс оправиться, стать такими же, как и все. А уж они не подведут, уж они теперь будут держаться за эту службу, и чувствовать снова себя людьми!

Всё это читалось на лицах третьего отделения.

– Ну-ну, значит, не хочется в мушкетёры, даже с лопатой в егерях лучше? – проворчал Егоров. – Ладно, требования к вам всё те же, трудитесь, как положено, отрабатываете провинность, увижу у кого из вас леность, сам тут же взашей выгоню. Вон сейчас новую партию в гарнизон Журжи набирают, старички знают, что там за служба. Два дня вам осталось страдать, потом поглядим, подумаем с командирами, что с вами там далее делать! Внимание, рота, пять минут на оправку, потом строимся для пробежки! Разойдись!



– Ну что, Василий, как работники, не лентяйничали у тебя? – Егоров оглядел чумазых и вспотевших штрафников, копошившихся на полигоне в своей испачканной и рваной «подменке».

– Да не-ет, ваше благородие, что вы, молодцы робята, весь день с огоньком трудились, – покачал рыжей головой Афанасьев. – Вона как, половину всего ретраншемента за день сработали. И вал маненько насыпали, и даже корзины сверху глиной с камнями заполнили. Чуток боковые ходы начали вести. Ещё, поди, день вот такой же работы, и мыслю я, что закончим мы энтот наш учебный бастион, – кивнул он на кусок сооружаемых здесь оборонительных укреплений. – Ров ещё нам осталось выкопать, рогатки перед ним установить, ну и так кое-где ещё, конечно, надо бы подправить. А как закончим, вполне даже можно будет целый плутонг через него прогонять.

– Добро, – кивнул Алексей. – До вечера уже совсем немного осталось, приглядывай пока за их работой, а после ужина к себе ребят наш каптенармус заберёт. Вот кто у нас, похоже, огорчится, что столько работников он враз очень скоро потеряет, у него-то завсегда есть что там по хозяйству делать. И пусть передохнут, вижу вон, как замаялись.

Алексей внимательно оглядел штрафников. Удивительно, на лицах никакой подавленности, угрюмости или пустых тусклых глаз. Несмотря на всю свою предельную усталость, эти люди смотрели на него открыто и даже как-то весело. Ну, да оставался только один день трудов, а там уже всё решится, командир строг, но он справедлив, да и Василий по секрету уже кое-чего шепнул. Так что живой надеждой и жаждой жизни горели эти глаза. Лёшка посмотрел на Василия, хмыкнул и зашагал в сторону стрелкового полигона. Там сейчас вся егерская рота шлифовала навык точной и быстрой стрельбы.

Двадцать седьмого января на утреннем построении Егоров, как обычно, объявлял план и распорядок службы для личного состава на весь сегодняшний день.

– До обеда дозорное звено занимается под командой капрала Лужина в заозёрной роще. Ему же придаётся на сегодня и первое отделение Опарина. Селантий, перенимайте там у наших пластунов все их навыки и дельные наработки, чую, что пригодятся они нам вскоре, а твой десяток он ведь завсегда был ближе к дозорным.

Второе и четвёртое отделение, вы после завтрака идёте на новый полигон с возведёнными там учебными укреплениями. Подпоручик Гусев, Сергей Владимирович, будет вас наставлять, как их правильно и грамотно у неприятеля брать.

Вторая полурота прапорщика Хлебникова до обеда занимается полевым егерским боем. Особое внимание, Вячеслав, уделите на отражение атаки неприятельской конницы. Иван Макарович, вас попрошу тоже там быть, с вашим-то опытом ещё той старой прусской компании вы нам шибко будете нужны!

Ротные оружейники работают в овраге с пионерами подрывниками ото всех плутонгов. У вас, братцы, новые фугасы сегодня будут в работе. Испытывайте их с особой осторожностью и со вниманием, под командой фурьера Шмидта, ну, да я и сам там сегодня с вами буду.

Алексей выдержал паузу. Рота молча замерла в строю. Именно сейчас должен был решиться и вопрос со штрафниками. Егеря понесли заслуженное и справедливое наказание, они приняли всё то, что им полагалось за свою дурь, безропотно и стойко. Десять дней вышло. По штрафным работам объявлено не ничего было, да и вообще в списке ротных дел третье отделение сегодня и вовсе не упоминалось.

«Что дальше, как их теперь рассудит капитан? – думали солдаты. – А ну как он на них так осерчал, что вовсе даже и не даст им прощения?! Вон ведь все десять дней всю роту в полном составе и в хвост и в гриву гонял. Строг командир, ох и строг!»

– Сегодняшним днём третье отделение роты расформировывается! – громко на весь плац провозгласил Егоров.

Сердце у многих рядовых в строю замерло, а у штрафников так и вовсе побелели лица. «Всё, расформировывается, ну вот и конец этой егерской службы!» – пронеслось в голове у многих.

