Эффект бабочки
Часть 20 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я рассеянно слушаю, но быстро теряю интерес. Когда Маркус делает шаг навстречу и начинает беседу, я думаю совсем о другом.
– Как у тебя дела? Много работы в последнее время?
– Да, порядочно. А у тебя?
– Я ведь, черт возьми, раскрутил агентство, и новые заказы капают теперь постоянно. Свое дело я начал прошлым летом, и с зимы оно пошло в гору.
Òса приносит бутылку шампанского:
– Андреас, может быть, наполнишь бокалы? У меня еще много дел на кухне.
Распознав укол в свой адрес, я следую ее инструкциям. Начинаю с бокала Йенни – шампанское вспенивается и переливается через край. Держа бокал двумя пальцами, она вытягивает руку перед собой, как будто капли обжигают. Я наполняю бокал Маркуса, на этот раз более успешно.
– А что значит «развитие брендов»? – Начинаю я свой вопрос, разливая шампанское. – Я никогда не мог понять, чем именно ты занимаешься.
– О Господи, – закатывает глаза Йенни. – На сколько часов тебе хватит терпения его слушать? Я пока пойду помогу Òсе. – Она уходит, цокая каблучками.
Лицо Маркуса принимает смущенное выражение, которое на самом деле слабо скрывает самодовольство. Понизив голос, он доверительно заговаривает со мной:
– Как видишь, заказов весной было с лихвой. Все пришлось подчинить работе, и в результате на домашнем фронте обострилась напряженность. Ну, впрочем, ты знаешь, каково это.
– Нет, что именно ты имеешь в виду?
Маркус застывает с бокалом у рта, пытаясь понять, шучу я или нет. На его губах дрожит неуверенная улыбка. Глядя ему в глаза, я несколько секунд выдерживаю паузу, прежде чем прийти ему на помощь.
– И все-таки, чем конкретно ты занимаешься, консультируя по вопросам развития брендов?
Облегчение, которое испытывает мой собеседник, очевидно. Он меняет положение тела – я превращаюсь в клиента, которого надо убедить в уникальности его услуг. Маркус отставляет в сторону бокал. Уже вводная фраза сопровождается жестикуляцией.
– Можно сказать, что моя работа имеет единственную цель. Помочь заказчику повысить свою прибыльность. Меня призывают в тех случаях, когда компания или организация испытывает проблемы с идентичностью и нуждается в стратегии, которая поможет создать доверие к ее бренду. Моя задача – обеспечить, чтобы товар…
Я наблюдаю за маленьким пятнышком на верхней губе собеседника. Оно двигается, когда он говорит, и спустя некоторое время я понимаю, что это родимое пятно. Не заостряя внимания на голосе Маркуса, я слушаю трели черных дроздов в тишине июньского вечера. Мой взгляд скользит по его плечу и устремляется в сад. В сумерках все предметы отбрасывают длинные тени. Периодически до меня доносится насыщенный аромат жимолости. Зелень раннего лета переливается множеством оттенков. Глаз видит различия между ними, но пересчитать все оттенки невозможно.
– и у нас наработаны очень хорошие контакты с социологами, изучающими поведение людей, и нейропсихологами, которые помогают нам измерить реакцию потребителей. С помощью позитронно-эмиссионного томографа можно увидеть, какие именно отделы мозга активизируются, когда участники эксперимента оценивают продукт или новую упаковку. Иногда мы так же измеряем частоту сокращений сердца, чтобы.
– А ты знаешь, что стало важнейшим изобретением в истории человечества?
Маркус тут же умолкает, вид у него несколько разочарованный. Потом, пожав плечами, отвечает:
– Наверное, колесо?
– Нет. – Я допиваю остатки шампанского. – Сумка. Закинув голову назад, Маркус смеется:
– Это что, Йенни тебе наплела? Ее последняя сумка от Луи Виттона обошлась в восемь тысяч крон[22].
Я ставлю свой пустой бокал на стол рядом с бокалом Маркуса:
– Когда человек изобрел сумку, появилась возможность приносить домой больше еды и делить ее между членами племени. Именно сотрудничество сделало из нас людей.
Извинившись, я направляюсь в дом. С кухни доносятся голоса Òсы и Йенни, но я решаю подняться наверх к детям. Уже на лестнице слышна мелодия песни Rock you like a hurracaine[23]. Я задерживаюсь в дверях, и никто не замечает меня. Майя с Вильямом стоят на полу, как на сцене – каждый со своей игрушечной гитарой. Их гости изображают публику. Игра «Герой-гитарист» в полном разгаре. На экране телевизора на необъятном грифе гитары играют анимированные фигурки. Разноцветные лампочки показывают, когда надо нажимать подсвеченные клавиши на пластиковых детских гитарах. Все вместе не имеет совершенно никакого смысла. Если бы они потратили столько же времени на обучение игре на настоящей гитаре, они уже успели бы стать виртуозами. У Майи больше очков, и проигрывающий Вильям сдается еще до окончания песни.
Я выхожу на балкон. От шампанского мои мысли стали банальными. В ногах чувствуется усталость, и я пристраиваюсь на шезлонге.
– Андреас!
Кто-то кричит сквозь толщу воды. Голос проникает в сознание, и когда я понимаю, что это Òса, меня переполняет надежда. Она ждет меня, и я хочу к ней; если я только выберусь из воды, все будет в порядке. В следующее мгновение рука ложится на мое плечо. Открыв глаза, я вижу, что Òса уже подошла ко мне, но в ее лице читается одно лишь раздражение.
– Ты что тут, уснул? – шипит она. – Знаешь, мне очень неловко стоять там одной на кухне и развлекать гостей. Но почему ты не можешь хоть немного помочь мне? Хотя бы составить нам компанию?
Жена отворачивается и уходит прочь, и только сейчас я обращаю внимание на ее платье. Похоже, новое, потому что я не припомню, чтобы видел его раньше. Каблуки стучат по лестнице, и я встаю, собираясь пойти следом. Именно тогда мне показалось, что я его слышу. Останавливаюсь и прислушиваюсь, чувствую, как воздух сгущается вокруг, прилипая к не защищенной одеждой коже. Мое внимание привлекает тепловой насос. Звуки доносятся от тепловентилятора – сначала просто шум, потом различимые слоги. Я подхожу ближе и внезапно понимаю, что тепловентилятор нашептывает мое имя. Два раза я слышу его отчетливо, потом долго стою, прижав ухо к металлической пластинке, но могу уловить лишь слабый свист внутри барабана. Ухожу с балкона озадаченным. Мне не страшно. Я считаю, что возникшее ощущение – это знак. Я на правильном пути. Меня окружает память предков, одобряющих мои поиски утраченной правды. Услышанный голос доверяет мне эту миссию.
С вновь обретенными силами я спускаюсь по лестнице. В столовой едят закуску, и мое опоздание никто не комментирует. Òса избегает моего взгляда, я усаживаюсь на пустующее место напротив нее. Мой бокал наполнили красным вином. Я отставляю его в сторону. Вино затмевает мышление.
Детская компания сидит за одним концом стола и не обращает внимания на подавленную атмосферу, царящую в лагере взрослых. Пятна на шее Òсы приобрели темно-красный оттенок, приборы в руках трясутся. Но меня это не волнует. Сегодняшний ужин был ее идеей, моим мнением пренебрегли. На балконе я только что получил подтверждение того, что за мной стоит само мироздание. Оно выбрало меня своим защитником. Человеку позволительно быть забывчивым, но природа помнит все.
– И какие у вас планы на отпуск? – интересуется Маркус, или же просто хочет прервать молчание.
Вытерев рот салфеткой, Òса отвечает:
– Мы еще не решили окончательно. Дети в конце июня поедут в Испанию к родителям Андреаса. Они переехали туда, когда вышли на пенсию, и дети очень любят у них гостить. Ведь правда?
Майя с Вильямом соглашаются, начиная с энтузиазмом описывать своим гостям житье в Испании.
– Мы с Андреасом тоже туда съездим несколькими неделями позже, а куда поедем потом, пока не знаем.
Впервые за ужин жена смотрит на меня. Столкнувшись со мной взглядом, она устремляет его в тарелку.
Вступает Маркус. В ответ на вопрос он подробно делится их собственными планами на отпуск, и я перестаю слушать, улавливаю только отдельные слова и включаю ассоциативное мышление, пока слова не начинают складываться в более осмысленный контекст. Сейчас речь идет о телевизионных передачах, и я вспоминаю о своем незаконченном рассуждении. Достаю записную книжку и читаю:
«ЧЕЛОВЕК – НАСЛЕДУЕМЫЙ МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС?????»