– Весь личный состав третьего отделения разбивается по всем десяткам роты, а на его месте формируется новое, под командой капрала Изотова, коему это начальственное звание присваивается сегодняшним днём. – Лёшка обвел взглядом, стоявший в конце строя десяток. – Надеюсь, уроком вам лично и всем остальным будет всё то, что случилось. И более впредь такое не повторится! Потап Савельевич, организовывай на сегодня после обеда банный день, – обратился он к старшему тыловой группы. – Понимаю, что не суббота сегодня, но ничего, лишняя помывка роте после такой декады не помешает. А в помощь вам вон эти десять архаровцев, – капитан кивнул на чумазых штрафников. – Пусть первыми потом помоются, отпарятся и постираются. После обеда разрешаю старшему оружейнику вернуть им убранное оружие. Пусть приводят его в порядок да нашивают свои погоны и волчий хвост. Потом отдых, пусть отсыпаются до утра. У всех остальных после бани и часового отдыха по два часа грамматики. Всё на сегодня. Рота, смирно! Вольно! Разойдись!





Глава 8. Инспекция




– Здесь щит ставить, здесь, здесь и здесь, – командовал пионерами в «минном овраге» Курт. – Ваше благородий, шире места у нас нет, самый большой площадка этот! – крикнул он от копошившихся в снегу группы солдат.

– Ничего, пойдёт, от скатов здесь шагов тридцать, сорок до цели будет, – успокоил своего старшего оружейника Егоров. – Покрепче щиты только крепите, чтобы они раньше времени от первой же мины не повалились, а от всех свою порцию осколков приняли. Вот, господа командиры, смотрите туда, где сейчас Курт с пионерами возится, и представьте, что там у нас дорога, а по ней вражеский обоз будет проходить с охраной, – объяснял всем собранным ротным капралам и унтерам капитан. – А щиты, что они там крепят, – это как бы охранная конница и обозные повозки или пушки с передками. Четыре новые мины переносит в сумке наш пионер вместо одной пудовой. Вот из этих вот четырёх две мы здесь подорвём, а две для другого места оставим. И давайте в окопчики проходите, хоть до зарядов около ста шагов будет, однако лучше поосторожничать, чем какой шальной осколок в башку поймать.

Зрители, гомоня, попрыгали в вырытые в земле укрытия и продолжили вести наблюдение.

Вот и пионеры, закончив своё дело, тоже отошли на безопасное место, и с боевыми зарядами колдовал теперь только сам Курт со своими ближайшими помощниками. Вскоре от их группы в сторону окопов направились Афоня с Кудряшом. На ходу они разматывали длинные пеньковые шнуры. У двух вставших на свои ножки «кирпичей» колдовали в это время лишь Шмидт с Василием. Афоня с Кудряшом положили на снег прочный витой шнур и махнули рукой. Оружейники, оставшиеся у мин, приняв сигнал от товарищей, помахали им в ответ, наклонились, а потом бросились в сторону окопов.

– Шнуры заведены от фугасов за сто шагов в заранее замаскированное место, – объяснял зрителям Егоров. – Мины направлены в ту сторону, где удобней будет посечь осколками цели. Курт с Василием привели их в готовность, убрав удерживающие запалы скобы. Посмотрите, эти мины на ножках и так видно плохо, а известкой их покроем, так они и вовсе не заметные станут, огня и дыма-то от фитилей нет. Всё! Ждём появление неприятеля столько, сколько будет нужно! – Алексей оглядел притихших командиров, внимательно всматривающихся в цепочку установленных деревянных щитов. – Обоз подошёл к месту подрыва. Давай, Курт! Всем пригнуться!

Оружейники резко дёрнули за шнуры, и в ста шагах, в том месте, где была «дорога с неприятельским отрядом», грохнули два взрыва.

– Можно! – кивнул главный оружейник, и по команде ротного все бросились к месту подрыва. Увиденное впечатляло! Группа установленных щитов была вся покрыта пробоинами и выщерблинами. В досках застряла металлическая обрезь, дробь и картечины. Люди ходили от одного к другому, качали головой и выковыривали из них металлическую начинку от мин.

– Задний взрыв слишком широко ударить, – качал головой Шмидт. – Угол получится большой, много дробь мимо щит пройти.

– Да ладно, не ворчи, – усмехнулся Алексей. – Назад ведь почти ничего не вылетело, просто веер разлёта осколков очень широкий вышел. Подумай просто, как тонкую, ударную стенку у мины лучше ладить. Может, там боковые стенки формой как воронку сделать? В любом случае, в общем-то, всё очень хорошо получилось!

Второй участок для испытания направленных мин сделали у заросшей опушки ближней рощицы. Пионеры укрепили свои снаряды винтами прямо на деревья и так же их рванули по команде Егорова, изображая тем самым подрыв неприятеля из засады.

Всё! Новые направленные мины с этого момента вставали на вооружение роты. Оставалась только небольшая доработка, и при наличии времени, нужных компонентов, а также умелых рук их можно было сделать столько, сколько было нужно.