Потом я прислушиваюсь некоторое время к разговору о телевизионных передачах и начинаю понимать, в чем заключается моя логическая ошибка. Если мы обладаем врожденной способностью к сопереживанию и чувством справедливости, почему тогда почти все развлекательные телепрограммы основаны на исключении из группы путем голосования? Открываю новую страницу своего блокнота и записываю:
«ЧЕГО НЕ ХВАТАЕТ??????? ПРИВЛЕЧЕНИЕ ОБРАТНЫХ ИНСТИНКТОВ? ПОЧЕМУ?????»
Рисую длинную стрелку и пишу в нижней части страницы:
«ТЕЛЕПЕРЕДАЧИ МОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ, ЧТОБЫ ПОМОГАТЬ ЛЮДЯМ. ТАКЖЕ МОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЛЮДЕЙ В ПРОИЗВОДСТВЕ ТЕЛЕПРОГРАММ».
Убрав записную книжку обратно в карман, я обнаруживаю, что Òса наблюдает за мной.
– Может быть, пора убрать посуду и подать горячее?
Я следую ее указаниям: собираю тарелки, уношу на кухню и ставлю в посудомойку. Приходит Òса, но она со мной не разговаривает. Только отдает приказы и распоряжения, а в ее движениях сквозит нескрываемая злость. Вскоре мы опять садимся к столу, и я наполняю свой стакан водой. После этого Òса тянется к кувшину и разливает воду гостям. Демонстративно, так, чтобы все за столом почувствовали ее заботу.
И мой эгоизм.
Этот жест раздражает меня. Если кто-то из нас и беспокоится об окружающих, так это я. После четырех десятков лет, проведенных вслепую.
Мой взгляд падает на сумочку Йенни, умышленно повешенную на спинку стула для привлечения внимания. Достаточно невзрачная вещь в коричневых тонах с клетчатым орнаментом из маленьких бежевых цветочков и букв. Я много раз видел подобные сумочки и каждый раз удивлялся, почему все женщины хотят иметь одинаковые сумки. Несмотря на богатство выбора.
Дети быстро заглатывают еду и убегают наверх к своей видеоигре. Взрослые продолжают натянутую беседу. Йенни описывает широко обсуждаемый метод найма персонала, о котором она читала в газете – как сетевые магазины, торгующие продуктами и одеждой, собирают на собеседования очереди из ищущей работу молодежи. Каждому дается по две минуты, и если за это время человек не смог произвести достаточно хорошее впечатление, его отсеивают. Разговор течет дальше: обсуждают новое мобильное приложение, шансы на успех Швеции в чемпионате Европы по футболу и вновь возвращаются к теме летнего тепла, которое либо будет, либо нет.
Я молчу, и мне все труднее сидеть спокойно. Мой взгляд постоянно притягивает сумочка Йенни. Мое новое восприятие реальности превращает этот предмет в пятно позора, бросающее тень на мой дом. Ведь за последние месяцы я так многое прочитал и узнал.
Когда я решаю взять слово, перебивая Маркуса, он рассуждает о пробках в северном направлении на трассе Эссинге.
– А вы знаете, что в Дарфуре ежедневно умирает по сто человек? – Маркус умолкает, и все переводят взгляды на меня. – Около пяти миллионов проживающих там людей зависят от гуманитарной помощи. – Òса и Йенни обмениваются взглядами. Маркус неуверенно улыбается. – Одна студентка из Дании, изучающая искусство, пришла в возмущение от того, что мир ничего не предпринимает по этому поводу, и средства массовой информации почти ничего не пишут о проблеме; она решила помочь сама, используя свои работы. Нарисовала голодающего ребенка с сумкой и собакой чихуахуа, назвав свое произведение Simple living[24]. Потом она напечатала это изображение на футболках – они разошлись как горячие пирожки, и на вырученные деньги студентка закупила медицинское оборудование, которое отправили в Дарфур.
– Круто, – заметил Маркус, отпивая глоток вина. – Приятно слышать, что в мире есть неравнодушные люди.
– Да, это так. – Я смотрю на него в упор до тех пор, пока ему не становится некомфортно, и он не опускает взгляд в свою тарелку.
Òса берет в руки бутылку вина:
– Кто-нибудь еще хочет?
– Но, к сожалению, история на этом не заканчивается. – Не обращая внимания на предостерегающий взгляд Òсы, я продолжаю. – Оказалось, что сумка, изображенная на рисунке, очень напоминает продукцию Луи Виттона. – Òса встает с места и уходит на кухню. – Компания заявила, что футболки – коммерческий продукт, и решила подать иск на художницу, чтобы обязать ее выплачивать по пять тысяч евро в день, а когда студентка опубликовала повестку в суд в Интернете, претензии возросли до пятнадцати тысяч в день. И ей пришлось остановить продажи. Откуда ей взять средства на юридический спор с транснациональной корпорацией? Правда, абсурдно? Она всего-навсего хотела помочь детям и больным из Дарфура.
Йенни и Маркус промолчали в ответ.
– Маркус, ведь ты – консультант по развитию брендов. Скажи, это был умный способ укрепить доверие к бренду? С другой стороны, понятно, что их клиентам, скорее всего, наплевать. Можно предположить, что те, у кого есть хотя бы какие-то моральные принципы, стали бы бойкотировать такую компанию.
Секунду Йенни сидит молча, потом, поднимаясь с места, обращается ко мне:
– Знаешь, Андреас, я не в курсе, что у тебя за проблемы, но общаться с тобой, черт побери, стало неприятно. Я понимаю опасения Òсы.
– Но вы ведь не собираетесь уходить? Мне кажется, еще будет десерт. – Говорю я, всплеснув руками.
Йенни берет свою сумочку:
– Я не слышала этой истории о Луи Виттоне и понимаю, что поводом для твоей лекции послужила моя сумочка. Но, как я уже сказала, я на самом деле не имела об этом ни малейшего понятия.
– Об этом можно прочитать в Интернете. Речь идет просто о способности к ответственному потреблению.
– Конечно. Именно поэтому у вас с Òсой у каждого по айфону? Раз уж ты такой ответственный, поищи информацию о производстве айфонов в Китае. Или тебя больше возмущают товары, которые тебе самому не нужны?
Встав с места, я иду за своим айфоном. Вернувшись к столу, опускаю его в бокал с невыпитым вином.
– Ну вот. Ты довольна?
– Черт, ты сошел с ума, – восклицает Йенни, качая головой.
– А ты что собираешься сделать со своей сумочкой? Теперь, фланируя с ней как ходячая реклама, ты уже не сможешь утверждать, что ничего не знаешь.
Она поворачивается к Маркусу:
– Как у тебя дела? Много работы в последнее время?
– Да, порядочно. А у тебя?
– Я ведь, черт возьми, раскрутил агентство, и новые заказы капают теперь постоянно. Свое дело я начал прошлым летом, и с зимы оно пошло в гору.
Òса приносит бутылку шампанского:
– Андреас, может быть, наполнишь бокалы? У меня еще много дел на кухне.
Распознав укол в свой адрес, я следую ее инструкциям. Начинаю с бокала Йенни – шампанское вспенивается и переливается через край. Держа бокал двумя пальцами, она вытягивает руку перед собой, как будто капли обжигают. Я наполняю бокал Маркуса, на этот раз более успешно.
– А что значит «развитие брендов»? – Начинаю я свой вопрос, разливая шампанское. – Я никогда не мог понять, чем именно ты занимаешься.
– О Господи, – закатывает глаза Йенни. – На сколько часов тебе хватит терпения его слушать? Я пока пойду помогу Òсе. – Она уходит, цокая каблучками.
Лицо Маркуса принимает смущенное выражение, которое на самом деле слабо скрывает самодовольство. Понизив голос, он доверительно заговаривает со мной:
– Как видишь, заказов весной было с лихвой. Все пришлось подчинить работе, и в результате на домашнем фронте обострилась напряженность. Ну, впрочем, ты знаешь, каково это.
– Нет, что именно ты имеешь в виду?
Маркус застывает с бокалом у рта, пытаясь понять, шучу я или нет. На его губах дрожит неуверенная улыбка. Глядя ему в глаза, я несколько секунд выдерживаю паузу, прежде чем прийти ему на помощь.
– И все-таки, чем конкретно ты занимаешься, консультируя по вопросам развития брендов?
Облегчение, которое испытывает мой собеседник, очевидно. Он меняет положение тела – я превращаюсь в клиента, которого надо убедить в уникальности его услуг. Маркус отставляет в сторону бокал. Уже вводная фраза сопровождается жестикуляцией.
– Можно сказать, что моя работа имеет единственную цель. Помочь заказчику повысить свою прибыльность. Меня призывают в тех случаях, когда компания или организация испытывает проблемы с идентичностью и нуждается в стратегии, которая поможет создать доверие к ее бренду. Моя задача – обеспечить, чтобы товар…
Я наблюдаю за маленьким пятнышком на верхней губе собеседника. Оно двигается, когда он говорит, и спустя некоторое время я понимаю, что это родимое пятно. Не заостряя внимания на голосе Маркуса, я слушаю трели черных дроздов в тишине июньского вечера. Мой взгляд скользит по его плечу и устремляется в сад. В сумерках все предметы отбрасывают длинные тени. Периодически до меня доносится насыщенный аромат жимолости. Зелень раннего лета переливается множеством оттенков. Глаз видит различия между ними, но пересчитать все оттенки невозможно.
– и у нас наработаны очень хорошие контакты с социологами, изучающими поведение людей, и нейропсихологами, которые помогают нам измерить реакцию потребителей. С помощью позитронно-эмиссионного томографа можно увидеть, какие именно отделы мозга активизируются, когда участники эксперимента оценивают продукт или новую упаковку. Иногда мы так же измеряем частоту сокращений сердца, чтобы.
– А ты знаешь, что стало важнейшим изобретением в истории человечества?
Маркус тут же умолкает, вид у него несколько разочарованный. Потом, пожав плечами, отвечает:
– Наверное, колесо?
– Нет. – Я допиваю остатки шампанского. – Сумка. Закинув голову назад, Маркус смеется:
– Это что, Йенни тебе наплела? Ее последняя сумка от Луи Виттона обошлась в восемь тысяч крон[22].
Я ставлю свой пустой бокал на стол рядом с бокалом Маркуса:
– Когда человек изобрел сумку, появилась возможность приносить домой больше еды и делить ее между членами племени. Именно сотрудничество сделало из нас людей.
Извинившись, я направляюсь в дом. С кухни доносятся голоса Òсы и Йенни, но я решаю подняться наверх к детям. Уже на лестнице слышна мелодия песни Rock you like a hurracaine[23]. Я задерживаюсь в дверях, и никто не замечает меня. Майя с Вильямом стоят на полу, как на сцене – каждый со своей игрушечной гитарой. Их гости изображают публику. Игра «Герой-гитарист» в полном разгаре. На экране телевизора на необъятном грифе гитары играют анимированные фигурки. Разноцветные лампочки показывают, когда надо нажимать подсвеченные клавиши на пластиковых детских гитарах. Все вместе не имеет совершенно никакого смысла. Если бы они потратили столько же времени на обучение игре на настоящей гитаре, они уже успели бы стать виртуозами. У Майи больше очков, и проигрывающий Вильям сдается еще до окончания песни.
Я выхожу на балкон. От шампанского мои мысли стали банальными. В ногах чувствуется усталость, и я пристраиваюсь на шезлонге.
– Андреас!
Кто-то кричит сквозь толщу воды. Голос проникает в сознание, и когда я понимаю, что это Òса, меня переполняет надежда. Она ждет меня, и я хочу к ней; если я только выберусь из воды, все будет в порядке. В следующее мгновение рука ложится на мое плечо. Открыв глаза, я вижу, что Òса уже подошла ко мне, но в ее лице читается одно лишь раздражение.
– Ты что тут, уснул? – шипит она. – Знаешь, мне очень неловко стоять там одной на кухне и развлекать гостей. Но почему ты не можешь хоть немного помочь мне? Хотя бы составить нам компанию?
Жена отворачивается и уходит прочь, и только сейчас я обращаю внимание на ее платье. Похоже, новое, потому что я не припомню, чтобы видел его раньше. Каблуки стучат по лестнице, и я встаю, собираясь пойти следом. Именно тогда мне показалось, что я его слышу. Останавливаюсь и прислушиваюсь, чувствую, как воздух сгущается вокруг, прилипая к не защищенной одеждой коже. Мое внимание привлекает тепловой насос. Звуки доносятся от тепловентилятора – сначала просто шум, потом различимые слоги. Я подхожу ближе и внезапно понимаю, что тепловентилятор нашептывает мое имя. Два раза я слышу его отчетливо, потом долго стою, прижав ухо к металлической пластинке, но могу уловить лишь слабый свист внутри барабана. Ухожу с балкона озадаченным. Мне не страшно. Я считаю, что возникшее ощущение – это знак. Я на правильном пути. Меня окружает память предков, одобряющих мои поиски утраченной правды. Услышанный голос доверяет мне эту миссию.
С вновь обретенными силами я спускаюсь по лестнице. В столовой едят закуску, и мое опоздание никто не комментирует. Òса избегает моего взгляда, я усаживаюсь на пустующее место напротив нее. Мой бокал наполнили красным вином. Я отставляю его в сторону. Вино затмевает мышление.
Детская компания сидит за одним концом стола и не обращает внимания на подавленную атмосферу, царящую в лагере взрослых. Пятна на шее Òсы приобрели темно-красный оттенок, приборы в руках трясутся. Но меня это не волнует. Сегодняшний ужин был ее идеей, моим мнением пренебрегли. На балконе я только что получил подтверждение того, что за мной стоит само мироздание. Оно выбрало меня своим защитником. Человеку позволительно быть забывчивым, но природа помнит все.
– И какие у вас планы на отпуск? – интересуется Маркус, или же просто хочет прервать молчание.
Вытерев рот салфеткой, Òса отвечает:
– Мы еще не решили окончательно. Дети в конце июня поедут в Испанию к родителям Андреаса. Они переехали туда, когда вышли на пенсию, и дети очень любят у них гостить. Ведь правда?
Майя с Вильямом соглашаются, начиная с энтузиазмом описывать своим гостям житье в Испании.
– Мы с Андреасом тоже туда съездим несколькими неделями позже, а куда поедем потом, пока не знаем.
Впервые за ужин жена смотрит на меня. Столкнувшись со мной взглядом, она устремляет его в тарелку.
Вступает Маркус. В ответ на вопрос он подробно делится их собственными планами на отпуск, и я перестаю слушать, улавливаю только отдельные слова и включаю ассоциативное мышление, пока слова не начинают складываться в более осмысленный контекст. Сейчас речь идет о телевизионных передачах, и я вспоминаю о своем незаконченном рассуждении. Достаю записную книжку и читаю:
«ЧЕЛОВЕК – НАСЛЕДУЕМЫЙ МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС?????»
Потом я прислушиваюсь некоторое время к разговору о телевизионных передачах и начинаю понимать, в чем заключается моя логическая ошибка. Если мы обладаем врожденной способностью к сопереживанию и чувством справедливости, почему тогда почти все развлекательные телепрограммы основаны на исключении из группы путем голосования? Открываю новую страницу своего блокнота и записываю:
«ЧЕГО НЕ ХВАТАЕТ??????? ПРИВЛЕЧЕНИЕ ОБРАТНЫХ ИНСТИНКТОВ? ПОЧЕМУ?????»
Рисую длинную стрелку и пишу в нижней части страницы:
«ТЕЛЕПЕРЕДАЧИ МОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ, ЧТОБЫ ПОМОГАТЬ ЛЮДЯМ. ТАКЖЕ МОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЛЮДЕЙ В ПРОИЗВОДСТВЕ ТЕЛЕПРОГРАММ».
Убрав записную книжку обратно в карман, я обнаруживаю, что Òса наблюдает за мной.
– Может быть, пора убрать посуду и подать горячее?
Я следую ее указаниям: собираю тарелки, уношу на кухню и ставлю в посудомойку. Приходит Òса, но она со мной не разговаривает. Только отдает приказы и распоряжения, а в ее движениях сквозит нескрываемая злость. Вскоре мы опять садимся к столу, и я наполняю свой стакан водой. После этого Òса тянется к кувшину и разливает воду гостям. Демонстративно, так, чтобы все за столом почувствовали ее заботу.
И мой эгоизм.
Этот жест раздражает меня. Если кто-то из нас и беспокоится об окружающих, так это я. После четырех десятков лет, проведенных вслепую.
Мой взгляд падает на сумочку Йенни, умышленно повешенную на спинку стула для привлечения внимания. Достаточно невзрачная вещь в коричневых тонах с клетчатым орнаментом из маленьких бежевых цветочков и букв. Я много раз видел подобные сумочки и каждый раз удивлялся, почему все женщины хотят иметь одинаковые сумки. Несмотря на богатство выбора.
Дети быстро заглатывают еду и убегают наверх к своей видеоигре. Взрослые продолжают натянутую беседу. Йенни описывает широко обсуждаемый метод найма персонала, о котором она читала в газете – как сетевые магазины, торгующие продуктами и одеждой, собирают на собеседования очереди из ищущей работу молодежи. Каждому дается по две минуты, и если за это время человек не смог произвести достаточно хорошее впечатление, его отсеивают. Разговор течет дальше: обсуждают новое мобильное приложение, шансы на успех Швеции в чемпионате Европы по футболу и вновь возвращаются к теме летнего тепла, которое либо будет, либо нет.
Я молчу, и мне все труднее сидеть спокойно. Мой взгляд постоянно притягивает сумочка Йенни. Мое новое восприятие реальности превращает этот предмет в пятно позора, бросающее тень на мой дом. Ведь за последние месяцы я так многое прочитал и узнал.
Когда я решаю взять слово, перебивая Маркуса, он рассуждает о пробках в северном направлении на трассе Эссинге.
– А вы знаете, что в Дарфуре ежедневно умирает по сто человек? – Маркус умолкает, и все переводят взгляды на меня. – Около пяти миллионов проживающих там людей зависят от гуманитарной помощи. – Òса и Йенни обмениваются взглядами. Маркус неуверенно улыбается. – Одна студентка из Дании, изучающая искусство, пришла в возмущение от того, что мир ничего не предпринимает по этому поводу, и средства массовой информации почти ничего не пишут о проблеме; она решила помочь сама, используя свои работы. Нарисовала голодающего ребенка с сумкой и собакой чихуахуа, назвав свое произведение Simple living[24]. Потом она напечатала это изображение на футболках – они разошлись как горячие пирожки, и на вырученные деньги студентка закупила медицинское оборудование, которое отправили в Дарфур.
– Круто, – заметил Маркус, отпивая глоток вина. – Приятно слышать, что в мире есть неравнодушные люди.
– Да, это так. – Я смотрю на него в упор до тех пор, пока ему не становится некомфортно, и он не опускает взгляд в свою тарелку.
Òса берет в руки бутылку вина:
– Кто-нибудь еще хочет?
– Но, к сожалению, история на этом не заканчивается. – Не обращая внимания на предостерегающий взгляд Òсы, я продолжаю. – Оказалось, что сумка, изображенная на рисунке, очень напоминает продукцию Луи Виттона. – Òса встает с места и уходит на кухню. – Компания заявила, что футболки – коммерческий продукт, и решила подать иск на художницу, чтобы обязать ее выплачивать по пять тысяч евро в день, а когда студентка опубликовала повестку в суд в Интернете, претензии возросли до пятнадцати тысяч в день. И ей пришлось остановить продажи. Откуда ей взять средства на юридический спор с транснациональной корпорацией? Правда, абсурдно? Она всего-навсего хотела помочь детям и больным из Дарфура.
Йенни и Маркус промолчали в ответ.
– Маркус, ведь ты – консультант по развитию брендов. Скажи, это был умный способ укрепить доверие к бренду? С другой стороны, понятно, что их клиентам, скорее всего, наплевать. Можно предположить, что те, у кого есть хотя бы какие-то моральные принципы, стали бы бойкотировать такую компанию.
Секунду Йенни сидит молча, потом, поднимаясь с места, обращается ко мне:
– Знаешь, Андреас, я не в курсе, что у тебя за проблемы, но общаться с тобой, черт побери, стало неприятно. Я понимаю опасения Òсы.
– Но вы ведь не собираетесь уходить? Мне кажется, еще будет десерт. – Говорю я, всплеснув руками.
Йенни берет свою сумочку:
– Я не слышала этой истории о Луи Виттоне и понимаю, что поводом для твоей лекции послужила моя сумочка. Но, как я уже сказала, я на самом деле не имела об этом ни малейшего понятия.
– Об этом можно прочитать в Интернете. Речь идет просто о способности к ответственному потреблению.
– Конечно. Именно поэтому у вас с Òсой у каждого по айфону? Раз уж ты такой ответственный, поищи информацию о производстве айфонов в Китае. Или тебя больше возмущают товары, которые тебе самому не нужны?
Встав с места, я иду за своим айфоном. Вернувшись к столу, опускаю его в бокал с невыпитым вином.
– Ну вот. Ты довольна?
– Черт, ты сошел с ума, – восклицает Йенни, качая головой.
– А ты что собираешься сделать со своей сумочкой? Теперь, фланируя с ней как ходячая реклама, ты уже не сможешь утверждать, что ничего не знаешь.
Она поворачивается к Маркусу: